К вечеру Зара в пещере так и не появилась. Впрочем, я и не ожидала, что мой "гонец" вернется с хорошими новостями так рано. Гром грянул на следующее утро...
Под землей не было закатов и рассветов, так что ориентироваться во времени было очень проблематично. Разбойники вовсе не утруждались такой ерундой, и свободное от нападений и грабежей время проводили по-медвежьи, в спячке. И мне не миновать бы полной дезориентации во временном пространстве, если бы не Машенька — каждый божий день на заре, точно разбуженная петушиным криком, она поднималась и приносила мне миску с теплой водой для умывания, как будто ничего не случилось и жизнь идет своим чередом.
При тусклом пляшущем свете масляной лампады, склонившись над миской с водой — жалкая замена зеркальцу! — я наводила марафет... точнее, страх и ужас. Древесный уголек из костра заменял всю косметику скопом, позволяя сделать из лица готическую маску в черно-серых тонах.
Внезапный шум заставил всех отвлечься от своих дел. Разбойник, оставленный Тимофеем наверху, следить за приближением к пещере случайных грибников и потенциальных врагов, вывалился из пролома в стене, спотыкаясь и хватая ртом воздух:
— Королевские... егеря! — выдохнул он.
Переполох, поднявшийся после этих слов, можно было сравнить с началом конца света. Вместо того, чтобы схватиться за оружие и грудью встретить врага, или отправить небольшой отряд, чтобы он отвлек на себя внимание основных сил противника и увел в сторону "от гнезда" по примеру курицы-наседки, мужчины лишь бестолково метались по подвалу, распинывая костры и наступая на продолжающих спать товарищей. Некоторых из них и пушечный выстрел не разбудит...
Женщины, напротив, кинулись собирать вещи и увязывать их в узлы — правильно, на каторге все пригодится... Не собираются же они пешком убегать от егерей через лес с таким грузом за плечами!
Поддавшись общему психозу, Машенька тоже было бросилась собирать в кучу какое-то тряпье и посуду.
— Погоди! Куда это ты собралась? — я схватила ее за руку.
— Не знаю... Как все, — растерялась она.
— Все сейчас вспомнят про нас, и начнут мстить, — пришлось напомнить, что мы здесь на особом положении. — Так что делай не как все, а как я!
Опустившись на четвереньки мы постепенно (и, хочется надеяться, незаметно для остальных) поползли вдоль стены. Спрятаться негде — ни ниш, ни проемов, даже углов в этом подвале не было, так что своеобразным укрытием нам послужила распятая на стене шуба. Может, хоть какое-то время не сразу заметят.
Сорвав со стены предательский факел, я изо всей силы отбросила его прочь — обратно вернулся звук удара и сдавленное проклятие. Кажется, попала в кого-то... Ну, извини!
— Нет ее здесь! — кажется, мы очень вовремя покинули свое прошлое пристанище. Хриплый голос возницы с перерезанным горлом невозможно было перепутать с любым другим.
— Да куда она может деваться! — уверенно рявкнул Отчаянный Тимоха.
Машенька пискнула мышкой и, дрожа, прижалась к моему боку — как будто так мы становились менее заметными.
— Вот она! — прохрипел разбойник. Где-то совсем близко... предательская слабость в ногах... Вот бы стать незаметной-незаметной... прозрачной!
— Это шуба, дурак! — осадил подручного атаман.
— Спрятались за ней...
— И ноги поджали? — хмыкнул батька Тимофей. — Черт с ними, пора рвать когти!
Как только разбойники повернулись к нам спинами, я почувствовала шевеление под боком, и успела ухватить Машеньку за руку:
— Ты куда собралась?
— Туда, к выходу!
— Балда! Остальные только нас и ждут. Попасть под дружественный огонь тоже мало приятного. Давай туда, за атаманом!
— Я боюсь! — уперлась горничная. — Заметит!
— Ничего, прорвемся! У него наверняка есть какой-то план.
