Красный рассвет

Ночью шел снег. В России на такое никто не обратил бы внимания, у нас может и в апреле пойти. Но снег в Испании, во второй половине марта, это все-таки чересчур. В утра, бонусом к ночным осадкам, зарядил мелкий, холодный дождь. Облака повисли в небе сплошной, непробиваемой пеленой и о полетах не могло быть и речи. Я даже засомневался. В памяти сидело, что наступление должно было начаться сегодня, но расползшиеся в рыжую кашу дороги ставили на этом крест. Да и фронт едва громыхал. Вместо привычного набатного гула, лишь эпизодически грохотал, напоминая о своем существовании.

Все-таки в Аликанте было получше. И климат и кормежка и особенно девушки. А тут, едва прилетев, сразу окунулся в сырость. Бр-р. Противно. Только чаем и спасаюсь. А с ним тут беда — не пьют местные чай, приходится искать, мотаться чуть ли не по аптекам. В общем, одно расстройство...

Одно радует — в эскадрилье приняли хорошо. Я уже не на птичьих правах, а в доску свой. Это заметно — никто не смотрит косо, исчезли подначки: вроде и безобидные, вроде по дружбе, но с не сказать что беззлобные. Летали мы теперь больше парами — это оказалось, куда при маневрировании и куда удобнее для наших невеликих сил. Колесников, на построении, спросил, кто желает со мной быть ведомым и вновь вызвался Сеня Акатов. Он крайние недели летал с Хариным, но приперелете из Валенсии у того обрезало мотор и Л. сейчас 'загорал', дожидаясь возвращения самолета из мастерских...

С неба земля кажется пустой, безжизненной. Не малейшего движения, все застыло, все неподвижно. Проплывают небольшие молчаливые деревеньки с рыжими черепичными крышами и белыми стенами домов, проносятся серебристые оливковые рощи, серые артерии дорог. И нигде нет ни малейшего следа человека — будто вымерли все.

Но это только на первый взгляд. Но это только на первый взгляд. Стоит только приглядеться и сразу видно расположившийся на отдых санитарный обоз — десятка два запряженных лошадьми фургонов, украшенных красным крестом. Видно плетущуюся по дороге змею — очередная 'бандера' спешит на фронт. Видно разбросанные среди домов, упрятанные от авиации автомобили какой-то артиллерийской части. Видны и сами орудия, стоящие среди наспех отрытых огневых позиций — серые невзрачные букашки с коротким хоботком — стволом. Все это мгновенно, цепко ухватывается взглядом, впечатывается в память и уносится под крыло — ненужное и забытое. Сейчас важнее глядеть небо — опасность здесь исходит оттуда.

Ведущий коротко качнул крыльями, затем несколько раз клюнул носом. Атака! Бросаюсь за ним, наблюдая, как растягивается наш, казалось монолитный строй 'Ишачков'. Внизу узкая полоса дороги, а на ней в два ряда машины, повозки, телеги. Внизу отступающие 'Черные стрелы', а может и 'Черные перья' — хрен их, этих итальянцев запомнишь. Да и чего запоминать, когда их надо бить...

Самолет ведущего резко взмыл вверх и от него отделились две маленькие черные точки. Два дымных столба вспухли в десятке метров от дороги. Хорошо положил. Я прицелился по какой-то страшноватого вида маленькой зелено-желтой танкетке. Вижу, как о дороги, испуганными зайцами несутся люди. Много людей. Загнав цель под капот, резко нажимаю спуск бомбосбрасывателя, тяну ручку на себя. От перегрузки темнеет в глазах. Выйдя из атаки, увидев, что ведомыйприотстал, высунул над кабиной погрозил ему кулаком.

На земле хаос. Колонна остановилась, в ней несколько пожаров, дорогу заволокло дымом. Лошади и мулы, испуганные взрывами, рвали постромки и носились по полю, топча и сбивая людей. Однако моя цель цела и, похоже, невредима. Зато рядом валяется что-то бесформенное: искореженная рама, какие-то железки, огрызки. Все это горит, скрывая танкетку чернойкопотью, словно маскирую. Похоже, что мы с Сеней куда-то попали.

