Путь в Дамаск

И снова -обход с обоих флангов и фронтальный удар в центре. Кавалерия обошла обходить правый флаг грузин, один стрелковый полк обошел грузинскую позицию по урезу воды. а остальные -ударили в лоб. Вперед крутые и даже отвесные склоны, и по ним надо вскарабкаться наверх. Ходьба и бег по кавказским горкам, даже небольшим, укатают даже тренированного человека, а тут недоедающие таманцы...

Выступили еще ночью и в темноте начали выдвигаться для атаки, чтобы продвинуться как можно дальше, чтобы у грузин было поменьше времени на спокойную стрельбу по ним. Лезть же по крытому склону в темноте, цепляясь за что придется, иногда за воздух...Ну, и это преодолели.

Нет патронов, значит, будет то, что называется рукопашная схватка, на Кубани часто ранее переходившая в поножовщину и мордобой. Казакам к казачьим винтовкам штыки не полагались, а у красных: когда штыки были, когда нет. С патронами у обоих сторон часто было плохо, вот и 'мордобой и поножовщина' как рецепт победы. Кавалеристы обошли грузинский правый фланг и ворвались в предместье города. Стрелки, обходившие по берегу (иногда и по морю босиком) тоже обошли левый, а стрелки, атаковавшие в центре, с рассветом ворвались на позиции грузинских войск. Что оставалось делать им, обойденным с обоих флангов и сбитых в центре? Искать спасение в бегстве. На позициях брошены четыре батареи со снарядами, и на плечах дивизии Мазниева таманцы ворвались в Туапсе. Ковтюх потом в мемуаре писал, что грузинская дивизия там и легла. Митя бы ограничился одним африканским присловьем: 'Кто убит-убит, кто бежал-бежал'. По крайней мере, если не-Багратион и сохранил дивизию, то сидел тихо, и не мешал собрать трофеи, а потом подходу второй и третьей колонн. Третья ушла из Туапсе вообще седьмого числа и не под напором Мазниева. Так что грузины если и зашевелились, то уже после ухода таманцев. А висящие на хвосте колонны Лисунова казаки? Пусть сами с грузинами разбираются, кто из них круче сварен. Митя бы поставил на казаков, и история это подтвердила.

Новонижнестеблиевский полк до Михайловского перевала в бою не участвовал, а потом пошел в атаку на центр грузин. Поскольку запаса индивидуальных пакетов практически не было, то еще с вечера занялись раздиранием тряпок на бинты и стиркою их в речке/ Командовали стиральной командой Аполлинарьевна и Чумадаева. Сам полковой фельдшер, по обыкновению возлежал, экономя силы, бабы стирали и сушили, Семен строгал и рубил будущие шины для переломов, а Митя то помогал ему, то нудился от желания поделиться своими идеями. Если бы комполка

Рогачев был в досягаемости, Митя бы ему смог надоесть с идеями, что надо сделать. Вообще одна умная мысль у Мити точно была: захватить грузинские медицинские запасы или какую-то гражданскую аптеку, но донести ее до начальства было некому. Поэтому пока Митя вслушивался в перестрелку и определял-это уже атака или еще ленивая перестрелка. Семен, немного хлебнувший австрийского фронта, ее оценил даже слабее ленивых, что на нем были-ну и ладно.

Утро первого сентября оказалось утром победы.

Грузны бежали, а первая колонна армии вошла в город. Остальные еще тащились где-то позади.

В городе захватили большие трофеи: больше полумиллиона патронов, несколько тысяч снарядов, всю артиллерию грузин и пулеметы. С боеприпасами наконец-то стало хорошо, отчего даже забрали одну подводу у медчасти Новонижнестеблиевцев. Она была нужна для подвоза боеприпасов, раз уж они есть.

От тяжестей похода и недостатка кормов пострадал конский состав,тем более, что запрягали часто уже немолодых коней, и они быстро сдавали. Что интересно, конину ели редко— не был приучен русский человек к ней, 'мы-де не татары-сыроядцы'. Митя тоже не ел. Правда, в девятнадцатом году пришлось попробовать, но это было еще впереди.