Делу — время, а телу — бремя... Немного поколебавшись, я сняла со стены свою шубу и накинула на плечи. Мало ли что с ней может случиться во время штурма! Стараясь держаться в тени стены, не натолкнуться на кого-нибудь из разбойников, и в то же время не потерять из виду удаляющие спины батьки Тимофея и Хрипатого, мы с Машенькой успели заметить, как атаман хлопнул по стене ладонью, после чего они вместе с сообщником буквально прошли сквозь холодный камень! Когда к этому месту подбежали мы, там вновь была гладкая кирпичная кладка.
Я в задумчивости остановилась: а вот горничная, не сомневаясь ни секунды, рванулась вперед, и гулко врезалась лбом в стену.
— Ты что?!
— Я думала, еще можно пройти, — потирая ушибленное место, призналась девушка.
— Мала еще без меня сквозь стены проходить... Кажется, этот, — сделав поправку на разницу в росте, я всем телом навалилась на камень, по которому стучал Отчаянный Тимоха. То, что со стороны и в чужом исполнении выглядело легко, от меня потребовало приложения немалых усилий. Когда я уже совсем было пришла к выводу, что ошиблась кирпичом, он неожиданно поддался и ушел в стену вместе с изрядным куском кладки, открыв дышащий сыростью провал.
— Так и знала! Не могли же прежние хозяева попадать в свой подвал только через пролом в стене, или с потолка спускаться! — удовлетворенно заметила я. Нашарив глазами еще не до конца прогоревший факел, вытащила его из крепления и взмахнула, как знаменем: — Вперед!
— Я боюсь, — Машенька задрожала всем телом.
— Прорвемся! — эх, мне бы на самом деле хоть половинку этой уверенности.
Взявшись за руки — ни дать, ни взять, две школьницы перед прививочным кабинетом, — мы дружно шагнули вперед. Лично я при этом, признаюсь, крепко зажмурилась — а Машенька и вовсе обмерла. Стенка за нашими спинами со зловещим скрежетом вернулась на свое место — скорее всего, сработал рычаг, спрятанный под одной из плит пола, по которым мы только что прошлись, или система противовесов с каким-нибудь примитивным таймером, вроде песочных часов... но получилось очень эффектно!
Машенька сдавленно пискнула и начала медленно оседать — кажется, собирается потерять сознание. Как не вовремя! Я ободряюще сжала ее ладонь:
— Не бойся, как вошли — так и выйдем! В крайнем случае, пересидим тут, пока суматоха не уляжется, и поищем рычаг с этой стороны.
— Я вовсе не боюсь, — дрожащим голосом отозвалась моя спутница. — У меня земля уходит из-под ног!!
— Что? — я опустила факел — каменная плита, на которой обеими ногами стояла Машенька, действительно медленно, но верно уходила вниз.
— Соскакивай скорее!
Как могла, одной рукой я тянула ее за шиворот вверх, помогая выбраться из ямы. Можно было ненадолго положить факел на пол, и взяться обеими руками, но страх, что единственный источник света может погаснуть, и мы останемся в полной темноте в этом полном ловушек коридоре, не позволял пальцам разжаться. Странная, конечно, западня — рассчитанная на очень медлительного врага. Или тяжелого рыцаря в полном комплекте железных доспехов. А может, просто механизм испортился от времени?
— Куда теперь? — выбравшись на твердый пол, Машенька была бодра и готова к новым подвигам.
— Пока вперед. Выбор у нас небольшой.
— А теперь?
Я по очереди осветила первые метры двух разветвляющихся коридоров. Кажется, у левого ответвления пламя слегка дрогнуло.
— Сюда! Кажется, отсюда идет сквозняк.
— Ну, и что за радость, если нас сейчас еще и сквозняком продует, — неожиданно заупрямилась моя спутница. — Мне правый коридор больше нравится! Он и шире, и светлей, и чище...
