— То есть?! — Властитель недоверчиво помотал головой, не сдержав эмоций, и почувствовал живой интерес Хелеаны, навострившей уши — На стенах стоят женщины?! И что же они там делают?!

— Эээ...ммм... — Глава гильдии растерялся — Стоят! Смотрят вниз.

— С оружием?

— Оружия не видно. Ээээ...ммм..привычного нам оружия! — поправился Глава — Какие-то кривые палки, возможно дубинки. Да ты можешь сам посмотреть, я сейчас создам линзу, и...

— Стой! — резко приказал Властитель, всматриваясь в толпу людей наверху, у стен замка — Они идут! Пошли! Сколько их?

— Сто шестьдесят — вмешался непонятно откуда появившийся Уонг — Если точнее, сто шестьдесят два. Все мужчины. Вроде как...

— Хорошо — задумчиво кивнул Властитель — Встреть их. Латников, лучников — и осторожнее! У них могут быть маги! Вдруг — они сами маги? Ты мне нужен, мой советник. Отдай приказания, и возвращайся. Глава Сегнак, отправь на встречу с чужеземцами двух магов — пусть прощупают на наличие магической ауры. Остальные — пусть сделают защиту вокруг меня...

Властитель вдруг встретился со взглядом Уонга, и с некоторой усмешкой подумал о том, что отдает приказы, как какой-то командир полка, или...Уонг. Вообще-то это его задача, Уонга, обеспечивать охрану господина. Медяк ему цена, если он уже не подумал о том, как прикрыть Властителя. Но это неважно. На то и Властитель, чтобы позволить себе многое.

Ожидание затянулось. Пока "изгнанники" прошли вдоль стены замка, пока они спустились вниз, пока их взяли в окружение и привели пред очи Властителя — прошло не менее часа. Властитель сгорал от любопытства, но не выдавал своих чувств и спокойно сидел в позолоченном кресле, попивая свежеотжатый сок.

Чуть поодаль двое рабов трудились, добывая этот самый сок из твердых, сочных плодов брадаса — Властитель очень его любил, но этот сок теряет свойства после несколькиз часов пребывания на открытом воздухе. Лучше всего его пить через несколько минут после того, как он был процежен через чистую ткань.

И замечательно — запивать им небольшие пирожные, которые тут же пекут в небольшой походной пекарне. Нет ничего лучше запаха свежих печений, особенно если перед этим ты сделал дневной переход на спине трясучего септа.

Властитель, по возможности, должен ехать верхом, как настоящий воин, а не сидеть в фургоне, как женщины, или старики. Само собой разумеется — когда нет дождя. Он ведь не только Патриарх, но и воин, главный Воин Империи!

Сверкающие на солнце ряды латников, ощетинившиеся острыми копьями с листовидными наконечниками, медленно приближались к лужайке, застеленной драгоценными коврами (дабы Властитель не испачкал свои белые туфли), и Величайший вдруг с удивлением заметил, что пришельцы необычайно высоки! Просто-таки гиганты, в сравнении даже с самым высоким из латников, возвышаясь над ним самое меньшее на полголовы! Не все, конечно, были и равные по росту обычному человеку, но большинство — просто великаны, плечистые, огромные!

А еще, Властитель заметил — у многих чужаков на теле имелись татуировки. Странные татуировки, не виданные доселе — дома с куполами, обнаженные женщины, прибитые к скрещенным палкам, и еще многое, многое и совершенно невиданное!

Удивительно! Потрясающе! Белая, как полотно кожа, и на ней странные рисунки! Магические рисунки?

Властитель от волнения привстал, подошел к краю квадрата, сделанного из ковров, но опомнился, и снова сел на походный трон, дожидаться, когда пленники подойдут ближе.

То, что это пленники, а не гости — никто не сомневался, даже они сами. Как же еще расценить эту толпу закованных в сталь бойцов, которые держат наготове острые копья? Как друзей, мечтающих почесать спину этим татуированным мужчинам?

— Какие большие! — выдохнула Хелеана, слегка наклонившись к Властителю — Интересно, а у них...все такое большое?

