Светлый детский локон — первое, что бросилось ему в глаза. Тонкие волосы окружали кольцом миниатюру, но изображение на ней не принадлежало девушке. Это был явно мальчик — пухлый крепыш в нарядной рубашке — он гордо сжимал в руке детскую сабельку. Наверно, это портрет пропавшего царевича, а дочь слуги хранила этот портретик, как память о прошлом.
Со вздохом Лён повесил медальон обратно — на виток. При этом произошло нечто досадное: за деревянной деталью рамы скрывалось что-то острое, так что Лён поцарапал палец. Он заглянул за раму и увидел совершенно лишний тут металлический язычок, а из-за него выглядывал не то кусочек бумажки, не то уголок тонкого платочка. Всё это оказалось немного интересно, и Лён попытался отжать упругий язычок пальцами — ничего не получалось. Тогда он поискал на поверхности комода подходящий для этого гребешок и его краем нажал на железку.
Далее произошло нечто удивительное — язычок легко щёлкнул, и на Лёна стала бесшумно отъезжать резная рамка с зеркалом. Она отворилась, словно дверь, и глазам предстала картина, скрывающаяся за зеркалом.
Прекрасная молодая женщина в светлом наряде держала на руках розовощёкого ребёнка — точную копию того, кто был в медальоне, только портрет был гораздо больше — в руке малыш держал ту же сабельку. Лён всмотрелся в маленького царевича и обнаружил подмеченную живописцем деталь, никак не укладывающуюся в праздничный вид портрета: на запястье пухлой ручки, держащей сабельку, имелся шрам.
Тут вспомнилось Лёну то, о чём поминал сегодня Долбер — их путешествие к Верошпиронской башне — дурацкий квест, который от начала до конца придумал и спровоцировал Вещий Ворон — хулиган и обманщик. Тогда на берегу лесной речки Костик и Федька наловили рыбы, а Долбер, который боялся входить в воду, чистил её на берегу и насаживал на вертелки. Тогда он закатал рукава до локтей, и на его запястье отчётливо виднелся точно такой же шрам. Значит, не врал он, когда сказал у Орорума, что вспомнил своё имя: Александер! Долбер — царский сын! Но чем подтвердить это? Ведь едва видный на картине шрам на руке ребёнка с портрета едва ли может служить убедительным доказательством. Бредни Долбера о принцессе и упорное желание стать королём теперь вполне понятны — подавленные воспоминания детства и голубая кровь.
Наверно это погружение имеет особенный смысл — вот почему дела у Лёна никак не складываются. Этот поиск предназначен для Долбера, вернее, Александра. Все пути вели его к этой встрече, а Лён досадовал на маниакальную затею товарища найти принцессу и ругал сам себя за то, что однажды подбросил ему эту мысль — случилось это не по иной какой причине, а только в результате свинского обмана со стороны Вещуна. И сказано это было совсем случайно — просто для утешения. А Долбер уцепился за идею и верил в неё, как в пророчество — он верил своему товарищу, волшебнику, дивоярцу. Он напросился спутником в Эльфийский Жребий, потому что верил Лёну. И вот случайные слова исполнились правды — Долбер царский сын!
Лён отошёл в сторону и сел в кресло. Он не спешил будить товарища, чтобы обрадовать его новостью. Дело в том, что все доводы очень слабы. Нет убедительных доказательств — только тёмная история Долбера и шрам на его руке. Даже перстень оказался не тот, и непонятно, зачем воздушные девы подарили его. И девушка пропала — некому объяснить, что побудило её выделить бедного гостя из числа прочих, а ведь поиск пропавшего царского сына длился три года! Нет, не стоит пока сообщать товарищу свои догадки.
Прежде всего надо отыскать девицу, если она вообще ещё жива. Потом отыскать подлеца Кирбита и отобрать у него серебряный перстень. И есть ещё надежда, что похититель царевны окажется тем самым негодяем, которого не жалко отдать Лембистору — ведь Лён опрометчиво дал слово! Иначе придётся соглашаться на того единственного кандидата, которого так любовно пасёт демон.