Новонижнестеьблиевцы в бой вступили не сразу, поэтому потери их были умеренные. Мите они показались страшными. А повоевавшие говорили, что в германскую войну потери тридцати двух человек убитыми и ранеными полк был и не заметил. Тогда, правда, полки были помногочисленнее, а Новонижнестеблиевский соответствовал старым двум ротам, усиленным бабами и детишками.

Кстати, за Таманской армией шло и довольно много матросов, идущих хоть и с ней, но наособицу. Матросы на гражданской отличались спаянностью, ибо, живя вместе в железной коробке и выполняя вместе многие судовые работы, они ощущали другого матроса ка своего братишку, не только как ничего не значащее слово, но и как реального брата. Отчего он шли друг за другом-звучит крик: 'Братишки, наших бьют!', перемежаемый флотскими словами высокого давления, и все дружно кидаются в бой, даже не спросив, кто и отчего. Потому они и были готовы с голой грудью лезть на пулеметы, и горе врагам, если они этих матросов не успели перестрелять. Впрочем, поднять кипеж и бузу для братишек было тоже как с добрым утром. Мите так один герой зуб выбил на вокзале, а за что7 Черт его знает, внезапно возникла буза и драка моряков с какого-то бронепоезда и бойцов какого-то полка, а Мите прилетело за компанию-просто под руку попался.

Мите стало известно и более яркие 'подвиги' матросов.

Минимум два города они до шока довели. Сначала Новороссийск, самовольно расстреляв офицеров Варнавинского полка. Те не захотели идти на фронт против казаков, от чего их временно посадили под замок, чтобы от них беды не было. А тут революционный эсминец 'Керчь' заходит в порт. И на стоянке узнает, что сидят такие вот под замком. И тут братишки решили: а чего офицеры, хоть и тюремные харчи, но есть будут, и не ждать ли от них еще и удара в спину? Да к ногтю их! Явились в тюрьму, забрали арестованных, вывели на мол и постреляли, к ногам убитых привязали груз и сбросили покойников в воду.

Кто им это поручал? А никто, революционное творчество масс, иттить эти массы через коромысло.

И грузы к убитым привязали халтурно, оттого трупы начали всплывать. А в бухте ловили много рыбы, и эта рыба занимала все большую и большую долю в рационах горожан. Теперь получается, что вчера рыба ела этого покойника, сегодня ее поймали, а завтра ее обыватель съест и окажется, что он ел человечину?

И другой факт, не менее страшный. Город Гомель, март 1919 года. Восставшие полки Тульской бригады захватили город, но удержались ненадолго. Под напором Красной Армии они начали отход. Главнокомандующий мятежниками Стрекопытов подписал приговор о расстреле группы коммунистов, сдавшихся в плен и сейчас сидевших в тюрьме. Когда же красные вошли в город, в сарае перед ними предстала жуткая картина: они не были расстреляны, они был убиты с нечеловеческой жестокостью. Одной женщине из них заживо сорвали скальп, другому с такой силой разнесли череп, что от головы мало что осталось, других тоже жестоко убивали. Для Гомеля это был шок. Конечно, похоронили их, насколько возможно восстановив поврежденные тела, но ведь по городу поползли слухи, что с ними сделали и видевшие убитых подтверждали слухи.

Как стало известно много позже, в тюрьму была посажена группа матросов за какие-то прегрешения. Мятеж их освободил, и моряки примкнули к мятежникам. Потом как-то и кто-то им поручил расстрел коммунаров. И вот тут они себя показали-во всю ширь морской души! Стрекопытов подписал приказ о расстреле, но вот так убивать он не приказывал и даже не знал, что так случилось. Живодеры ушли вместе со стрекопытовцами на территорию УНР, где сноаа 'отличились', жестоко убив женщину. Стрекопытов за это приговорил их к расстрелу и, как уже было сказано, не знал, что они еще натворили. Так что матросы были очень разные.

