Властелин бумажек и промокашек

— Ники, идем достраивать качельку, — вопил Жорик, колотя ногой в дверь.

Володька молчал, но судя по амплитуде ударов, участие в оппинывании двери принял активное.

— Или приподнял Жорика и он колотит обеими ногами, — разнообразил версию Историка Химик.

— Придется вставать коллега, АПешечка будет к обеду или даже позже, — сказал Историк, — пока её нет, участия в бандетизме нам не избежать.

— Всегда подозревал, что в словах дети и бандитизм есть что-то объединяющее, — проворчал Химик, — а букву в середине слова просто изменили для конспирации.

Николай встал с кровати, проковылял к рукомойнику, взял щетку и порошок, зевнул, подошел к двери, щелкнул замком и нажал на ручку с двуглавым орлом.

Вбежавший Жорик воскликнул: "О, ты уже оделся", а Володька с любопытством огляделся, поражаясь, видимо, царящему аскетизму.

— Жора, Володя, доброе утро, — сказал Николай, стоя наперевес с зубной щеткой, — только зубы почищу и идем.

— Даже часов нет в комнате, — проговорил Историк, — а в игровой стоят. Вот Володька и удивляется. С другой стороны, для Николая прямо сейчас делает мебель Карл Аарслефф с Василием Полевым.

— А кто такой этот Карл? — проявил любопытство Химик.

— Будущий директор Королевской датской академии искусств, — ответил Историк. — В основном — скульптор, но по дереву тоже работает, расписывает барельефы. Главный декоратор резиденций датских королей. Про Василия не спрашивай, всё что я знаю, он резчик по дереву, после обучения в академии решил остаться жить в Дании.

— Эмигрировал из России еще до того, как это стало мейнстримом, — понятливо кивнул Химик.

— Рискую шокировать, но она всегда была мейнстримом, — уточнил Историк, — пословицу вспомни: с Дону выдачи нет. Бежали крепостные, бежали старообрядцы в 17 веке. Само собой, делала ноги проворовавшаяся элита. Рвать когти умудрялись даже ссыльнопоселенцы с Камчатки — знаменитый бунт в Большерецком остроге, когда восставшие захватили галиот "Святой Пётр" и доплыли на нем до Макао. Было это уже в 18 веке, но тенденция просматривается.

— Но это же не назвать массовой эмиграцией, — сказал Химик.

— По данным Военной коллегии за октябрь 1765 года выведено из Польши десять тысяч сто девяносто восемь беглых крестьян, — процитировал Историк. — Я так скажу: конечно, эмиграция эта носила неосознанный характер. Какой-нибудь граф, стащивший казну, мог прикинуть — аха, отсижусь в Англии, Голландии с денежками. Крепостные бежали куда глаза глядят, подальше. На первом месте по мотивации, судя по опросным листам воеводских, затем уездных канцелярий, у них было уклонение от рекрутских наборов, на втором — физические издевательства помещика и только на третьем — экономические причины. Подытожу: ни радио, ни интернета не было, но уже из России бегали.

— Жесть какая, — поморщился Химик, — куда власть смотрит?

— Обратно затаскивает в кандалах, — начал объяснять Историк, — хотя Екатерина Вторая издает Манифест о всепрощении беглых в 1762 году, на ситуацию он не особо повлиял. Оставшейся в двадцать первом веке власти эмиграция только в плюс. Как там один депутат рассказывал: пусть весь креативный класс уедет — будет только лучше. Это же их голубая мечта: ресурсов остается столько же, а делить бонусы от них нужно на меньшее количество граждан. Причем, это послушное и малодумающее количество, несклонное к переменам, рефлексии, размышлениям. Идеальный электорат.

— Блджд , — выругался Химик, — не может быть все так плохо. Не верю.

— Патриотизм, — сказал Историк, — это говорить правду. Идиотизм — размахивать ракетами. А когда люди думают наоборот — это признак революционный ситуации.

Николай прополоскал рот отваром дуба. Сплюнул. В голову упорно лез толстомордый правнук графа Толстого и он сплюнул еще раз. Ребята наблюдали эти манипуляции с удивлением.

