Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Пришли мы к нему домой. Он отпер дверь, и перед моими глазами открылся длиннющий коридор коммуналки. Мы тихонько, даже не зажигая света, буквально прокрались до его комнаты, он ловко в темноте вставил ключ в замочную скважину, мы нырнули во тьму, он тихонько прикрыл дверь и щелкнул выключателем. Свет озарил небольшую комнатку.
Я первый раз была в доме у мужчины. Сердце вырывалось из груди от возбуждения и какого-то даже страха, но волнующее любопытство, интерес к Илье пересиливали этот страх. К тому же — сама напросилась!
Комната была опрятная и, видимо, уютная. В центре комнаты под лампочкой с маленьким красивым самодельным абажурчиком из ватманской бумаги стоял небольшой круглый дубовый обеденный стол на резных ножках в виде грифонов. В углу стоял тоже дубовый двухтумбовый письменный стол, на котором стояла элегантная зеленая настольная лампа, ножка которой представляла собой античную женскую обнаженную фигурку. Рядом с письменным столом стоял всего один легкий венский стул. На столе под лампой лежала стопка бумаги, как мне показалось, какие-то карандашные наброски. Справа от входной двери, вдоль стены стояла кровать с полукруглыми никелированными спинками. По другой стенке стоял красивый платяной шкаф с резными дверцами. Видно было, что Илья хоть и очень скромно живет, но комнатка его обставлена со вкусом.
Илья, извинившись за неудобство, посадил меня на кровать, а сам пошел к письменному столу. Оказывается, я не ошиблась — на письменном столе действительно лежали рисунки. Он принес мне целую охапку и выложил все это мне на колени.
Рисунки почти все изображали обнаженных женщин, часть из них позировала, как мне показалось, на той самой кровати, на которой я сейчас сидела, часть — сидела верхом на венском стуле, обняв руками его спинку. Были и
рисунки, изображавшие обнаженных женщин в парке под деревом на разостланном ковре, или женщин, выходящих из реки... Во мне невольно пробудилась острая женская ревность, сердце сжалось от боли и обиды: значит, не зря судачат бабы в отделе об Илье?
У меня, помимо моей воли, вырвался вопрос:
— И ты вот всех их раздевал и рисовал? А потом они были твоими любовницами?..
Он улыбнулся, встал, отошел к письменному столу, развернул стул, достал лист бумаги и карандаш, и, севши лицом ко мне, сказал мне: "Давай я и тебя нарисую!"
Во мне бурлило негодование. Я мечтала о нем, я не верила всей той грязи, которой его поливали в отделе женщины, а он... а он...
— Я не буду раздеваться! Я не такая, как те твои шлюхи!
— Выпалила я.
— А не надо раздеваться, Катя! Ты выбери удобную для себя позу и посиди немножко неподвижно. Мне больше ничего не надо. Например, подбери ноги под себя и обопрись одной рукой о кровать.
Я успокоилась, мне даже стало неудобно, что я ему наговорила. Я, сбросив туфли, забралась с ногами на кровать и села, как попросил Илья. Он начал быстро рисовать, мельком взглядывая на меня, а в основном углубившись в свой рисунок. Минут через десять он протянул мне свой рисунок.
Я обомлела... На кровати, правда, украшенной каким-то балдахином, сидела я — совершенно нагая! Меня буквально пронзило то, что моя грудь, именно моя грудь была изображена на рисунке! Я хорошо знаю свое тело, я люблю покрасоваться перед зеркалом. И я знаю, что женские груди все очень разные, это только под лифчиком все они кажутся одинаковыми безликими полусферами. А на рисунке Ильи я увидела именно себя! Я из-за этого прямо обомлела: как это он мог все так точно угадать через мою одежду?
— Ну, нравится? — Спросил он.
— Да... Здорово... И очень похоже...
— Видишь, и раздеваться не нужно было!
