Критический эксперимент

— Ну и делов Вы там натворили! Даже такая тяжесть, как башмак, с Вами перелетел! Такое редко бывает.

Затем дежурный достал ключик и открыл одну из многочисленных ниш, чтобы вручить мне мою одежду. Всё в целости и сохранности. Даже мобильник не разрядился.

Я начал одеваться, и вдруг со смехом понял, что я уже подзабыл, как надевать современную одежду, и путаюсь в ней. Дежурный смеялся тоже.

— А вот если бы Вы попали подальше да отсутствовали бы подольше, совсем комичное зрелище было бы.

— По моим подсчётам, я должен был отсутствовать дня три, — сказал я.

— Дня четыре либо пять: сейчас полночь. — ответил дежурный.

— Ну и куда же мне идти?

— Есть у нас дежурная комнатка, где переспите до утра, а затем отправитесь куда хотите. Кстати, не продешевите: эти ваши монетки многого стоят. А утром вам выпишут премию.

— А как моя семья?

— Не знаем. Тридцатидневный срок ожидания, оговорённый договором о страховке, ещё не прошёл, так что мы им ничего не сообщали.

Я представил себе "тёплый приём" дома, но эту неприятность искупало то, что я вернулся, и, судя по всему, не очень постаревший. Чувство подсказывало мне, что задача решена отнюдь не идеально, но удовлетворительно, а, может, и несколько получше. Я глубже вдохнул грязный московский воздух, вновь приучая лёгкие к современным гадостям, и попросил:

— Дайте мне попить газировки, если есть! Ужасно соскучился по шипучкам!

— А чаю или кофе не желаете? Можно и коньячку.

— Коньячку чуть-чуть можно, а чай и кофе там не чета нашим.

— Кстати, как там капитан Яковлев? Вы с ним попали в один мир, в близкие места и в близкое время.

— Почитайте историю. Там, наверно, будет фельдмаршал Яковлев, герой Семилетней войны и прочих войн.

— Слава Богу, это осталось на другой ветке мира. У нас-то ничего в прошлом не изменить.

— Так, значит, я зря пластался, спасал нашу цивилизацию от тупика?

— Господь даёт каждой душе возможность испытать себя во всех возможных ситуациях. Вы старались не зря. Вы старались для другого воплощения вашей души в другом мире. В этом-то мире Вы уже не перевоплотитесь, да и говорить о перевоплощениях — упрощение. А нашей цивилизации, может быть, кто-то и поможет. Она сама себе помочь вряд ли уже сможет, разве что спасти кое-что для тех, кто выживет после катастрофы.

— Не ожидал, что вы так хорошо разбираетесь в теологии.

— Здесь много в чём разберёшься! — просто ответил дежурный.

— Но если это нам не помогает, зачем же мы всё это делаем?

— Чётко действует закон взаимности. Хотим, чтобы нам помогли — помогайте другим. Чем больше проблем решите у других, тем больше визитёров-исправителей приходит к нам.

— И вы их знаете?

— Не стоит много болтать. Могу лишь сказать, что мы можем их достаточно точно подсчитать.

— А если я захочу сюда вновь?

— Заключить договор о практике можно будет в любой момент, если сами пожелаете. Зайти в эту комнату можно будет, лишь если кто-то здесь уже сделал выбор, и Вы хотите вновь пережить это как зритель. Но Ваш выбор уже сделан. Критический эксперимент в каждой жизни бывает лишь один.