Поэтому Дмитрий Васильевич первое время на Главного поглядывал с интересом, когда узнал, что тот в гражданскую в морском отряде служил-он из каких моряков, из тех, кто 'Орлиное племя' или из менее приличных? Когда узнал, что в том отряде не анархисты-безмотивники тон задавали, то настороженность из него ушла.

Еще нужно сказать о двух вещах, которые не то были, не то не были.

1. Когда образовалась Таманская Армия? Если спросить и Митю, и Дмитрия Васильевича, то они бы ответили, что где-то между Новороссийском и Туапсе. А где конкретно прошло собрание, и кто говорил— 'За', а кто— 'Против'-ну кто рассказывал про это начальнику полковой аптеки?

Поэтому Митя и считал, что где-то там, а раз ряд авторов писал, что именно в Геленджике, то это вполне возможно. В Геленджике найти порядочное здание, где соберутся красные командир и могут сидеть и даже со сцены речи говорить, еще можно. Дальше-уже придется собираться на поляне или берегу речки, а секретаря, что ведет протокол собрания, на крышу дольмена придется устраивать. Но Епифан Ковтюх написал, что Таманская армия организовалась уже по выходу к своим, ссылаясь на документ Сорокинского штаба о ее образовании уже позже похода. Тут Митя мог бы сказзать, что раз три колонны организовались, разделили функции и действовали воедино-это говорило о том, что три колонны действовали как одно целое, то есть ка армия. И все тут. А когда почесались у Сорокина это оформить документально... С этим еще долго было не слава богу. Генерал Крылов, начальник штаба армии Чуйкова, потом обнаружил, что есть приказ фронта о том, что он назначен командармом и некоторое время командовал 64 армией. А он об этом ни сном, ни духом! Случись с армией в этот момент неудача, и враг бы взял Сталинград, то Крылова могли и под трибунал отправить за потерю города. И он бы с удивлением узнал, что, оказывается, армией командовал и город потерял! В 1918 году же все было совсем не лучезарно.

2. Ну и известная история с наказанием в Туапсе красноармейцев з грабеж магазинов и помилованием виновных в этом. Митя в сентябре восемнадцатого про это не слышал и такого не видел. Поэтому ничего сказать не может. Вдруг Епифан Иович это и планировал, но пожалел бойцов, может, только пригрозил им массажем задних мест. Сцена в 'Железном потоке' как раз к месту, но было ли это чисто литературным ходом или исторически достоверна? 'Темна вода во облацех воздушных'.

Но наступило утро, и Дмитрий Васильевич проснулся. Пора было возвращаться от сна о своей юности к действительности. И это правильно.

Дальше было расформирование полка, отход с Кавказа, марш по пустыне на Астрахань и сыпной тиф. Не здорово приятно вспомнить это. Надо отвлекаться от событий на заре туманной юности и идти к Маше.

Маша же узнала, что муж ее нынче отдыхает, то есть на работу ходить не обязан, и подкорректировала свои планы, оттого Дмитрия Васильевича привлекли к закупкам разного к Новому Году. Елочку ей обеспечили в школе, где она работала, подарки она уже всем купила, ну, а теперь надо купить то, что выбросят и повезет увидеть. Новый год наступал в ночь с воскресенья на понедельник, так что время было. Его встречать решили в тесном семейном кругу, то есть он и супруга. Старший с семейством будет встречать тоже в своем тесном кругу. Среднего поздравят телеграммой и, если получится, то дозвонятся. Младший-ну разве будет студент сидеть с родителями? У него есть масса вариантов, с кем и как, благо, за три курса института он сейчас ухаживает за третей по счету девушкой. Родители, правда, потребовали, чтобы он не ездил на дачи для встречи Нового года и то в видах того, что может оказаться так, что топить на даче не выйдет, все завалит снегом и туда не пройдешь и оттуда не проедешь и даже 'Скорую' не вызовешь по причине отсутствия телефона. Младший торжественно пообещал, что развлекаться будет только в городе, в отапливаемом месте и при наличии телефонной связи. Ему поверили, и, как потом выяснилось, он не обманул. Все происходило в общежитии какого-то института технического профиля (родители о таком и не знали) и с четвертой по счету девушкой, но ведь они ставили условия по быту? Да, по быту, а раз там топили и телефон у комендантши имелся, то никаких претензий!