Да, вот такие планы, где только времени взять на всё, ведь он уже неделю в этом поиске.
Лён глянул за окно — на улице уже окончательно стемнело. Пора ложиться спать. Он встал с кресла и задул свечи, а в следующий момент услышал тихий звук со стороны кровати — что-то слабо щёлкнуло.
Глава 8. Каменная царевна
В ночной тьме пронёслась слабая воздушная струя, словно лёгкий сквозняк проник в помещение, и тут же всё прекратилось, но в глубокой тени возле кровати возникло слабое движение. Кто-то вошёл в комнату потайным ходом — все запоры оказались лишними, поскольку в помещение имелся тайный вход!
Лён быстро сообразил, что надо делать — он окутался завесой незаметности и бесшумно двинулся навстречу ночному гостю. Было у него страшное предположение, и следовало опередить посетителя.
Тёмная фигура обходила широкую кровать, на которой вольно раскинулся Долбер — тот даже похрапывал в глубоком сне. Понятное дело, столько дней спать где попало, а последнюю ночь он и вовсе умотался.
Незнакомец, скрытый широким плащом, вытянул над ложем руку, а в ней тихонько засветился масляный фонарь. Слабый свет осветил спящего, и незнакомец в недоумении прошептал:
— А где второй?
— Он тут. — ответил голос из темноты.
Пришелец в плаще отшатнулся и кинулся в угол за кроватью, но что-то двинулось за ним следом — оно осветилось яркими огоньками, и вырисовалась неясная тень, в которой можно было угадать человека, но не узнать его.
— Открой лицо. — приказал тихий голос.
Ночной гость поколебался, а потом скинул капюшон.
— Это ты, дивоярец? — спросил он.
— Да, это я. — ответил Лён, избавляясь от завесы незаметности. Огоньки по-прежнему летали над ним, освещая кровать со спящим Долбером и лицо пришельца. Это был царь Лазарь.
— О, ваше величество. — непринуждённо заметил дивоярец. — Зачем пожаловали без предупреждения?
— Хотел проверить кое-что. — ответил тот, не стараясь даже говорить потише.
— В ужине было сонное зелье? — догадался Лён.
— Я не хотел вам причинить вреда. — сознался царь, — но мне надо было убедиться...
— Искали шрам?
— Да, как ты догадался? — поразился царь.
— Так что, нашли?
Вместо ответа тот, уже нисколько не таясь, подошёл к ложу и сдвинул на руке спящего рукав. В свете огней, которые кружили вокруг Лёна, на руке Долбера стал ясно виден тонкий рубец.
— Он? — спросил Лён.
— Похож. — ответил царь. — Столько времени прошло. Откуда ты всё знаешь?
— Моё дело. — кратко ответил Лён.
— Ты первый, кто назвался мне дивоярцем. Остальные говорили, что они просто волшебники. — сказал царь. — Я догадываюсь, что проболтался мой старый слуга, он обижен на меня за пропажу дочери. Но, я не знаю, куда она девалась — слишком много колдовства.
— А что может убедить тебя, что мой товарищ твой пропавший сын?
— Перстень. — ответил царь.
— Жаль. Наш перстень был не золотым, а серебряным. — вздохнул Лён. — Так что, мой друг ошибся, полагая, что именно по этому признаку его узнала царевна.
Царь засмеялся:
— Для дивоярца ты слишком мало знаешь про драгоценные металлы. Перстень, подаренный мне духом камня, был белого золота. Твой друг сказал, что камень в нём был кошачьим глазом? Да, это тот самый перстень. Теперь, когда я видел шрам, могу сказать об этом.
— Неужели только за этим ты подсунул нам снотворное зелье? — изумился Лён.
— Но ты-то не подвергся его действию. — весьма наблюдательно заметил царь.
Лён не нашёлся, что ответить, но в этот момент где-то далеко за дворцовой стеной раздался долгий заунывный звук колокола. Он пробил три раза и смолк.
— Сейчас начнётся. — сказал царь шёпотом. Он кинул взгляд на дверь и убедился, что все три засова крепко сидят в пазах.