Он сел рядом со мной на кровать, стал перебирать свои рисунки, показывая мне те, что ему самому нравились больше. Он мне рассказывал, что черчение для него — это только средство для получения денег, что он очень хотел бы стать художником, да жаль, что время уходит. Он даже показался мне расстроенным, когда говорил это. Я его успокаивала и даже погладила по плечу. Сердце мое при этом билось в груди, как птица об решетку клетки...
Он повернулся ко мне, его глаза посмотрели на меня не как всегда, а с каким-то вопросом. Мне страшно захотелось его поцеловать, я приоткрыла губы, закрыла глаза и... он нежно-нежно поцеловал меня. Я не сдержалась и буквально впилась в его губы, я вся дрожала... Но он не стал, как все делали до него, набрасываться на меня. Он продолжал сидеть рядом со мной, обняв меня и отвечая на мой поцелуй, но не пытаясь со мной ничего сделать, как бы оставляя инициативу за мной.
Я совсем потеряла голову... Как бы помимо своей воли, увлекаемая какой-то внутренней волной, я упала на спину, увлекая за собой Илью...
Мы слились воедино, и это упоительное слияние продолжалось долго, вернее, я просто потеряла счет времени. И вдруг какая-то горячая молния пронзила все мое тело, я содрогнулась, внутри меня вспыхнул сладостный пожар... Потом всё затихло, силы покинули меня.
Он лежал рядом, потом повернулся ко мне и стал нежно ласкать меня своей рукой. Постепенно силы возвращались ко мне. Я открыла глаза, но чудесный сон все еще продолжался. На меня нашло какое-то умиротворение. Было впечатление, что я утолила нестерпимую жажду. Я была ему так благодарна за эти изумительные мгновения неописуемого счастья.
Когда мы проснулись, уже светало. Я вскочила с кровати и кинулась быстро одеваться — нужно было бежать домой! Все мое тело приятно ныло, как будто я всю ночь переносила мешки с мукой...
Уже пошли первые трамваи. Скорее, скорее домой! Придется еще врать маме, что было поздно, и я побоялась одна возвращаться домой и осталась у подружки с
ночевкой. Нужно еще переодеться, а потом, сломя голову, мчаться на работу — опаздывать никак нельзя, с этим очень строго.
А зато там я опять увижу моего Илюшу...
Михаил. 1930, 27 ноября
Я живу теперь умиротворенной, размеренной жизнью. С Наташей все прекрасно, с ней интересно, она добрая, мягкая. Мне все время неловко, что она меня любит, любит сильно и может даже беззаветно, а я всё только еще стараюсь полюбить ее так, как она того заслуживает.
Как только выдается возможность, мы проводим время у нее дома. Каждый раз она очаровывает меня новыми "рецептами", которым выучилась по французским "кулинарным книгам". Казалось, что ее фантазии нет предела!
И все же, иногда меня захлёстывают воспоминания о Кате. Ее образ сразу заслоняет все. Опять какая-то тягучая грусть наполняет меня, я никого не хочу видеть, ничего не хочу делать... Эти грёзы о Кате уносят меня куда-то в заоблачные выси... Я начинаю мечтать о чем-то несбыточном.
Но тут возникает жизнерадостная, открытая, искренняя Наташа и увлекает меня обратно в реальную жизнь! Я благодарен ей за это, очень благодарен. С ней так хорошо, спокойно.
И все же я так ни разу и не сказал ей, что я ее люблю. Чего-то еще мне не хватает, чтобы быть в себе настолько уверенным, чтобы произнести это. Она каждый день в той или иной форме говорит мне о своей любви, я же, кроме того, что "мне с тобой очень хорошо", так ничего ей и не сказал!..
Но я верю, очень верю, хочу верить, что я по— настоящему полюблю эту замечательную девушку...
Дайте только срок, все образуется! Все станет на свои места!.. Старые раны зарубцуются, и я о они вовсе забуду!