Делаем новую атаку. Склонив голову, прицелился в съехавший в обочину грузовик. Бью короткими очередями, и трассы пересекались далеко перед целью, таяли непонятно где. Похоже, что я погорячился и со сведением пулеметов и со снятием прицела. Надо будет поставить обратно.

С северного направления показалась россыпь точек. Колесников закачал крыльями, потянул влево, набирая высоту. Собираясь в кулак, летим за ним. Никто не отстал, никто не сбит, нас по-прежнему двенадцать, как и после взлета. А вот колонне сильно поплохело — я увидел не менее десяти очагов пожаров. Штурмовка продолжалась — за нами подошла эскадрилья Р-Z и доделывала начатое. Теперь драки не избежать — фашисты так просто штурмовиков не отпустят, и нам придется их прикрывать.

Новая атака. Разогнавшись пикированием, бросил свою машину наперерез тройке 'Фиатов'. Те бросились врассыпную, и я вижу, как рядом с одним из них проносятся белесые штрихи трассеров. Это Сема поторопился, стал стрелять издалека. Выходим из атаки и ведомый снова отстал — видимо чувствуется разница в мощи моторов. Мне это не понравилось.

Вокруг кипит адская карусель. Наши штурмовики отходят, их преследуют 'Фиаты', а им свою очередь мешают наши 'Ишачки'. Это все вертится адским клубком. Взглядом невозможно охватить картину боя полностью, она воспринимается фрагментами, эпизодами. Вижу как пытается сесть горящий штурмовик, а рядом кувыркаясь падает дымящий 'Фиат'. Его сбил 'Чатос', а я даже не успел увидеть, откуда они подошли...

В очередной раз пикируем. Итальянец, которого я атаковал, резкой полупетлей ушел под капот. Увидев, как сзади слева, на нас с Семой заходила пара фашистов, продолжил полет в горизонте, а затем плавно потянул вверх. 'Фиаты' отстали и мы снова разогнались, сваливаясь в самую кучу. Там натуральная собачья свалка, все гонялись за всеми, и среди этого я Хаоса я увидел пару 'Ишачков'. У одного на хвосте, растянувшись цепью, сидело трое итальянцев. Второй пытался помочь напарнику, но у него сзади болтался еще один фашист.

За козырьком засвистел ветер, обдувая кабину неприятным сквозняком. Я, разогнавшись на пикировании, провалилсянемного ниже противников,чтобы дольше оставаться незамеченным. Выбрал своей целью крайний левый 'Фиат' и тут атакуемый ими 'Ишачок' заложил крутой левый вираж. Итальянцы сразу бросились следом и 'мой' словно сам заскочил ко мне в прицел. Мне оставалось лишь чуток доработать ручкой.

Пузатенький, серо-зеленый силуэт фашиста вписался в кольцо, ипулеметы затрещали, захлебываясь от собственной скорострельности. 'Фиат' неожиданно резко накренился, а я, разогнанный до бешенной скорости, тут же проскочил противника, едва не зацепившись за его крыло. Оставшаяся пара врагов бросилась врассыпную, спасенный 'Ишачок' тоже тот час исчез под крылом. Под плексигласом кабины белая маска — лицо пилота. Номер не разглядеть не успел. Чуть оторвавшись, вновь потянул ручку на себя, меняя скорость на высоту.

Внизу, оставляя красивую черную спираль, штопорил 'Фиат'. Пара 'Ишачков' отходила и их никто не преследовал. Ведомый мой оказался на месте. Я про него позабыл, а теперь заполошно дернулся и облегченно выдохнул, увидев Семину белозубую улыбку. Значит все нормально...

Бой распадался, оттягиваясь к полюсам земли. Наши к югу, фашисты на север. На земле, рядом с дорогой, горел громадный дымный костер. Другой пылал на небольшом, заросшем ельником, горном склоне... Я пересчитал наши истребители, и их оказалась дюжина — ровно столько, сколько и вылетало. Небо сегодня осталось за нами...

Вечер был сырой и холодный. Небо затянуло облаками, скрыв луну и звезды, и все вокруг погрузилось в непроглядную тьму. В ночи, стороной гудел 'Юнкерс', но никак не мог нас нащупать. На аэродроме темень хоть глаз выколи. Все освещение, в целях светомаскировки отключили, и мы собирались в кромешном мраке. К автобусам шли, спотыкаясь, натыкаясь друг на друга и тихо матерясь.