— А если бы мы не догадались закрыться изнутри? — спросил Лён.
— Затем я и пришёл сюда, чтобы проверить это. — ответил царь и попросил: — Погаси, пожалуйста, огни.
Комната погрузилась во тьму, а два человека, стоящие посреди неё, прислушивались к тому, что происходило за дверями.
Лёгкий топот прозвучал в коридоре. Затем широкие стальные полосы дрогнули, словно с другой стороны проверяли преграду на прочность, но только Лён помнил, насколько тяжёлой и массивной была эта обитая металлом дверь. Какая сила нужна, чтобы поколебать её?
— Папа! — раздался за дверью серебристый смех. — Папочка, почему ты прячешься от меня?
Свет луны выплыл из-за облаков и осветил бледное лицо царя.
— Иди сюда, мы поиграем вместе. — звал мелодичный голос. — Мне скучно.
Тут резкий удар потряс дверь так, что затрещали наличники.
— Ты не один, с тобой кто-то есть. — сказал низкий нечеловеческий голос.
— Уходи, я не открою. — хрипло отозвался царь.
— Он здесь, я знаю. — ответило существо за дверью и снова стало биться в преграду.
— Она не уйдёт. — со страхом ответил царь. — Она почуяла чужих.
Но за дверью всё смолкло.
— Этот ход, в который ты пришёл, хорошо защищён? — спросил Лён. — Она не пройдёт в него?
— Конечно. — подтвердил Лазарь. — Иначе я бы не решился пользоваться им. Он ведёт в мои покои. Здесь ведь ранее была опочивальня моей жены.
— И с каких пор она лютует?
— С каждым годом всё хуже. Сейчас она побежала в город — искать случайных прохожих или приезжих, кто не знает.
— И часто ей перепадает добыча? — спросил Лён, содрогнувшись при мысли, что кто-то в этом городе может бродить ночами по улицам.
— Нет, совсем не часто, оттого она и бесится. Побегает по улицам, убедится, что добычи нет — ведь даже собаки и кошки сбежали прочь — и вернётся сюда. С рассветом она успокаивается.
В опровержение его слов за толстой металлической решёткой окна возникла гибкая фигура. Сияющее драгоценными камнями тело, тяжёлые золотые волосы, тонкое фарфоровое личико и огромные, мерцающие множеством разноцветных искорок глаза.
Удар в решётку был так силён, что затряслись и задребезжали стёкла.
— Открой окно, впусти меня. — запел серебряный голос, а руки монстра сотрясали крепкую решётку — сила каменной девы была чудовищной. Она просунула одну руку и выбила стекло. Изящные тонкие пальцы хищно сжимались — они шарили в воздухе, пытаясь поймать добычу.
Некоторое время демоница взывала к отцу, пыталась выманить гостя — всё это время оба человека молчали, стоя на безопасном расстоянии. Потом монстр спрыгнул с наружного парапета.
— Может, стоило сбить камень под окном? — спросил Лён.
— Не имеет смысла. — перевёл дух царь. — Она прекрасно лазает по любой каменной стене. Летать разве что не умеет.
Он подошёл к другому окну, где были целы стёкла, и посмотрел наружу.
— Уходит.
Лён тоже выглянул.
По высокой дворцовой стене полз монстр — сверкающее разноцветными искорками тело легко вскочило на зубчатую ограду, перемахнуло через неё и исчезло.
— Я отправлюсь посмотреть, что она будет делать. — сказал Лён.
— Даже и не думай!! — встревожился царь. — Ты не представляешь, на что она способна!
— Я буду осторожен. — пообещал волшебник.
Выйдя за пределы дворца, он прибег к своему любимому средству: обратился совой и взмыл над стенами. Не стоило показывать царю все свои возможности, и так Лён уже проявил слишком много.
* * *
Город был мертвенно молчалив. Теперь, с высоты полёта, Лён увидел то, что прежде не заметил: все дома снабжены массивными дверями, обитыми металлом, и на всех окнах установлены толстые решётки. За плотно закрытыми ставнями не виделось ни искры света. Мостовая поблёскивала своими серыми камнями под светом полной луны, а дома казались склепами.