Помолись Христу,
Магомету,
Будде:
Если любишь не ту
(Или вовсе нету) — Будет!
Катерина. 1931, 17 марта
Как много произошло за эти последние дни!.. Боюсь, что обо всем я и не смогу рассказать...
Илья бросил меня... Бросил трусливо, нагло. Но страшно не это, а то, что я оказалась оторванной ото всех близких мне людей, одна в чужом городе. Ну, ладно, все по порядку.
Почти полгода мы прожили с ним вместе, фактически, как муж и жена. Когда только можно было, я оставалась ночевать у него. Маме я сказала, что мне позволяют ночевать в молодежном общежитии около работы, пока одна из девушек уехала рожать к родителям.
Все было чудесно, Илья был внимателен, галантен и прочая, и прочая... На работе, естественно, никто из нас не подавал и виду, что между нами что-то есть.
В середине февраля он мне вдруг заявил, что уезжает в Ленинград. Я даже обрадовалась, сказав ему, что я давно мечтала уехать из Заволжска в Москву или Ленинград. На это он, как-то немного смутившись, ответил, что он думал поехать один, устроиться, а потом уже вызвать меня. Я запротивилась: "Как же я буду без тебя? Я не мыслю, как я смогу без тебя жить!"
Одним словом, он пообещал меня взять с собой. Когда я заикнулась о женитьбе, он сказал, что это пока преждевременно. Все же я упросила его пойти и познакомиться с моей мамой. Я решила сказать ей, что мы с Ильей распишемся, и я как его жена, поеду с ним по месту его новой работы. На это он нехотя согласился.
Мама, конечно, расплакалась, когда узнала об этой "новости". (Врать я стала отменно, она ничего не замечает, да и всегда-то она была простодушна и доверчива!) Благословила
она нас с Ильей, и вскорости мы уехали.
В Ленинграде мы с Ильей уже около месяца. Жить мы стали у какого-то его еще школьного друга, Якова, в маленькой темной без окон комнатке для прислуги. Благо, что платили мы за проживание мало. Вся квартира была большая, многокомнатная, принадлежавшая до революции какому-то богатому человеку. Сейчас же жило там, кроме нас, еще шесть семей. На кухне вечная толкотня и свара, в уборную почти всегда очередь. Словом жизнь была не из сладких, и для меня все скрашивала лишь наша с Илюшей любовь. Он работал где-то далеко, а я устроилась подсобной работницей в овощной магазин по соседству. Приходил Илья с работы обычно очень поздно, усталый и угрюмый. Мне его было очень жалко, но он не очень-то отзывался на мои ласки и утешения.
Но вчера, как гром грянул средь ясного неба: Илья заявил мне, что у него есть невеста, которая ждала его все эти годы, и что они уже подали заявление в ЗАГС. У меня пропала даже способность говорить, я сидела на стуле, буквально не понимая, что же произошло.
— Ну, вот молодец, что не устраиваешь сцен... — сказал Илья. — Ты же понимаешь, это жизнь. Ты хорошая девочка... Но ведь я же никогда не обещал на тебе жениться... А моя невеста ждала меня несколько лет, ее родители и мои — друзья с самой юности.
— При чем здесь чьи-то родители?..
— Понимаешь, мы с ней обручены, мы любим друг друга давно, уже лет шесть.
Он промолчал. Я спросила его:
— А как же я?..
— Не беспокойся, можешь продолжать жить здесь. Я уже заплатил Яше за месяц вперед. И вообще, если тебе будет трудно с деньгами, я тебе одолжу.
— При чем здесь деньги? При чем здесь "одолжу"?! Я ради тебя бросила маму, свой дом, а ты меня теперь вот так просто покидаешь? А как же наша любовь?..
— Прости меня... Но ты так настаивала, что у меня не
хватило сил отказать тебе... Прости, прости, Катюшечка...