Властитель едва не фыркнул, и ему стоило большого труда не порушить каменное выражение лица. Но справился, прищурившись, посмотрел на жену:

— Вы, женщины, только об одном и думаете!

— Ну почему же... — потупила глаза Хелеана — Иногда — о двух!

Властитель все-таки не удержался. Он расхохотался, и хохотал с минуту, утирая глаза тыльной стороной запястья. Потому он и таскал с собой эту женщину, потому и любил ее — умна, демоница! А уж как скажет, так скажет! Никто не мог ТАК его повеселить! Никто, кроме нее!

Один чужеземцев, смотревших на него, что-то недовольно крикнул, показав странный жест, будто показывал средним пальцем куда-то на небо. Потом сплюнул, и тогда стало ясно — он сказал какую-то гадость. Властитель нахмурился, вытер глаза платочком, который взял из рук постельничьего, легонько повел пальцем в сторону чужеземца. И тут же стоявший слева телохранитель-лучник мгновенно выхватил из колчана на спине стрелу с зазубренным стальным наконечником, бросил ее на тетиву лука, который без промаха бьет на двести шагов — через секунду после плевка татуированный чужеземец уже подергивалсся на земле, брошенный на спину могучим ударом стрелы, пробившей ему череп и вышедшей из затылка.

Славный выстрел — подумалось Властителю. Красиво. Расстояние небольшое, но попасть точно в середину лба, да так, чтобы наконечник вышел наружу посредине затылка — это надо быть настоящим мастером! Все-таки лучшие стрелки — с побережья, это точно.

А еще Властитель заметил, что стоявший рядом с убитым человек что-то сказал, когда татуированный сплюнул — похоже было, что он выговорил нечестивцу за невежливое поведение.

— Что с магией? — негромко спросил Властитель, обращаясь к Главе гильдии магов, стоявшему возле него и ожидавшему, когда Величайший обратит на него внимание — Они обладают магией?

— Если и обладают, о Величайший, то такой, какую мы не можем увидеть. У них странные ауры, но ни одна не похожа на ауру мага. Это просто люди. Большие, странные, но обычные люди.

— Гиганты... — задумчиво протянул Властитель, взглянув на Уонга, приказал — Подведи ко мне вон того, что рядом с убитым. Да, того, черноволосого.

Уонг коротко скомандовал, двое стражников бросились вперед и схватив под локти чужеземца потащили его на ковер. Чужеземцы что-то залопотали, но шум тут же утих, когда стражники угрожающе качнули сверкающими наконечниками копий.

Никому не хочется получить такую штуку в живот — с усмешкой подумал Властитель — Даже если ты гигант.

А выглядело и вправду смешно — стражники по сравнению с пришельцем выглядели как подростки, пытающиеся одолеть взрослого дядю. Похоже, что если бы он двинул как следует руками, эти самые "подростки" разлетелись бы от него в разные стороны.

— Интересно, а женщины у них такие же большие? — вслух, чуть слышно проговорил Властитель, и тонко, едва заметно улыбнулся. Но Хелеана услышала, и откликнулась тут же:

— Кому-то и самки сардов по нраву...

Он опять чуть не расхохотался. Вот умеет же сделать настроение! Как хорошо, что среди всех он выбрал именно ее! И все потому, что девушка, когда он смотрел на ряд невест, неожиданно и весело ему подмигнула, ничуть не заботясь о нарушении этикета, о том, что он о ней подумает.

Потом, когда они были уже женаты и между ними установились не просто партнерские, но еще и любовные отношения, Хелеана ему призналась, что выглядел он очень смешно — грустный, будто недавно помер его любимый пес. И ей вдруг захотелось подержать, поднять настроение — невзирая на последствия. Что она и сделала. И не прогадала!

Властитель слегка улыбнулся, прищурил правый глаз, будто хотел подмигнуть. Хелеана поняла и улыбнулась под вуалью, повторив его жест.

Хорошо, когда тебя понимают! — подумалось Властителю, и выбросив шальные мысли он занялся делом. Для шалостей будет ночь, и тогда он решит — кого из жен или наложниц взять себе для утех — утех своей плоти, и плоти Хелеаны. Она всегда участвовала в его любовны играх, и теперь Властитель даже не представлял, как мог раньше обходиться без нее.