По пустынной улице двигалась изящная тонкая фигурка, ночной ветер слегка развевал её волосы, которые в лунном свете выглядели не золотыми, а серебристо-белыми. Девушка подходила к домам, стучалась в двери, звала, смеялась. Нежный голос, похожий на пение хрустальных струй, неожиданно переходил в низкое рычание, но в ответ не раздавалось ни звука.
Монстрица не спеша затрусила на площадь. От недавнего балагана и торговых рядов там не оставалось ничего. Цыганские обозы исчезли. Внимательно обследовав камни и ничего не найдя, девушка быстро побежала к городским воротам. Там она перемахнула через стену и спрыгнула вниз — на землю. Она мчалась по дороге, словно шла по следу. И вот нашла, что искала: среди поля стояли цыганские повозки.
Цыгане ещё не спешили спать — они сидели вокруг костра, разговаривали, пели песни. В резном кресле восседал на почётном месте цыганский барон — тот самый держатель балагана, с которым встретился Лён нынче утром. Теперь он был одет нарядно, да и вообще весь табор выглядел иначе — совсем не такими оборванцами, как в городе. Всё это было видно с небольшой высоты, на которой кружила белая сова. Ещё ей было видно, как подкрадывается к людям каменная дева. Вот один молодой парень отошёл от обоза и стал насторожённо вглядываться в темноту. Он отходил от своих всё дальше и дальше — словно его кто-то звал. Никто, кроме птицы, не видел этого. И вот от земли поднялась стройная фигура — она манила юношу к себе. Прекрасное лицо каменной девы освещалось лунным светом, глаза её были застенчиво потуплены.
Молодой цыган неуверенно остановился, рассматривая это странное создание, похожее на фантастический сон. Тогда глаза девушки открылись, и она глянула на человека.
— Иди ко мне, мой милый, я буду любить тебя. — пронёсся над сонным лугом дивный голос. И парень дрогнул — качнулся и зачарованно двинулся к ней.
Недалеко от этой пары опустилась на землю белая сова. Ещё мгновение, и на траве уже стоял обычный человек.
— Оставь его. — сказал он монстру.
Девушка повернула к нему своё лицо и некоторое время молча рассматривала. Потом двинулась с места. Глаза без зрачков смотрели, не мигая, — они зачаровывали. Лён почувствовал на себе мощный зов, идущий от каменной дьяволицы. Решимость покидала его, но в руке что-то резко завибрировало.
— Очнись, Лён! — крикнула Гранитэль.
Сознание вернулось так же неожиданно, как и оставило его минутой ранее. Он уже видел идущую к нему монстрицу — та не торопилась, словно пыталась получше рассмотреть новую добычу. Она неестественно улыбалась, и Лён вдруг понял, отчего. Улыбка становилась всё шире — рот растягивался. Лицо каменной красавицы утратило всякую привлекательность, оно растянулось вширь. А рот всё открывался, обнажая гораздо более зубов, чем может быть у человека. Жемчужные лезвия сверкали при свете луны. И вот безупречное лицо превратилось в чудовищную маску — сплошные челюсти, усеянные острыми зубами.
Борясь с тошнотой, Лён выхватил свой меч. Тот воссиял яростным белым светом, словно рвался в бой.
— Нет, Лён, не надо, просто уходи! — звала его Гранитэль.
Царевна длинным прыжком покрыла расстояние и тут же напоролась грудью на дивоярский меч.
Дикий рёв потряс ночную тишину, сменившись на пронзительный визг, от которого закладывало уши.
Лён пытался вырвать своё оружие из тела монстра, но меч не расставался со своей добычей — он словно врос в сверкающее тело. Отбивая руками цепкие пальцы каменной девы, Лён дёргал за рукоять, потихоньку вытягивая его. Воющее существо повалилось на землю, держась руками за лезвие, а дивоярец, собрав все силы, упёрся ногой в тело монстра и рванул свой меч. Сверкающее лезвие с хрустом обрезало каменные пальцы, но сил явно не хватало — половина лезвия застряла в теле.