— А вы почистили зубы? — строго спросил Николай, — очень важно укреплять их именно в нашем возрасте, когда молочные зубы заменяют постоянные.

— Но Ники, — удивился Жорик, — ты на прошлой неделе говорил, что достаточно будет священомучениче Антипо помолиться от зубных болезней.

— Георгий, — воззрился на него Николай, — это было до того, как я увлекся математикой. Население России сейчас около восьмидесяти миллионов. Если хотя бы каждый сотый попросит святого, что он будет делать?

— Я таких чисел не знаю, — открестился Жорик.

— Найдет помощников? — предположил Володька. — Мышка, забери мой зуб молочный, дай мне зубик новый, прочный!

— И вот с этими людьми нам строить новую Россию, — ехидно сказал Химик.

— Откуда ты знаешь сколько население России? — озаботился Володька.

— У папки в документах прочитал, — соврал Николай, хотя ему хотелось гордо заявить: "Милютин доложил!", — когда играл с ним в Кабинете. Слова запомнил, а недавно, примерно понял сколько это. Как людей в полмиллионе таких дворцов как наш.

Видя их непонимание, уточнил: "как сто пятнадцать Санкт-Петербургов". Наконец он решил добить их сравнением болезненности лечения зубов с пытками.

— Парни, — внушительно объявил Николай, — отроки славные, молодцы бравые, ухари могучие! Вы же видели на исторических фресках "Железную Деву Марию"?

— Такая железная клетка с шипами католиков для ёретиков? — неуверенно справился Володька.

— Ты сейчас про инквизицию им рассказываешь? — спросил Химик, — они же их жгли.

— Да там столько инструментов было для инакомыслящих, — уточнил Историк, — это когда им не хватало женского тепла — они жгли ведьм.

— Так вот, — торжественно анонсировал Николай, — если ваши зубы заболеют от сладкого, горячего или холодного, инфекций или питания, а главное от того, что вы за ними не ухаживали. То к вам придет лечить их дяденька с чемоданом, полных щипцов, крючков, отверток и свёрл. Он засунет их вам в рот, начнет там ковыряться и рвать. Ощущения ваши от лечения будут примерно похожи на пребывание в этой клетке. Вот вам крест — мне Радциг рассказывал как его лечили.

Побледневшие дети выскочили из его комнаты. Панический скрип сапог, перестук подошв, приглушенный ковровым покрытием, удалялся от него, а Николай невозмутимо причесывался у зеркала.

— По крайней мере, нас ждет религиозный успех, — подумал Химик, — синтезируем прокаин на двадцать лет раньше и вместо Антипо люди начнут молиться на Николая.

* * *

Промерзлая земля с трудом поддавалась лому. Главным инженером восьмого чуда света, а Химик высокопарно обозвал это сооружение — Великие садовые качели царя Николая Второго в Санкт-Петербурге, было решено запалить два костра на месте вкапывания оснований треугольника на котором держалось перекладина качелей.

Сказано — сделано. Те самые, вчерашние рабочие собрали в кучу весь древесный мусор, подплеснули спирту и два костра весело замигали огоньками.

— А Фарафонтьев не пришел, — заметил Химик, — как ты и говорил.

— А ты бы пришел? — ответил вопросом на вопрос Историк, — это Радциг вон пляшет от счастья в последний день. Отдежурил неделю и на следующую свободен.

Вышеназванный джентльмен действительно суетился неподалеку, помогая в постройке качелек.

— С завтрашнего дня, его высочество на следующую неделю — головная боль камердинера Шалберова Николая Филипповича. — Объявил Историк

Да он не поэтому тут ошивается, — возразил Химик, — на всякий случай подстраховался. Вчера упустил момент, так мы его акустически долбанули трещоткой.

— Не будем больше трогать камердинеров, — согласился Историк, — мало что ли нам соглядатаев.

Николай приобнял за плечи свою команду, глядевшую на костёр.

— Ну что, други, — выдал он весело, — за часок земля отойдет и можно будет вкопать наши качели. Забьемся пока кто больше подтянется на турнике?