Полчаса плавной качки и вот мы уже в Мадриде. Город регулярно обстреливается, его бомбят, здесь нехватка продуктов, но он живет, он воюет. Здесь работают многие магазины, горят огни кафе и ресторанчиков. На улицах прогуливаются парочки: женщины, как всегда, нарядны, большинство мужчин в военной форме. Жизнь, несмотря на войну и лишения, продолжается...

Из автобуса мы высыпали веселою, шумною толпой. Мы были на центральной улице города, на Гран-Виа, в отеле 'Палас', шикарном здании, раньше принимавшем богатеев, сменившихся республиканскими летчиками. Ночевать здесь любили больше чем в общежитии у аэродрома, и куда больше чем в горах. Тут были и горячий душ, и неплохой бар и веселые, красивые девушки, в общем, все, что нужно человеку после тяжелого дня. Я оказался здесь впервые. Ополоснувшись и переодевшись, пошел знакомиться с отелем.

Ноги занесли меня в бар. Здесь было пусто, видимо наплыв посетителей только ожидался лишь у стойки, на высоком, мягком табурете примостился Фрэнк -крепкий белобрысый парень американский пилот-интернационалист. Перед ним стоял пустой стакан, а сам он, привалившись к стойке, попыхивал сигаретой.

— Привет дружище! Неужели в этой дыре есть виски?

— В баре лучшего отеля Мадрида есть все! — Появившийся откуда-то бармен показал на початую бутылку на витрине.— Вот, пожалуйста, 'CanadianClub'пятилетний, еще довоенные запасы.

Английский у бармена был хорош, куда лучше моего. Правда, этот язык никогда не был моим коньком. Вот немецкий — да...

— Угощаю! — Фрэнк резко развернулся на своем табурете, чуть при этом не свалившись. Судя по его виду, опустошенный стакан был уже не первым.

— Не откажусь! — промочить горло после сегодняшнего промозглого дня было в самый раз.

— А я не знал, что ты говоришь по-английски, — сказал он, пока бармен разливал по стаканам виски. — Теперь буду меньше ругать местные порядки. А то кто вас, коммунистов, знает.

— Кто бы говорил. Из нас двоих, ты куда более красный. Сигару? — решил проявить я ответную вежливость. — Привез из Аликанте.

Фрэнк оживился, быстренько притушил папиросу и стал разглядывать толстую коричневую сигару. Я их прикупил целый ящик, похоронив свои финансы, и подумывал, что по возвращению нужно будет прикупить еще один. Местные папиросы и сигареты казались мне излишне терпкими, а сигары, если нечасто и немного, были вполне ничего. Странно это все, видимо какой-то выверт переноса. 'Дед' раньше курил и не жаловался, а теперь, наверное, придется бросать...

— Спасибо! — Фрэнк выдохнул облако ароматного дыма. — Только почему это я красный? Это ты у нас коммунист!

— А вот домой, в Штаты, вернешься и узнаешь, каков ты на самом деле.

— Ерунда это все! Давай выпьем за воздушные победы! — Он взял свое виски и кровожадно улыбнулся. Улыбка у него получилась сухая и страшная. С такой улыбкой людям отрезают головы, и я подумал, что неплохо бы научиться улыбаться так же.

Мы чокнулись стаканами.

— Чтобы этих побед было больше, — продолжил Фрэнк. — И чтобы они были такие же красивые. Видел, как ты сегодня срубил этого макаронника. Это было впечатляюще.

— Я тоже видел, как кувыркался дымящий 'Фиат', — вернул я комплимент, — и был впечатлен не меньше.

Мы отсалютовали стаканами и довольные друг другом задымили. А ведь сигара под виски здорово идет. Буржуи хоть и сволочи, но знают толк в удовольствиях.

— Долго здесь еще пробудешь? — спросил я.

Фрэнк неопределенно пожал плечами, потом усмехнувшись, спросил:

— А ты?

Мы оба засмеялись, и я подумал, что он не такой пьяный, как кажется.В баре по-прежнему никого не было. Даже бармен, чтобы не мешать нашему разговору, отошел к дальнему концу стойки.