Я отхлебнул коньяку. На удивление, он оказался очень хорошим. Мы разговорились, как на самом деле всё происходит при переходе и возвращении. Об очень многом рассказывать непосвящённым нельзя, а вот кое-что из того, что можно. "Закон горы Махамеру" (ГОД РАВЕН ДНЮ) выполнен лишь для отправки в абсолютное прошлое, когда ни один из тех, с кем в принципе можно встретиться, сейчас не живёт. Забрать с собой по своей воле ничего нельзя, и хуже всего передаются вещи, несущие индивидуальную информацию (например, записи). А труднее всего во всех отношениях приходится тем, кто отправляется в будущее (но это происходит редко). И вернуться оттуда непросто, и своё тело постареет, и рассказывать о том, что ты там видел и что там было, нельзя: карается мгновенным тяжелейшим неизлечимым безумием. А иногда очень хочется что-нибудь передать, вот и говорят эти люди тёмными намёками, как и провидцы, чтобы пройти по краю безумия и тем не менее надеяться, что имеющий уши да услышит. Я вспомнил Владимира Шалаева, понял, где он был, что там ему пришлось несладко, и что с задачей он не справился. И действительно, через месяц он умер от рака.

Есть наш, "исправителей", сайт critical_experiment.gov. Большинство информации там зашифровано, не столько от хакеров, сколько ради них: если кто-то непосвящённый её прочтёт, он сойдёт с ума (не обязательно необратимо, но достаточно тяжело). Вы можете на него зайти, на основной странице там почти ничего интересного нет (кое-какие намёки Вы сможете понять, исходя из рассказанного мною), а дальше Вас попросят зарегистрироваться, и Вас проверят исправители. Не бойтесь, если Вы не проходили критический эксперимент, Ваша регистрация не пройдет.

Точно так же, если Вы духовно не готовы к тому, чтобы Вас протестировать на пригодность к исправителям, не надейтесь, что Вам удастся поглазеть хотя бы на входную дверь. Мы с Олегом Программенко в сильном подпитии (праздновали удачное возвращение) пытались туда спуститься, и увидели лишь заваленный бетоном дверной проём.

Я удивился, что сайт в сети американского правительства, и мне рассказали любопытную вещь. Когда появилась возможность направлять экспертов для критических экспериментов, первыми это смогли сделать немцы во времена Гитлера, а их специалистов захватили американцы. Спустя каких-то тридцать лет США смогли на основе научного рационализма воспроизвести сделанное немцами на базе интуитивизма и потаённого опыта, сохранившегося в Тибете. Правда, американцы на это затратили колоссальную энергию и средства, но получилось у них гораздо более безопасно и надёжно. А затем было доказано, что в данном случае альтруизм безусловно наивыгоднейшая стратегия, и во время перестройки был на американские деньги американскими специалистами создан московский центр. Любопытное обоснование этого было в секретном докладе: поскольку будущее всё равно Pax Americana, то нужно привлекать к его улучшению всех (сами понимаете, исходя из того, что сообщают исправители будущего, никаких точных выводов сделать нельзя, но они перетолковали в данном смысле). Есть всего две нации, представителей которых категорически не допускают к критическим экспериментам: китайцы и англичане. Почему — можете вычислить сами.

Ну что же, критическая полоса кончилась, надо возвращаться к обычной жизни.

Этой ночью я увидел несколько снов. Растерянный асессор Антон Поливода, стоящий где-то в чаще леса совершенно голый на куче чьей-то роскошной одежды и такой россыпи золотых монет, вывалившихся из порванного кошеля, какой он за всю жизнь не видел. Я искренне жалел его и понимал, что для него теперь хороших решений просто не было: найди он дорогу в Кёнигсберг, все бы отнеслись к нему как к неожиданно сошедшему с ума, а в другом месте ему придётся не лучше. Это было напоминание мне, что за всё платить надо, "подвиг" всегда причиняет тяжкий ущерб кому-то невинному.

Проснувшись от кошмара, я вновь заснул и увидел барона Яковлева, настойчиво спрашивавшего меня: "Ну как там у нас? Что изменилось?"

Я ответил ему: "Ничего. Мы меняли другой мир".

Яковлев сказал почти то же, что и я: "Так зачем же пупок надрывали?"

Я вздохнул: "Долг платежом красен; и для дающего, и для берущего".

Связь прервалась, и я понял, что, даже если это был не совсем сон, то навсегда.

Третий мой сон был про почтенного профессора Канта, написавшего формулировку категорического императива и рассуждавшего сам с собой, а как её поправить, чтобы исключить возможность лжи правдой?

А четвёртый мой сон был самым реалистичным. Я вновь стою в лесу, раскинув руки, и вдруг оказываюсь во тьме, где чуть-чуть пахнет чем-то сладковатым. Слышу звон золота рядом со мной. Вдруг мелькает аварийное освещение, которое в одном из углов временами то появлялось, то пропадало. И я вижу вдребезги разбитый экран и электронику от него, кучу осколков стекла и чего-то ещё на полу. Я обуваю левую ногу, поднимаю тряпку рядом с собой, завёртываю в неё другую ногу и золото, и осторожно пробираюсь к открытым шкафчикам. Одежда и вещи из них выброшены, мне как-то почти сразу удаётся найти своё. Деньги и документы исчезли, мобильник не работает, видно, что по одежде кто-то прошёлся. Одеваюсь, роюсь в кучах других вещей, набираю немножко денег и пробираюсь к двери. Картина скорее не разгрома, а паники. Дверь изнутри бронированная и герметичная. Замок такой, что открыть его безнадёжно. Но есть красная ручка, опечатанная и явно аварийного вида. Я берусь за эту ручку, молюсь, чтобы это оказалось аварийное открывание двери, и тут просыпаюсь. А ощущение такое, как будто, наоборот, я из реальности свалился в добренький сон.

Когда я вернулся домой и рассказал всё моей семье, меня поразил один комментарий. "А, может быть, и задачи-то никакой не было? Это был просто эксперимент на выживание!" Потом я узнал на собственной шкуре, что немцы и японцы стремятся изо всех сил завлечь тех, кто успешно прошёл критический эксперимент. А вот американцы отстали от меня, проинтервьюировав по телефону и выяснив, что я крайне критически отношусь к "универсальным ценностям западной демократии" и к методам, которыми их насаждают США, в частности. Наше правительство ограничилось тем, что прислало мне анкету эксперта (которую я просмотрел и из-за её полного идиотизма не стал на неё отвечать) и больше никаких действий не предпринимало, даже не поинтересовались, почему я не отреагировал на анкету.

Эпилог (2015 год)

Порвать и выбросить в урну идиотскую бумажку с анкетой эксперта оказалось недостаточно. Несколько лет я пытался забыть, что со мной произошло, и под конец самому всё стало казаться сказкой. Но через три года я поссорился со своим ректором, и в тот же день, как слух об этом распространился, получил приглашение от знакомого академика в старинный маленький русский город, в академический институт. Выяснилось, что "завиральные теоретические" идеи, возникавшие у меня, на самом деле могут стать основой нового проекта. Что-то ехидно на меня смотрел "царь-батюшка" института. Я нашёл свой пароль на сайте исправителей, куда не ходил больше двух лет (в частности, из-за параноидальной системы проверки безопасности; за два года она стала ещё более неудобной и многоступенчатой; сейчас я понимаю, почему), и вычислил его под одним из псевдонимов. После этого я стал более серьёзно относиться к происшедшему, и пересмотрел некоторые из действий Олега Программенко. Теперь об этом можно рассказать: как вы, наверно, догадались, он "внештатный" сотрудник Критического центра, подрабатывает на поставке рекрутов. Его связи среди неординарных личностей: всемирные олимпиады программистов, "что-где-когда", чемпионаты по бриджу и другое — как раз оказались к месту. И его завлаб Андрей Денисович, видимо, занимал там ещё более важную позицию. Из разговоров с ними я понял, что формальный шеф центра является лишь куратором и зицпредседателем. Бывшие исправители в центре не могут работать. Почему — я так и не понял.

Анализируя форум исправителей, я понял очень многое. В частности, гады Олег и А. Д. не сказали мне, по какому тонкому льду я хожу: наказывается безумием не только разглашение, но и ложь. Причём самообман: имел данные, чтобы опровергнуть свою уверенность или поставить её под сомнение, но не захотел сделать выводы — тоже считается ложью. Правда, иногда безумие проходит, когда исправитель натворит и наболтает такую кучу чуши, из которой не извлечёшь, о чём же он проговорился и где солгал. Но это не утешает... Параноидальность форума (на входе тебе предлагают капчу типа заданий немецкого Idiotentest, и аналогичную, чуть полегче, каждый раз, когда отправляешь сообщение либо ответ, кроме самых простых, на форум) связана с проверкой на безумие. Заодно, как оказалось, она даёт возможность нам, несчастным, проверить более безопасно (намного, но не совсем) границы допустимого разглашения, всё время меняющиеся, и собственный самообман. Этот текст протестирован на форуме.

Поскольку одна из самых безопасных областей — личная жизнь исправителей и их общественные убеждения, — я составил представление об этом оригинальном сообществе.

В семейной жизни либо исключительно здоровая в психическом и моральном смысле семья (никаких конфликтов поколений и "опыта разводов"), либо одиночки, как панически боящиеся противоположного пола из-за неудачного опыта, так и "идейные отшельники". Члены семьи достойны исправителей и понимают их с полуслова. Ни одного ЛГБТ или атеиста, а религиозные воззрения самые разнообразные: от агностиков и деистов до верных последователей религий. Верующих в прогресс мало, среди побывавших в будущем лишь один американский шапкозакидатель под наглым ником amerika kicks asses. Политические взгляды варьируются от нацизма и монархизма до анархизма и либертарианства. Но ни одного фанатика и фундаменталиста. Я разработал серию утверждений, отсекающих фанатиков своих убеждений. Вот она.

1. Нет слов от Бога, все слова от человека.

2. Утверждающий, что знает истину, совершает богохульство и слуга Дьявола, поскольку Истина — атрибут Бога, а не человека.

3. Намного меньший грех поклоняться идолам, чем низводить Бога до идола.

4. Бог человека не наказывает; сбившийся с Пути наказывает сам себя.

5. "Раб Божий" — самоназвание, ведущее к гордыне и богохульству: человек утверждает, что действует по приказаниям Бога.

6. Цитата никогда не доказательство, кроме вопросов, связанных с текстом.

7. Нужна не свобода мнений, а свобода аргументации и ответственность за высказанное.

8. Неотъемлемых прав нет. Права неразрывно связаны с обязанностями и должны утрачиваться, если соответствующие обязанности не исполняются. Аналогично с обязанностями.

9. Большинство во всех нетривиальных вопросах неправо.

И при отсутствии фанатизма убеждения у этих людей очень крепкие, так что вспоминается стихотворение Теофиля Готье "Гиппопотам":

Как защищён от нападений

Могучей кожей бегемот, —

Так под кольчугой убеждений

Без страха я иду вперед.

Перевод Брюсова более точен для этих людей, чем популярный перевод Гумилёва.

В связи с трудностями общения, посты обычно достаточно длинные и обстоятельные. Темы самые неожиданные. Мне вспомнилась дискуссия о "Государстве" Платона. Большинство признало постепенно выросшую аргументацию, что Платон верно высказал требования к различным слоям населения в государстве и к исходным принципам поведения, но, рассматривая их возможную реализацию, пользовался примитивной линейной логикой. А главное, он не учёл, что требования к правителям практически исключают возможность выработки ими высокоуровневых решений (всесторонний многофакторный анализ и принятие, а затем реализация, ответственных решений почти несовместимы в одной душе). Нужны правители и советники, "философами" должны быть советники.

Посмотрел я на небо и показалось мне, что оно закрыто жирными, вяло толкающимися и обгаживающими всё задницами "элит", не допускающих в нашем пространстве-мире-времени никого толкового наверх. И вдруг подумал, что ведь сообщество исправителей — готовые, имеющие практический опыт правители и советники на случай... И получил жестокое предупреждение, что подошёл к самому краю. А те из "элит", кто мог бы быть исправителями высшего уровня (например, Киссинджер и Бжезинский) ещё в районе 2005 года предупреждали, что абсолютная гегемония САСШ стремительно превращается в призрак, вредный для всего мира и для самих САСШ, и пора начинать упорядоченное отступление. Но, когда они говорят неприятные вещи, их не слушают.