— Но ты итак, Ники, проводишь там каждую свободную минуту, — обвиняюще сказал Володька, — нам за тобой не угнаться. С чего ты так полюбил турник?

— Вообще, Николай просто вырасти пытается из будущих ста шестидесяти восьми сантиметров, — проворчал Историк, — но как это ребятам объяснить? Концепция "на потом" для них сложновата, да и для Николая думать на десять лет вперед очень странно.

— А задвинь про гладиаторов, — посоветовал Химик, — скажи читал "Спартака" Джованьоли, там все так делают.

— Хм, "Спартак" уже действительно написан, — согласился Историк, — но с итальянским Ники пролетает, а в России книгу переведут года через три-четыре. Ладно, совру что так пишут в книжке по истории Древнего Рима, что у меня валяется в комнате на столе, в кипе других, ожидая этажерки из Дании.

— Все начинается с истории рукопожатия, — сказал Николай, подталкивая команду по направлению к турнику. — Давным-давно, в великом Риме устраивали гладиаторские бои. Ну вы знаете, Александра Петровна рассказывала. И был среди гладиаторов такой обычай: выходя на смертный бой они пожимали друг другу руку в знак уважения. Так вот, самый сильный рукосжимальщик воспринимался человеческим мозгом как самый сильный боец. В чем, разумеется, была определенная логика. Сильнее хват меча, сильнее удар. Против такого бойца старались не выходит, оставляя схватку с ним до последнего момента. И потому шанс выжить у него становился выше.

— Ву мэ компхронэ? (Вы меня понимаете?) — требовательно прокартавил Николай

— Уи, — пискнул Жорик, а Володька закивал так, что фуражка сползла на нос.

— Да и вырасти так можно выше, — выдал еще одну тайну Николай, — чем больше висишь на турнике — тем сильнее растягиваешься. А зачем нам быть коротышками? Людям маленького роста — бить лицо легко и просто. Потому в кадетских корпусах, гимназические залы сплошь в турниках. Наш засранец мне лично об этом рассказывал.

При упоминании генерала Даниловича в таком контексте раздались неизбежные смешки. Но Володька все же озаботился вероятным раскрытием тайны.

— А про нас не узнают, Ники? — спросил он с надеждой, — вчера в его квартире весь день взрослые ковырялись.

— Ха-ха. — прокомментировал Химик, — экперты ОЗХО обвинили российские бобовые культуры в повышенном содержании олигосахарида.

— Сомневаюсь я в местных экспертах, — поддержал Историк, — химия в данное время, как квантовая физика в будущем. Изучают только университетах. Что казаки Конвоя и охранная полиция понимают в простейших химических реакциях — да ничего. Ну, сорвало, фигурально выражаясь, дно у Даниловича в туалете — так Боженька решил. Тут Порфирий Петрович с химическим образованием нужен, которого к детям совершенно не пустят — сойди он даже с ума и попытайся расспросить детей из царской фамилии. К Володьке? Володька не Раскольников — покрепче будет, да и не убивал никого.

— Кто меньше толкует, тот меньше тоскует, — пафосно ответил Николай, — все будет в ажуре. Ну, кто у нас богатырь земли русской?

И Николай толчком придал брателлам ускорение к турнику.

* * *

— Красота-то какая, лепота, — восторгался Историк видом с качельки.

Дубы-колдуны обнимали полянку на которой заливали зимой каток Аничкова сада, чуть выше и к Невскому, между таких великанов стояли качели, с которых открывался вид на поляну и далее, на серую громаду тётки со скипетром и в венке. Условный вид. Хотя деревья, сбросившие всю зелень, обнажились, а памятник возвышался на десять метров, все же костлявые, зимние фигуры вязов и дубов перспективу заслоняли изрядно.

И ладно. Сама вон тётка вид на Александровский театр убила. Ничего, стоит — улыбается.

— Раньше, — сказал Историк, — сад простирался до Садовой. Справа по Невской тянулся пруд, стояли здания для слуг, зверинец, фонтан, скульптуры.

— Меня больше пугает, — задумчиво произнес Химик, — что из окон дворца Николая, когда он попрется прятать миллион, можно будет заметить, при желании, ночью. В этом смысле, тот прошлый сад меня бы больше устроил, зашли бы вглубь там, где Катькин сад сейчас.

— Мы зайдем со стороны Сервизной, — заметил Историк, — со стороны Невского проспекта вероятного наблюдателя будет слепить фонарь. В любом случае, как ситуацию можно улучшить? Устроить для отвлечения фейерверк, игру на шотландской волынке, дымовую завесу?

— А что, — оживился Химик, — нужен всего-то древесный уголь, обработаем его поташом, порошок марганцовки и пара коробков спичек. Будет зачётная дымовуха. Как на батарее Раевского.

— И этот человек запрещал мне пальнуть из пушки, — горько пожаловался Историк.

— Ну, знаешь ли, — обиделся Химик, — одно дело дымовая завеса — другое изображать штурм дворца турецкими янычарами. Тут полгорода сбежится с вилами.

— Да мало ли что грохнуло, — защищался Историк, — может вон памятник Екатерине упал с постамента. Пушкин не был генгста, хотя был смугловат, волосат, мог зачитать фристайл и умер в перестрелке, Николай не станет дилером, подсунув закладку Хоменко. Смотри на это просто, как на запуск салюта из пушки.

— Аха, запуск пальцем в небо, — насмехался Химик, — поберег бы царевича.

— В общем, — подвел черту размышлениям Историк, — просто осторожно сделаем, что намечали. Без дополнительных вводных. Обед, поспим, поиграем с пацанами, вскроем комнату Хоменко на ужин. А ближе к ночи на дежурство в зимний сад, там отряд спецназа легко затеряется среди джунглей не то что мелкий мальчишка. Оттуда караулка как на ладони.

— Запасаемся бутылочкой воды с лаймом и орехами, — деловито предложил Химик, — поможет бодрствовать. Неизвестно сколько сидеть между кадками растений придется в этом саду. Пацан мелкий, может сомлеть.

— Я настраиваюсь на пару-тройку часов, — состорожничал Историк, — в дворце встают очень рано, часов в пять уже есть вероятность попасться на глаза. Мы еще искать тайник у Хоменко неизвестно сколько будем. Три часа дежурим, потом валим. Не получится, придумаем новый план. Ты же грозился бромэтан синтезировать, а он вырубает мгновенно.

— Сложности есть, на коленке ведь придется делать, — сказал Химик, — но процесс несложный, урок десятого класса по химии. Все ингридиенты: водичка, этиловый спирт, серная кислота и бромид калия легкодоступны. Вот вырубает он ненадолго, минут на пять. Мне другое интересно: ты из чего его распылять собрался. Под святую воду замаскируешь? Бубня молитвы, подойдешь в марлечке к Хоменко и окропишь его бромэтаном?

— Сделаем водяной пистолетик пораньше, — не сдавался Историк, — че там сложного? Из трубок, шприца и немного казеинового клея.

— И маску не забудь, — острил Химик, — такую зеленую и лысую. Ниспошли человечеству франшизу "Фантомаса"! На основе реальных событий: сначала в книге, потом в синематографе.

— Хоменко — частный случай, — заупрямился Историк, — запасные планы нужны всегда. Это сейчас мы оборотня в погонах раскулачиваем. Казалось бы, что сложного, но мы же его пристукнуть не можем. Раз пристукнул, два пристукнул и начинаешь молотить без разбора пока тебя не починит Джейме Ланнистер. Будущее на остове из скелетов состоит из страха. Такое государство умирает вместе с властителем. Сейчас у нас сложился типичный Рохан накануне падения: дед — глуповатый Теоден, батяня — ничем не выделяющийся Теодред, великие князья — коллективный Саруман и министры — коллективный Гнилоуст. Вот только хоббитов у нас в два раза меньше и Гендальфа ждать неоткуда. Всех их придется переигрывать, раскулачивать и без азиатчины. Тупой и забитый народ нам не нужен.