Маша, правда, выговорила сыну за ветреность и за то, что он бросил третью по счету девушку, но явно из чисто женской солидарности. Нина ей самой нравилась и, возможно, Маша рассчитывала, что чуть позже все сложится в семью, но не вот так. Дмитрий Васильевич претензии супруги выслушал, но не поддержал. Даже с точки зрения того, что откуда они знают мелкие детали взаимоотношений сына и Нины? Это старший подробно рассказывал, что его тогдашняя девушка, а ныне их невестка, и по какому поводу сказала или сделала. А у младшего характер не тот.

По вечерам семейство писало поздравительные открытки, а в перерывах между очередными поздравлениями Маша из мужа вытаскивала подробности его творчества в период 'до нее'.

Ну и про его взаимоотношения с женщинами до нее. Начиналось с одного, а потом плавно переходило на это.

Некогда он Маше сказал, что сейчас она есть у него, а это значит, что до нее ничего и никого не было. Потому ей нужно знать, что ранее он был женат, но его первая жена умерла, и детей у них не родилось. А всего остального не существовало. Есть она и навсегда она. Чем надолго закрыл эту тему в беседах. Правда, после войны подробно рассказал про первый брак.

Но Машин интерес к теме не пропал, она и раньше пыталась зайти за охраняемый периметр. И сейчас ей хотелось узнать побольше. Ну, и ладно. Он Маше не изменял и за то, что было до нее-ему не стыдно.

Поэтому пока Маше было немного рассказано о романах будущего мужа в Московский период, но до нее. Военно-полевые романы пока были табу. И снами до Новогодней ночи его не терзали небеса.

Вообще Дмитрий Васильевич от Новогодних праздников был не в восторге, особенно от ночного бдения. Всё-таки и он старел, и праздник Нового года вошел в его жизнь относительно поздно. В детстве праздновали больше Рождество, а Новый год-кто как.

Потом Рождество ушло из жизни большинства, но вернулось в виде новогодней елки. Но дети празднику радовались, поэтому приходилось его устраивать для домашних.

А у Дмитрия Васильевича было еще два праздника, не общесоюзных, и не семейных, а для него.

26 августа-когда он пошел в армию, возможно, уже в Таманскую, возможно, еще не в нее. И 9 сентября, когда вышла его первая книга. Но он их праздновал больше в душе.

Особенно августовский. А в сентябре покупались небольшие подарки для домашних, но без уточнения, отчего так. Наслаждайтесь и все тут. Эту традицию он не поддерживал лишь во время войны— скажем, в сентябре 1942 года семья была в Куйбышеве в эвакуации. А он под Туапсе, в штабах и под обстрелом немецкой артиллерии. Вечером заночевал на зенитной батарее и поделился с хозяевами содержимым одной из фляг. Тогда и выпили за 18 летие со дня выхода первой книги с теми, кто ее не читал, но что поделаешь? Не Шекспир и не Шолохов, чтобы все про него знали. Но согревает мысль, что книга малоизвестного автора, да еще и под псевдонимом-это часть культурного процесса страны и народа. А в культурный процесс входят и шедевры, и средняя литература, и совсем не шедевры. И все вместе-они культурный код времени, а что каждый роман, рассказ или стих за место в нем занимает-это ясно будет сильно потом. То самый Пушкин и при жизни как писатель выглядел очень неплохо, хоть в стихах у него был соперник-Веневитинов. Потом Бенедиктов. И в прозе тоже такие были. Но кто помнит сейчас Веневитинова или Бенедиктова? Только очень хорошо начитанные люди. Может, позднее их будут знать только пара профессоров в Москве. Но может наступить реннесанс интереса к Веневитинову или Бенедиктову, благо Бенедиктов много занимался переводами. И вместе с переводами вспомнят и про 'Кудри девы-чародейки'.