Он пока что запретил ей рожать — чтобы не испортила фигуру, но скоро все-таки позволит родить сына, или дочь. Хелеана уже намекала, что хочет иметь ребенка. Нужно будет позволить ей зачать, их сын будет лучшим наследником Империи. Два ума должны произвести что-то еще более умное, хотя...бывает, что на детях судьба отдыхает. Умные родители — и дурак сын! Все бывает.

Да, он позволяет супруге такое, чего не позволил бы никому на свете. Но она этого заслуживает. Любимая жена...

— На каком языке они разговаривают? — негромко осведомился Властитель — Вы определили?

— Не знаю, Величайший! — растерянно ответил маг с поклоном — Должен признать свою ничтожность! Я считал, что знаю все наречия, все языки, на которых разговаривают люди. И вот — я не знаю!

— А как нам с ними общаться? — слегка нахмурился Властитель — Мы же должны узнать, откуда они, зачем прибыли? Мне же нужно решить, что с ними делать?

— Ты как всегда мудр, Величайший! — просиял маг — Ты намекнул мне, а я, ничтожный, не понял! Точно, так и сделаем!

— Изложи — не удивился Властитель, улыбаясь уголками губ.

— Мы возьмем нескольких, я наложу на них чары, и они выучат наш язык за считанные часы! Поручу это дело моему заместителю (он указал на молодого мага), и к утру эти варвары будут разговаривать не хуже любого крестьянина, или горожанина! Только прикажи, Величайший!

— Приказываю — научить десять...хмм...сколько сможете чужеземцев нашему языку. Выберите тех, кто выглядит более-менее разумно, и обучайте. Уонг, обеспечь магов защитой. И выбери место для ночевки — это место мне не нравится. Где-нибудь у реки, возле прохлады. И отгороди место для купания — возможно я пожелаю искупаться, и не один (Хелеана издала негромкий звук, похожий на смешок). Займись!

Уонг коротко поклонился, отошел, и...все завертелось — как и всегда после приказа Властителя. Он не терпел промедления, наказывал тех, кто мешкает, и награждал усердных работников.

Сила Властителя не только в его уме. Когда подданные знают, что будут наказаны за невыполнение приказа, и награждены за усердную службу, они работают гораздо эффективнее. Это закон.

Нет, не тот, что вышел из канцелярии дворца Властителя, и заверен печатью Величайшего. Закон природы, закон, данный богами.

___________

— Ты спишь? Эй, ты спишь?

Тихий шепот, чтобы не услышали охранники. Опять будет разговаривать "за жизнь". Очередной приступ самобичевания!

— Все-таки, почему у тебя нет чувства вины? Ты же народа положил — кучу! Как дрова! А у них ведь были родители, а может и дети! Совесть не мучает?!

— А тебя — не мучает?

— Нет. Меня опоили! Подсыпали чего-то в водку, вот у меня крыша и поехала. И я всего пятерых убил, а ты пятьдесят! И что?! Почему мы теперь рядом?!

— Надоел ты уже. Три года одно и то же талдычишь! Три года я эту муйню слушаю! Когда-нибудь сломаю тебе шею! И ты наконец-то заткнешься!

— Тише! Чего разорался?! Вот же наградил меня Господь личным адом...а ты — черт! Да, да — черт!

— Регресс. Вчера я был сатаной. Чего сегодня-то меня разжаловал?

— Дурак ты, Колян! Вообще — дурак! Вояка хренов! Руками таких, как ты, все и делается — руками тупых солдафонов! И что ты получил? Вытащила тебя Контора? Вспомнила о тебе?! Что, нельзя было документы тебе новые соорудить? Вроде как помер, а самого отправить в горячие точки, людей убивать?!

Взметнулся, секунда, и пальцы сжимают горячую, трерпещущую глотку. Движение — и трахея будет раздавлена, как гнилой плод!

— Послушай, сучонок — я Родину защищал! Воевал за свою страну! А убил я подлецов, которые грабят народ! Тварей! Мразей! Ты же нажрался до усрачки, и в магазине расстрелял случайных прохожих! Так вот почувствуй разницу, уепок! Сцука — как ты мне за три года надоел — просто руки чешутся тебя прикончить!

Постоял, выпустил глотку. Садиться в ШИЗО за придурка — глупо. И палками еще отмудохают. А потом, вместо этого — дадут в соседи какого-нибудь душителя-маньяка, или того ублюдка, что битой женщина в парке убивал. Или чеченца-боевика, который дом взорвал. Придется всех убивать, так никакого здоровья не хватит. Отобьют нутро. И это понятно — порядок, есть порядок! Карать имеет право только государство!

Грохот открытой "кормушки". Грубый, неприятный голос:

— Приготовиться к поверке!

Бегом к кормушке, руки назад, высунул в дыру. Наручники защелкнулись — бегом к противоположной стене, на колени, головой в пол, руки вверх.

— Вы чего, сссуки...страх потеряли?! Орете среди ночи! Получите!

Хлесткие удары — дубинка, с оттягом — аж дыхание перехватило. Как в матрас — бум! Бум! Бум!

А не нарушай правила! Выполняй, что положено!

Но все когда-то кончается. И снова — нары, тишина и не выключающаяся лампа под потолком, тусклая, закрытая металлической сеткой. Вот так и смерть придет под светом поганой двадцатипятисвечовой лампы. Сунут в мешок, и утащат, волоча по полу, чтобы закопать где-нибудь на заднем дворе, рядом с убийцами-маньяками и насильниками.

Интересно, Нюське тело выдадут? Впрочем — какая теперь разница? Да и нет нужен он ей, Нюське-то. Ну да, она исправно шлет передачи, пишет, но...у нее своя жизнь.

— Видишь, какой ты дурак? — тихий-тихий шепот, но слышно хорошо. В тюрьме не раздается ни звука, как в морге. Стены толстые, звук гаснет, поглощенный старинным камнем. Старая тюрьма, еще дореволюционная.

— Бока болят, и спина! А все из-за тебя! — полковник не унимался, и Зимин скривил губы — лучше бы сидел в одиночке, чем с этим придурком. Хотя...в одиночке он давно бы разбил себе башку. От тоски. Потому вероятно и сажают по двое, по трое. Чтобы было кого ненавидеть.

Ненависть — тоже занятие, не хуже любого другого. Ненависть — нередко движущая сила прогресса. Или любовь? Нет, все-таки ненависть. Из-за любви поленишься что-нибудь сотворить, а вот из ненависти... Он же ведь поубивал этих негодяев из ненависти — мстил за Вальку!

Мда...может стоило принять приглашение того типа? Сейчас был бы на свободе... Можно было бы свалить куда-нибудь, хрен бы нашли эти уроды! Тактика, однако.

А тогда все это казалось правильным — как можно принять предложение от того, кто косвенно виноват в убийстве Вальки? Пойти работать в банк, который виноват в ее смерти на сто процентов! В банк, который Зимин снес бы с лица Земли, да еще и место бы грузовиками соли засыпал, чтобы там ничего не росло!

Твари! Нелюди! Нет, правильно отказался. Не смог бы с ними разговаривать. Хотя...

Три года, что он сидел в тюрьме на пожизненке, Зимин задавал и задавал себе этот вопрос — правильно ли он поступил? И не находил ответа. Все-таки, вероятно, следовало быть похитрее. Но тогда это был бы не он. Тогда, Зимин должен был себя сломать, растоптать свою душу. А у него если чего осталось, так это бессмертная душа. Если она бессмертна, конечно. Но хочется верить.

Вон, полковник, ударился в религию — молится, боагостный такой становится в этот момент. А когда по несчастным прохожим стрелял — где был его бог? Или когда взятки брал — думал о боге? Не убий, не укради — где это было у него в душе? Не было? А откуда взялось? Зародилось тут, в этих стенах, у параши? Небось — выпусти его, и тут же снова забудет о Боге! Лживая тварь.