— Не смей, не смей называть меня теперь так! Я тебя ненавижу! Ненавижу! Забирай свои манатки и катись к чертовой матери! Я тебя видеть больше не желаю!..
Я разрыдалась, бросилась на кровать и зарылась лицом в подушку... Я не слышала, как он ушел. Я пролежала будто в забытьи до глубокой ночи. Очнувшись, я дождалась утра и бросилась на почту отправить маме телеграмму...
Елена Степановна. 1931, 19 марта
Чуяло мое сердце, что с Катериной будет что-то неладно!.. Не понравился мне этот ее Илья! Ведь прошло не больше месяца, а уже разошлись. Как говорят, поматросил и бросил... Да еще к тому же Катерина меня обманула, никакой он ей не муж. А этот наглец посмел еще явиться передо мною!
Нет, я просто не верю своим глазам:
МАМА Я ОБМАНУЛА ЗПТ ИЛЬЯ МНЕ НЕ МУЖ ТЧК ОСТАЛАСЬ ОДНА ВЫРУЧАЙ ТЧК АДРЕС ЛЕНИНГРАД ШЕСТАЯ ЛИНИЯ ВАСИЛЬЕВСКОГО ДОМ 14 КВ 27 ТЧК КАТЯ
Что же мне-то делать? Послать денег на дорогу? А вдруг она уже в положении? Поехать самой? А чем я ей там помогу? Господи, и позор-то какой! Но, тем не менее, надо выручать свое дитя неразумное... Что делать? Что же делать?..
Ну, конечно, конечно же! Нужно Мишу Макарова спросить, они ведь дружили, может, он что-нибудь придумает! У него голова светлая, чай, и совет даст толковый, я-то совсем голову потеряла...
Пойду, пойду к Макаровым немедля же!..
Михаил. 1931, 19 марта
Сегодня вечером к нам пришла Катина мама, вся заплаканная, голос опять почти пропал. А ведь начала было совсем нормально говорить, вот только петь не могла.
Рассказала про страшную Катину судьбу... Это я, я во всем виноват! Я отвернулся от нее, я ее не уберег от несчастья... Оказывается, она еще месяц назад сбежала из дома с каким-то здешним негодяем в Ленинград, где тот ее бросил
одну, без средств к существованию, безо всего.
Как я виноват перед ней! А теперь еще вдрызг запутался с Наташей... Наташа такая хорошая, мне так не хочется делать ей больно. А ведь получается, что я ничем не лучше этого Катиного совратителя! Ворочается, ворочается во мне подленькая мыслишка, что это, мол, Наташа сама меня вовлекла в наши отношения! Но у меня же есть своя голова на плечах! В таких делах ответственность всегда лежит на мужчине. Я чувствую, что Наташа во мне души не чает, я вижу, какой она добрый, искренний человек! А я — подлец...
Но что же делать? Ведь Катю надо спасать! Наташа — сильная, она выживет. А Катя — погибнет. Наташа дома, с родителями. Да и найдет она другого, лучше меня. А Катя сейчас нуждается в моей помощи, в моей поддержке. Ее надо спасать!
Я поеду в Ленинград. Я найду там работу, я буду поддерживать Катю и помогать ей. Пусть она пойдет учиться, придет в себя, опять обретет силы. Я тоже пойду учиться. Может, так и случилось, как я когда-то глупо мечтал, чтобы с Катей случилось несчастье, и я оказался единственным в мире, кто ее спасает. Я должен завтра же ехать в Ленинград. Я успокою Катю, я сделаю все, что могу. А потом мы поженимся и заживем нормальной счастливой жизнью. А без нее мне все равно не жизнь!
Завтра же я еду в Ленинград. Покупаю билеты и еду в Ленинград. Моя мама меня поймет и поддержит, я уверен. Надо пойти и сообщить о моем плане Елене Степановне.
Ах, Катя-Катенька! Катериночка моя любимая!
Я люблю Тебя... Ведь Ты —
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |