Он подошел к люку и с усилием потянул вверх тяжелую крышку. Один из оказавшихся рядом матросов услужливо помог ему и осторожно придержал ее, пока посланник спускался в трюм. Затем, опустив крышку на место, матрос отправился по своим делам.
Спускаться приходилось спиной к отсеку, держась за перекладины, и почему-то у Каора нехорошо зачесалась спина. Спрыгнув на пол с середины трапа — в шее отдалась ноющая боль — он резко развернулся, выхватывая кинжал, и остолбенел. В подбородок над верхним краем жесткого воротника уперлось острие длинного палаша.
— Пикнешь — умрешь, — сказал ему Тилос. — На сей раз окончательно и без вариантов. Веди себя умно и не дергайся, и останешься в живых. Понял?
Каор Трэин судорожно сглотнул. Только теперь он осознал, что беспокоило его всю долгую дорогу. Упустил волка, стучало в висках, упустил волка... Он кивнул, и его кинжал звякнул по полу. Его руки судорожно, на первый взгляд, сжались, но пальцы уже нащупали в рукаве рукоять тайного стилета. Серый Князь опустил палаш и насмешливо посмотрел на него.
— А ты крут, да? — с интересом спросил он. — Ну, попробуй... В этот раз шею тебе ломать не стану, обещаю. Но только в этот.
Туман ярости заслонил все, кроме нагло ухмыляющегося лица недоноска. В ЭТОТ раз? Ах ты, скотина! Изящным, почти незаметным движением он выдернул стилет из ножен... и его сердце екнуло. Ужасная боль в груди сорвала кровавую пелену ярости с глаз и заменила ее своей собственной. Сквозь яркие пятна он видел все так же ухмыляющееся лицо ненавистного врага. Он раскрыл рот, пытаясь крикнуть, но воздух не проходил в парализованное горло.
— Я порву твое сердце усилием мысли раньше, чем успеешь моргнуть, — спокойно сказал Серый Князь. — Если хочешь дышать, брось оружие. Попытаешься крикнуть — умрешь. К кристаллу в кармане тоже не тянись, я уже снял ошейники. Ну?
Пальцы посланника разжались, и стилет глухо звякнул о доски рядом с кинжалом. Машинально Каор Трэин проводил его взглядом и только сейчас увидел разбросанные по полу тела и залившие все вокруг лужи крови. В желудке сразу собралась тяжесть. Двенадцать охранников. Двенадцать опытных солдат убиты и даже не успели поднять тревогу. Наверное, стоит последовать умному совету и не дергаться, решил он, жадно хватая ртом затхлый и вонючий, но такой вкусный трюмный воздух. Не дергаться — пока.
Хлаш с трудом приходил в себя. Голова раскалывалась, все тело горело каким-то странным огнем. Глаза слипались, но в целом он чувствовал себя на удивление бодро. Напротив шевельнулся Заграт, и тролль осознал, что цепи на теле орка больше не скреплены замками. Хлаш шевельнулся, и его собственные кандалы с легким звяканьем сползли на пол.
— Выпутывайтесь побыстрее, — нетерпеливо посоветовал знакомый голос. — Прибываем минут через пятнадцать. Снимайте с охранников подходящую одежду и надевайте, да поживее.
— Тилос! Ты пришел. Я знала... — простонала рядом Ольга. Она села и ухватилась обеими руками за голову. Какое-то время она сидела неподвижно, потом встрепенулась. — Ой, Тёмка, отвернись! — взвизгнула она, по счастью шепотом. — Не смотри на меня. Тилос, ты тоже!
— Как скажешь, красавица. Я на тебя уже насмотрелся, — с улыбкой откликнулся Серый Князь. — Ребята, времени нет. Сначала одевайтесь, потом Ольга полечит, кому надо. Теомир, ты сам умеешь. Оденешься — займешься собственным самочувствием. Отсюда мы должны выйти в полной боевой готовности. И у нас почти нет времени — минут десять-пятнадцать как максимум. Осторожно, не поскользнитесь.
Только теперь Хлаш заметил, что вокруг разбросаны окровавленные тела. Он медленно повернул голову, обводя трюм взглядом, и наткнулся на ненавидящий взгляд человека, которого уже видел мертвым у подножия окружавших Лесную долину гор. Человека, возглавлявшего охоту на них. На его поясе висели пустые ножны от кинжала, но меч оставался на месте.
— Кстати, познакомьтесь, — сказал Тилос, кивая в его сторону. — Каор Трэин, личный посланник и конфидент Майно, наш отчаянный доброжелатель и экскурсовод по Небесной бухте и окрестностям. Прошу любить и жаловать.
Капитан "Стремительного" нервничал. Он не знал, почему вздрагивает от каждого шороха и стука, но нехорошее предчувствие не оставляло. Каким-то боком оно относилось к важным пленникам в трюме и к наглому парню, командиру, именем императора узурпировавшего власть на судне. Пленники, да... Их перенесли на борт с какого-то речного суденышка закованными в цепи. С тех пор они оставались в трюме вместе с как минимум третьей частью охраны. Их не выводили наружу, а в трюм не пускали никого, даже его, капитана, полновластного хозяина на своей ганзе. Когда он попытался настаивать, двое угрюмых троллей выступили вперед, аккуратно взяли его под руки и переставили подальше от люка. Один из них ухватил его за горло огромной когтистой лапищей и слегка сжал. Капитан решил, что настал его конец, но лапа разжалась, и он свалился на пол, судорожно глотая воздух. С тех пор он старался держаться от злополучного люка подальше. Ничего, они вот-вот пришвартуются к пирсу, и головорезы покинут его корабль вместе со своим драгоценным грузом. Но что же его так терзает?..
— Господин капитан! — вытянулся перед ним один из матросов. — Тот, важная шишка, требует тебя к трюму. Говорит, срочно.
Капитан подавил острое желание послать матроса и Каора Трэина ко всем бесам и коротко кивнул. Вышвырнуть бы их всех за борт прямо сейчас, в отрытом море... Ну, они вот-вот исчезнут и так, надо лишь потерпеть немного.
— Понял. Свободен, — сухо сказал он.
Посланник высовывался из люка по грудь и настороженно оглядывался по сторонам. Заметив капитана, он уставился на него.
— Скажи всей страже, — хрипло сказал он, — чтобы спускались в трюм. Все до одного. Да, и тормозни свою посудину не доходя до берега, не швартуйся. Приготовь лодку, я с несколькими парнями отправлюсь на берег за дополнительной охраной. На весла никого не надо, сами догребем. Усек?
Капитан кивнул, чувствуя, как нарастает тоска. Значит, не вот-вот. Как бы не полдня, а то больше. Ну что за невезуха! Он коротко кивнул и пошагал к кубрику на баке, где безмятежно дрыхли полтора десятка солдат. Если бы он не отвернулся так резко, то увидел бы, что посланник внезапно исчез в люке, будто его сдернули с трапа.
— Отставить швартовку к пирсу! — приказал он подбежавшему по его знаку помощнику. — Встаем на внутреннем рейде. Убрать паруса, отдать якорь. Шлюпку на воду, живо.
Спящая в кубрике солдатня явно не обрадовалась изменению планов. Однако понимая, что капитан лишь передает приказ, они с неохотой начали выбираться из гамаков и поодиночке потянулись к выходу, широко зевая и волоча за собой оружие, словно палки. Капитан встал в сторонке, молча наблюдая, как последний из них скрылся в трюме. Затем он резко захлопнул дверь в каюту и поднялся на мостик, уставившись в свинцово-серое море, покрытое барашками. В конце концов, ему сразу заявили, что вся история — не его ума дело. Ну и ладно. Пусть хоть трахают друг друга в задницы, его больше ничего не касается.
Ольга прижалась к стене, зажмурив глаза, и только вздрагивала, когда слышала едва слышный предсмертный хрип. Четырнадцать людей спустились по узкому трапу в трюм, ставшему братской могилой. Самой страшной оказалась тишина, в которой живые существа уходили из жизни.
— Оставайтесь настороже, — сказал Тилос, обводя всех взглядом, в котором не осталось и намека на иронию или жалость. Сейчас на них смотрели ледяные глаза убийцы, не знающего пощады. — Помните, ни один не должен прожить достаточно долго, чтобы вскрикнуть. Все должны умереть. На кону стоит слишком многое. Наш шанс на прорыв, единственный из миллиона, зависит от внезапности.
Ольга вздрогнула, когда промораживающий взгляд Серого Князя остановился на ней, потом переместился на Теомира.
— Оленька, отойди, пожалуйста, в сторону, — тоном ниже сказал Тилос. — Ты только помешаешь. Теомир, встань рядом с ней. И держи свои метательные звезды наготове. Пускай в ход без колебания, но нам под руку не лезь.
Теперь она стояла, чувствуя спиной доски, а плечом — руку Теомира, и считала хрипы. Четырнадцать смертей. Четырнадцать ушли к своим прародителям на заоблачные пастбища, как и двенадцать до них.
— Все, — сказал Тилос. — Последний.
Он наклонился к неподвижно лежащему у переборки Каору и прижал пальцы к его вискам. Тело посланника дернулось, и он медленно открыл глаза, в которых плескался откровенный ужас.
— Вставай, родной, пора сходить на берег. Идешь первым. И помни — умрешь в тот же момент, когда задумаешь предательство.
Он резким рывком поднял посланника на ноги. У того подкосились колени, и Хлаш придержал его за шиворот в вертикальном положении.
— Стой нормально, — просипел тролль ему в самое ухо. — Или я вырву тебе язык, а потом медленно повыдергаю руки и ноги.
Посланник глубоко вздохнул и с усилием выпрямился. Его взгляд шарил по разбросанным в полутьме телам солдат.
— Еще раз, — сказал ему Тилос, стискивая плечо. — Выйдешь. Скажешь что положено. Спустишься в шлюпку. Дождешься нас. Все спокойно и без лишних движений. Попытаешься поднять тревогу — умрешь. Пошел, — он легко подтолкнул посланника к трапу.
Ольга стиснула зубы и поправила на голове чужой непривычный шлем. Он давил на макушку и виски какими-то внутренними узостями. В висках пульсировала кровь. Зачем, зачем, зачем? — билась мысль. Зачем убивать людей, вся вина которых — в служении не тому господину? Я не хочу...
Тогда убьют тебя, мелькнула новая мысль. И не только тебя, но и Тёмку тоже. Хлаша, Заграта, Тилоса, но в особенности — Тёмку. Ты никогда не видела себя воительницей, лошадиной грудью и пикой прокладывающей путь через гущу врагов, но ты знаешь, что тебе дорого. Ты так и не понимаешь толком, что такое Игра, что от тебя хотят и чем всё должно кончиться. Но ты знаешь, что ты не можешь потерять. Твое дело в бою — лечить. Вот и приготовься. А остальное... остальное оставь на потом.
Делай что должно, милая моя, и не думай о постороннем.
— Онка, — Тилос тронул ее за плечо, и она с трудом удержалась, чтобы не отпрянуть. — Лезь наверх. Садись в лодку вслед за Хлашем и жди нас. Ничего не бойся. Все закончится хорошо, обещаю.
Стоя на юте, капитан ганзы наблюдал за приближающимся конвойным кораблем. Его конструкция казалась странной, необычной — видимо, из тех, что начали спускать со стапелей совсем недавно. Назывался такой тип "каракка", и выглядел он совершенно неприспособленным к бою. Острый деревянный нос из хрупкого на вид дерева непригоден для тарана, надстройка бака вынесена далеко вперед, причем обе надстройки — и на баке, и на юте — трехярусные, одна мачта торчит прямо из баковой надстройки, одна из ютовой и еще одна расположена вплотную к юту, оставляя широкое пустое пространство между собой и баком.
Размеры каракка имела просто гигантские, но казалась больше торговым, чем военным судном. Во время перехода от ганзы она не отставала, но, судя по осадке, шла без груза в трюме. Мореходные качества с полной загрузкой пока оставались под вопросом. Но имелось в ней нечто, вызывающее настороженность: ряд небольших квадратных люков в бортах, сейчас открытых, заполненных мраком. Замечалось там какое-то движение, но какое? Капитан слышал, что некогда шли эксперименты с размещением под палубой больших осадных арбалетов, способных стрелять заточенными бревнами, но их признали неудачными: огромная дуга занимала все свободное место и не позволяла толком ворочать оружие, чтобы его нацеливать через маленькое отверстие. Кроме того, люки в бортах каракки располагались слишком близко друг к другу — разместить так арбалеты невозможно в принципе. Стрелки с луками или ручными арбалетами? Кто знает... Разворачиваясь, сторожевой корабль поймал проглянувшее солнце левым бортом, и лучи на несколько мгновений осветили через люки срезы непонятных толстых труб. Капитан ганзы попытался приглядеться к ним, но мрак уже снова заполонил проемы.
Грохнула, открываясь, крышка центрального трюма — та, где держали пленников. Посланник Майно неловко выбрался на палубу и замер. Вслед за ним одним прыжком выметнулось тело огромного тролля из тех, что дневали и ночевали при пленниках. Тролль остановился рядом и принялся озираться, поигрывая огромной шипастой палицей, которую капитан раньше у него не замечал. Его кожаные штаны и куртка выглядели потрепанными и запачканными чем-то темным.
— Эй, ты! — громко сказал посланник, заметив капитана. — Я на берег, остальные остаются здесь стеречь пленников до моего возвращения. Нос в трюм не совать, понял?
Капитан зашипел сквозь зубы.
— Понял, блистательный господин посланник, — проскрежетал капитан, с трудом сдерживая ярость. — Шлюпка уже на воде, ожидает тебя.
Спокойно, приказал он себя, только спокойно. Еще немного — и чужие ублюдки уберутся с борта его корабля, и он снова останется полновластным здесь хозяином. Еще немного — несколько часов самое больше. Главное — не сорваться.
— Гребцы на весла точно не нужны? — спросил он. Чем быстрее проклятый чинуша обернется взад и вперед, тем лучше, а если его костоломы намерены грести сами, они и за день не обернутся.
Посланник ответил не сразу. Он смотрел на следующего солдата, выбирающегося из трюма — неуклюжего в своей большой, не по размеру кольчуге. Его лицо казалось совсем детским и перепуганным. Тролль легко задел его локтем, и посланник, взглянув на него, повернулся к капитану.
— Никого не надо, — раздраженно сказал он. — Сами грести станем.
Из трюма выбрался еще один солдат — тоже молодой, но выглядящий куда увереннее. Встав на ноги, он тут же положил руку на меч у пояса и принялся оглядываться, словно видел корабль в первый раз. За ним выбрался следующий — с головой, полностью закутанной тряпкой, в кольчужных перчатках, сильно хромающий, с длинным свертком под мышкой. Капитан с удивлением наблюдал за ним — такого персонажа он в охранной команде не помнил. Ну, может, мордой во время качки о шпангоут ударился...
Последний выбравшийся солдат выглядел вполне обычно. Он немедленно захлопнул за собой люк. Итого пятеро плюс посланник, прикинул капитан. Не похожи они на бывалых моряков — как грести станут? Глядишь, еще и шлюпку ненароком перевернут. Впрочем, их проблемы. Он перевел взгляд на сторожевой корабль. Тот ложился в дрейф в двух десятках саженей, паруса быстро брали в рифы. Загрохотали якорные цепи, по линю вверх заскользил сигнальный флаг: запрашиваю статус.
— Что ответить, капитан? — осведомился снизу боцман, искоса наблюдающий, как сухопутные крысы неловко сползают в шлюпку по веревочному трапу.
— Поднять флаги: текущий статус, ожидание приказов.
— Есть! — боцман свистнул в дудку, подзывая матросов, и отправился выполнять приказание. Капитан стиснул зубы. Несколько часов. Вытерпеть еще несколько часов. А потом — долгожданная свобода...
Тилос молча стоял у фальшборта, наблюдая, как Ольга вслед за Теомиром неловко спускается по веревочной лестнице. Лодка мирно покачивалась на воде под бортом корабля, и Каор под пристальным наблюдением Заграта и Хлаша уже устроился у руля. И то, не барское это дело — веслами орудовать. Грести придется мне и Хлашу: только мы сумеем управиться с парой весел каждый. От молодежи, которая в жизни не гребла, на веслах выйдет одна морока, да и не справится девочка с таким бревном в одиночку. Пусть лучше Теомир помогает Заграту следить за посланником Майно. Тот парень ушлый, мало ли что в голову придет, а Заграт весь закутан, изображая раненого, внимание рассеянно...