Я изумленно покосилась сперва на Машеньку, а затем на коридоры-близнецы. Хотя, если присмотреться повнимательнее, в правом действительно на полу ни пылинки, а вот в левом будто постелили пушисты серый ковер. И уже порядочно натоптали... сапожищами 45-го размера.
— Не нравится мне все это. Кто здесь пылесосит? И зачем? Все-таки нам налево! Тем более, и Тимоха туда пошел.
— А зачем нам догонять этого разбойника? — Машенька попыталась вырвать у меня свою руку: — Разве это подходящая компания для порядочной девушки? А оттуда меня кто-то зовет... так ласково...
— Машуль, когда в компании один слышит голоса, а другой нет — это очень плохой признак, поверь мне на слово, — пыталась увещевать я, но, взглянув на девушку, поняла: поздно. Машенька страшно побледнела, и смотрела сквозь меня совершенно застывшим взглядом. Черт, может, тут газ какой-нибудь скопился галлюциногенный? Кто знает, что в этих подвалах раньше хранили, может, настойку мухоморную. Ядреную — до сих пор не выветрилось...
— Заткни уши! — без особой надежды быть услышанной крикнула я, и решительно устремилась в выбранном направлении, не разжимая руки на вялом запястье.
Машенька не то, чтобы активно сопротивлялась — тогда бы мы до сих пор пластались в этом коридоре, и еще неизвестно, кто победил, ведь ударить беременную мне не позволяли моральные принципы и простая человечность. Но чтобы заставить ее сделать хотя бы маленький тараканий шажок, следовало приложить немалое усилие. Через пару метров я уже взмокла, как мышь под метлой. Еще эта шуба... К счастью, чем дальше мы уходили от зловещей развилки, тем больше горничная приходила в себя.
— Да иду я, иду, — отозвалась она после очередного рывка, и я недоуменно встряхнула головой: — Что это было? В уши будто воды кто налил...
— Пошли скорее, пока нам тут действительно по уши не налили, — поторопила я ее. — Кто знает, какие еще ловушки в этом подземелье — могут ведь и воду пустить!
— Так может, вернемся?
— Только через мой труп! Нет, назад нам теперь дороги нет.
Вот за что люблю Машеньку в нормальном, незагипнотизированном состоянии: ни одного вопроса-переспроса, подобрала юбку и пошла вперед. Разве можно обмануть такое доверие?
К счастью, дальше коридор больше не раздваивался и не растраивался, ведя прямо к цели. Летом выход из подземелья, очевидно, заслоняла густая лесная растительность, а сейчас мы просто уткнулись в рыхлую снежную стену, в которой чьи-то трудолюбивые руки прокопали широкую нору, уходящую вверх под небольшим углом. Еще осыпается... Толща спрессованных снежинок красиво просвечивалась солнцем, и я невольно залюбовалась. Вот он, путь к свободе! В буквальном смысле этого слова на белый свет.
Я воткнула в снег древко все еще не погасшего факела — но тушить не стала, мало ли как все обернется! — и передала Машеньке шубу:
— Эх, вспомню молодость! В детстве мы с ребятами с нашего двора целую крепость снежную построили, вот там были норы так норы, куда уж этой! Правда, нам родители помогали... Пойду вперед, а ты жди здесь и ничего не делай. Если увидишь что-нибудь страшное — в драку сразу не вступай, а кричи и бегай по кругу, пока я не вернусь. Ну, с богом!
Упираясь локтями, я быстро поползла вверх. Достаточно широкий, чтобы протиснуться взрослому мужчине, ход шел под удобным углом, ползти было одно удовольствие. Совсем как в детстве... разве что тогда родители всегда наряжали меня тепло, как на Северный полюс, и после горок от меня буквально пар валил — хоть яичницу на лбу жарь. А сейчас холодная крупа сыпалась прямо за шиворот, забивалась в декольте... Рук я уже давно не чувствовала. Не ведьма, а снежная баба... Теперь хорошо понимаю, как должна чувствовать себя сосиска, забытая в морозильнике и постепенно покрывающаяся инеем...
