После жизни

— Ты плохо себя чувствуешь. Тебя качает! — Граф хочет подойти ко мне, но я держу его на расстоянии.

— Знаю, что ты сделаешь все, что от тебя будет зависеть ради ребенка. Так что, не порть мне настроение. Он тоже хмурится. Также я знаю, что тебе я безразлична, но против ребенка ты не пойдешь! Не подходи!

— Виви...

— Хватит!

Я больше не хочу слышать и слова. Спускаюсь вниз.

Кулон давит на мою шею, напоминая, что я, отныне, принадлежу этому эгоисту-собственнику по имени Граф, что привык принимать решения за всех.

Стараюсь не думать об этом. Подходя к дивану, вижу, что Несс уснула при включенном телевизоре. Я тихонько жму на пульт. Экран гаснет.

Немного подвинув сестру, ложусь рядом с ней. Она тут же обнимает меня и прижимается ко мне в поиске защиты. Я отвечаю ей. Мне тоже необходима защита и самая сильная. Защита от самой себя. Я боюсь, что полностью могу капитулировать Графу. Меня это пугает. Тогда, я уже не смогу иметь козырей в рукаве.

Над головой слышатся тяжелые шаги. Граф не спит. Я тоже не могу уснуть — он не дает. Люстра качается. Пару раз даже скрипят верхние ступеньки лестницы. Он думает спуститься ко мне? Не нужно. Он тоже понимает это и остается наверху.

Не сразу, но мне все-таки удается уснуть.

В моем сне — отец. Он обнимает меня и баюкает. Рядом с нами стоят Оливер, мама с улыбающийся Несс. Мы все счастливы. Но внезапно это все сгорает, как задержавшийся кадр на проекторе. Он выгорает и ничего не оставляет. Пусто.

Я вздрагиваю и просыпаюсь. Мне жарко и я вся мокрая.

Бреду на кухню за стаканом воды. Часы показывают лишь начало второго часа ночи. Еще очень долго до рассвета. Особенно, когда тебе не спится и снятся кошмары.

С каждым шагом, последующий дается мне все труднее. Я едва различаю контуры кухонной столешницы. Хватаю руками воздух, чтобы не упасть. Под руку мне попадается косяк двери. Я цепляюсь за него, но ноги подводят меня — я соскальзываю вниз. Мне плохо.

Выбора нет...

— Граф... помоги мне... — шепчу я перед тем, как полностью отключиться.

* * *

Просыпаюсь я уже на кушетке. Вокруг никого. Я одна в комнате. Размер ее примерно метра два на три. Тут только моя постель, стул и одинокая лампочка. Рядом с кроватью стоит огромный прибор. Все. Больше ничего.

Едва мои глаза открываются, я замечаю, что от моей руки тянется тонкий шланг, что подводится к большой машине. На ней множество лампочек и кнопочек. Есть монитор.

Одна из лампочек начинает мигать и раздается противный звук.

Через минуту дверь комнаты распахивается. Это Док. Он, как всегда, при халате и руках, что спрятаны в карманы. Он изучает меня.

— Отлично. Ты очнулась. Помнишь как впала в бессознанку? — он проверяет мой пульс и осматривает белки моих глаз.

— Помню, что мне стала плохо на кухне... и... и я... — картинка расплывается и дальше я не могу вспомнить. — Я в лаборатории?

— Нет. В госпитале при ней. Уж извини, но палаты начисто лишены красоты с вашей, женской, точки зрения. Придется потерпеть.

— Почему я упала в обморок? — мне страшно. Я хочу знать, чего конкретно мне ожидать.

Док берет у меня кровь в шприц и втыкает еще одну иголку в руку, от которой тянется другой шланг. Он больше. Я кривлюсь от боли и издаю тоненький мышиный писк.

— Терпи. Нужно вводить его тебе раз в неделю, чтобы ребенок не забил твою иммунную систему. Он подавляет тебя и твое здоровье.

— Температура — это еще не все?!

— Нет.

— Что ты мне вводишь? — киваю я на капельницу. Док щелкает по капельнице и проверяет ее еще раз.