К счастью, лаз довольно быстро закончился, и я с удовольствием глотнула свежего вольного воздуха, но не стала замирать и любоваться природой, а развернулась и тут же юркнула обратно в нору. Ползти-катиться вниз было несравненно удобнее!
В подвале было темно, как... в подвале, к тому же пахло еще пакостнее, чем мне запомнилось перед "восхождением" — кажется, паленой щетиной.
— Машута! — испуганно воскликнула я.
— Факел погас, — печально отозвалась невидимая в потемках девушка. — Упал... Да так неудачно...
— Ну, и бог с ним! — облегченно отмахнулась я. — Иди сюда, сейчас я тебя наверх подыму. Только сперва шубу застегни.
— Но...
— Хотя бы верхние пуговицы! А теперь ложись в снег... Да не на живот! Спиной.
Умница, Машенька не стала задавать лишних вопросов и тянуть время, а послушно вытянулась на снежном склоне в позе египетской мумии. Даже ручки на груди сложила...
Немногие из моих школьных подруг уже успели обзавестись потомством — но и из общения с этими немногими я успела твердо уяснить: беременным нельзя поднимать руки, даже чтобы белье развесить или чашку с посудной полки достать. Мне даже пытались объяснить, из-за чего, но подробности уже забылись. Одно я помнила твердо — это чревато самыми неприятными последствиями, вплоть до преждевременных родов. А оно нам надо?
Поэтому, спустившись пониже, я вытянула руки и вцепилась в воротник шубки. Надеюсь, выдержит... Северные скорняки старались на совесть!
Легче всего нам дался первый метр. Машенька вела себя хорошо, лежала спокойно и не брыкалась, пытаясь помочь. Шуба скользила вверх по склону, точно намазанная салом, и не норовила соскользнуть вниз — значит, все-таки не из кротовых шкурок. У кротов, я где-то читала, мех устроен таким образом, что как погладишь, так и ложится — чтобы зверек в своих подземных коридорах не застревал, если понадобится назад сдать. Да и вообще, сколько этих кротов надо наловить на целую шубу — представляю себе полк "добытчиков-звероловов" с лопатами наперевес... наверное, надо мной просто подшутили, не бывает кротовых шуб!
А вот идея подоткнуть юбку, прежде чем снова спускаться в нору, была просто гениальной! Жаль, поздно пришла... когда проклятая юбка уже совершенно наделась мне на голову, сковав движения. Локтями я по-прежнему могла упираться в стенки тоннеля, да что толку — одновременно с этим прижималась и ткань. Проделать тот же трюк при помощи коленей не удавалось — суставы не такие гибкие. Мы с Машенькой надежно застряли в самой середке снежной трубы. Снова спускаться вниз, подоткнуть (а то и оторвать ее напрочь!) юбку, оставить Машеньку, подняться, развернуться и снова спуститься за оставленной подругой страсть как не хотелось. Однако альтернатива не прорисовывалась.
Внезапно в памяти всплыл еще один эпизод моего славного детства, относящийся примерно к тому же периоду, что и постройка во дворе снежной крепости: первое посещение плавательного бассейна. Разумеется, сразу в воду нас, первоклашек, никто не пустил, сперва все движения нужно было отработать на суше, и лишь после этого неофитам торжественно вручили пенопластовые дощечки-лодочки и показали, где лесенка. Оказавшись в воде, я тут же бодро поплыла — только, к изумлению тренера, не вперед, как остальные, а задом наперед, загребая воду ногами вместо того, чтобы отталкиваться. Несколько занятий потребовалось на то, чтобы помочь мне сменить вектор направления — но все равно плыть головой вперед у меня получалось медленнее... и несравненно скучнее!
На пробу я сделала ногами несколько загребающих движений. Некоторые вещи не забываются, это как езда на велосипеде — пара падений, и тело рано или поздно все вспомнит само. Вот и на этот раз — несколько нерассчитанных ударов пятками в снежный свод, обрушивших на нас по пригоршне снежинок, и я бодро погребла к выходу.