— Новый штамп сыворотки против болезней. Она универсальна. Но это лишь эксперимент.

— И почему же ты тогда рискуешь первым ребенком у вас ради этого? — не понимаю я Дока.

— Не я. Граф решил, что он пойдет на риск. Он принес тебя позавчера ночью ко мне. Мы не решались вводить тебе большую дозу и капали помаленьку. Теперь, сегодня утром мы увеличили дозу и ты очнулась. Граф обрадуется.

— Думаешь? — неуверенно спрашиваю я его. Мне нужно знать.

— Уверен. Он орал на всех тут, чтобы мы привели тебя в чувство. Ты едва дышала и очень прерывисто.

— Он боится за ребенка.

— Он боится за вас. И это пугает всех. Он стал уязвим. Может было лучше, чтобы у нас никогда не появлялись дети и их матери? — вопрос адресован не мне, а самому себе. Док не ждет моего ответа. — Он сделал тебя своей спутницей по жизни. Такое было лишь однажды...

— Когда?

— Давно. И не в нашем уголке. Это было у первого гетто.

— Из-за ребенка?

— Не знаю. Но здесь... это тоже непонятно.

Я подавляю вздох.

— А где Граф?

— Хочешь видеть его?

Я медлю с ответом. Док, видя мое сомнение, поясняет:

— Твой обморок — результат стресса. Ребенок отключает твой организм, чтобы сохранить его для себя. Как только ты волнуешься, злишься или страстно желаешь чего-то, то твой ребенок поднимает резким скачком температуру тела и ты теряешь сознание.

— И так будет...?

— Будет. Поэтому, я тебя спрашиваю: ты точно хочешь видеть Графа? Он сказал, что перед этим вы поругались.

— Хочу. А где он?

— Рядом с твоей палатой. Хотя проблем выше крыши...!

— Что?

— Ничего. Не думай. Я позову его.

Док больше ничего не говорит. Он еще раз проверяет все показатели и удовлетворенно кивает головой. Он доволен ими, если, вообще, ими можно быть довольными.

Я оправляю тонкую простыню и поправляю волосы. Я хочу быть во все оружии. Наверняка, Граф в курсе, что меня нельзя злить? Посмотрим...

Он входит в мою палату тихо, боясь лишних движений. Его взгляд направлен на меня. Он бесится от того, сколько в меня натыкано трубок.

— Как ты? — он не решается сесть рядом со мной. Граф стоит рядом.

— Нормально... вроде бы... Док так сказал.

— А ты? Ты, что скажешь? — не выдерживает и на секунду теряет свое самообладание Граф.

— Это важно?

— Важно, черт возьми! — кричит он.

Дверь палаты тут же открывается. В проеме видна голова Дока.

— Будешь орать — вытурю! Или больше не бегай ко мне с просьбой спасти твоих! — он с силой хлопает дверью.

Я смотрю на хмурое лицо Графа. Он стискивает руки в кулак.

— Твоих? — с улыбкой спрашиваю я у него.

Он поднимает на меня свой взгляд. Его глаза ищут в моих поддержки. Я тоже ее ищу.

— Моих. Извини... — ему сложно дается это слово, но он произносит его.

— Простила. Сядешь? — робко интересуюсь я у него.

Граф садится на край моей постели. Его рука находит мою руку и мягко сжимает ее, даря ту поддержку, что мне нужна.

— Я больше не сделаю так, чтобы ты злилась. Ребенок убивает тебя...

— Нет. Со мной все хорошо!

— Ты врешь?

— Вру.

— И ради чего же?

— Ради тебя! — бью я его по руке. Экран прибора начинает мигать. Во мне разгорается вновь то знакомое пламя. Оно выжигает все внутри. Я хватаю руку Графа. Он со страхом смотрит на меня.

В палату вбегает Док. Он не знает, что еще предпринять.

— Все будет хорошо! — обнадеживает меня Граф, гладя меня по голове. Его рука ложится на мой живот. Мой огонь угасает. Быстро, так же внезапно, как и возник.

Мигание прекращается. Док непонимающе смотрит на нас с Графом.

— Вы, оба, — невероятные! — его глаза огромные и они смотрят на нас.

— Все прошло.

— Серьезно? — не верит мне еще Граф. — Все прошло?

— Не веришь ей, поверь монитору. — Док стучит по экрану, привлекая внимание.

Граф смотрит на монитор, сверяя мои слова с показаниями.

— Что произошло?

— Видимо, ребенок хладного и человека — это мега-круто! — выдает свое предположение Док. Граф и я не знаем, что сказать. — Ваш ребенок уже вас чувствует и понимает, что происходит.

* * *

Меня не выпускают еще неделю из этой больницы. Я уже начинаю потихоньку сходить с ума.

Граф приходит ко мне каждый день по два раза. Иногда и по три. Когда как.

Ненси приводит ко мне Несс через день. Сестра не плачет, только иногда ее глаза на мокром месте.

— Не плачь, красавица.

— Твой ребенок мешает тебе? — интересует ее этот вопрос. Ненси испуганно смотрит на меня.

— Нет, что ты! Это не так.

— Ладно, — нехотя соглашается со мной Несс.

Она никогда не говорит о том, что хочет обратно домой. Не говорит мне. Но Ненси...

Она рассказывает мне как слышит рыдания моей сестры, которую рано заставили стать взрослой. Она закрывается в туалете и плачет. Ненси говорит, что она обращается к отцу, человеку, которого она никогда в своей жизни не видела. Она просит избавить меня от боли и помочь нам вернуться домой к маме и Оливеру. После этой молитвы, Несс всегда обещает, что будет хорошей девочкой.

Мои слезы душат меня лучше всякой веревки. Я сжимаю мою ночнушку на груди. Ткань превращается в жамканый кусок.

— Тебе плохо?

— Нет. Все нормально. Просто, я хочу побыть одна. — я отворачиваюсь к стене, стараясь не видеть жалостливого лица Ненси. — Уходи. Уходи, пожалуйста! — махаю я ей рукой.

Ненси не произносит больше ни слова. Она встает и выходит из палаты.

Я чувствую как мое тело начинает сжигать тепло. Живот скручивает, а горло саднит. Во рту становится сухо. Температура вновь поднимается. Приборы начинают издавать предупреждающие сигналы. Ко мне врываются двое: Док и его помощник, которого я видела лишь несколько раз за всю неделю.

— Что?! — Док смотрит на монитор. — Черт! Вивиан, что на этот раз спровоцировало?! — кричит он на меня, но быстро берет себя в руки, как и положено сосредоточенному ученому. — Двойную дозу Штампа! Быстро! — отдает он указание. Помощник — хладный с кудрявыми волосами спелой пшеницы, что выбриты с одной стороны — бегом скрывается из палаты.

— Док, я не хотела... правда. — шепотом говорю я ему.

— Ты это скажешь Графу. Я не решусь. А сейчас лежи и молчи. Старайся успокоиться. Ребенок защищается от стрессов, но не понимая, что ты такой "защиты" не выдержишь. Успокаивайся, сейчас же, Вивиан!!! — тормошит он мою руку.

Тут подоспевает и лекарство, которое Док называет "штамп". Он желтого цвета. Густой. Его вводят мне под кожу шприцем с толстой иглой. Медленно и очень больно.

Я закусываю губу от боли, но не кричу.

— Потерпи. Сейчас закончу.

— Другого не остается! — хватаюсь я за юмор как за спасительную соломинку, пока вешу над пропастью, где конец — это моя смерть.

— Смешно.

Он вытаскивает иглу из меня. Я с облегчением выдыхаю. Оказывается, я задержала дыхание, ожидая этого момента. Чувствую как меня отпускает. Лишь холодный пот на моем лбу — напоминание мне и Доку о кризисе.

— И что нам с тобой делать, Вивиан? — присаживается на мою кровать Док. Видимо, его тоже не хило бьет мандраж.

— Может, просто нужно увеличить дозу?

— А может тогда тебя сразу застрелить? Доза и так высокая. Это не проходит бесследно. Плюс к этому, ты все еще должна пить жаропонижающее. Так что этот вариант даже не рассматриваем.

Я откидываюсь назад на подушку. Провожу рукой по лбу, вытирая пот.

— Отпусти меня, прошу.

— Ты еще о чем?

— Я хочу быть не здесь, а там, где место, что похоже на дом.

— Ты про дом Графа? Ты не называешь его дом своим. Почему?

Я закрываю свой рот. Не могу ему сказать, что не собираюсь здесь быть и никогда не смогу назвать это место своим домом. Внутри себя — никогда.

— Ладно, я попробую что-нибудь придумать, если ты обещаешь мне не нервничать. Так как? — он подмигивает мне.

— Договорились.

Док выходит, оставляя меня вновь одну. Я стараюсь уснуть, выполняя обещание. Лишь во сне мне удается порой не волноваться.

Перед тем как мои глаза сомкнуться сном, я машинально кладу руку на свой живот. Мне кажется, что он, кто бы там не находился, понимает меня. Я ласковым шепотом прошу у него лишь одного:

— Дай мне шанс хотя бы раз увидеть тебя! Прошу, дай мне его! — глажу я свой живот через тонкую ткань. Она вновь полусухая. Я потею из-за температуры. Но чаще меня кидает в озноб. Постепенно, но все же я привыкаю к этому и принимаю как должное.

Мое тело окутывает мягкая теплота, что сменяет мой жар. Я засыпаю.

* * *

Меня будит голос Графа. Он касается моей руки, беря ее в свои ладони.

— Просыпайся. Нам пора. Ты же хотела домой.

Его ласковый голос убаюкивает меня еще сильнее. Мне не хочется просыпаться. Я мурлычу себе под нос. Слышу смех Графа. Чувствуется его дыхание на моей щеке. Он такое теплое.

Он целует меня в висок и касается кончиками пальцем моих волос, гладя их.

— Проснись, — шепчет он мне теперь у самого уха.

Я не спешу.

— Иначе, оставлю тебя здесь еще на неделю...

Я открываю глаза. Сразу же. И вижу смеющиеся глаза Графа, которые только этого и ждут.

— Так и знал, что это сработает. Поднимайся, аккуратно. Только не спеши! — он помогает мне подняться с кровати.

— Я не при смерти.

— Я бы не сказал. Док не хочет, чтобы ты уходила от сюда. Но я взял тебя под личную ответственность.

— Спасибо тебе.

— Как ты? — тревожно спрашивает меня Граф. Я поворачиваюсь к нему. Все слова застревают еще где-то на подходе. Я тону в его глазах, замираю от касания его пальцем к моей разгоряченной коже. Я не хочу признаваться себе в том, что Граф и тот, в кого я влюбляюсь — это один и тот же человек. Просто, не могу себе этого позволить.

— Я...

— Вивиан! — прижимает он меня к себе.

— Я хочу чувствовать тебя, твой поцелуй! — с мольбой в голосе признаюсь я ему.

— Наши желания совпадают. Ты — моя спутница.

Он окружает меня свой теплотой и накрывает мои истрескавшиеся губы своими. Они теплые и мягкие. Я впиваюсь в них, как страдающий от жажды путник к источнику. Граф отвечает мне. Он аккуратен, но я чувствую как он едва сдерживает себя, чтобы не дать волю своим желаниям.

— Пожалуйста... — молю я его продолжить, забираясь руками под его футболку.

— Ты не понимаешь... — его стон и глухое рычание. Он переключается на мою шею, портя мою прическу "больничный колтун" своими руками, зарываясь ими в нее. Я выгибаю шею, давая ему свободу действий. Ноги подкашиваются. — Ты не делаешь такими словами мою выдержку прочнее...

Но мне все равно. Я знаю, что мне это нужно. Необходимо. Кажется, я схожу с ума от постоянной температуры, но сейчас я чувствую себя отлично. Недомогание отступает, давая право на желание и наслаждение.

— Мне хорошо.

— Мне тоже с тобой хорошо, Вивиан, — повторяет за мной Граф, опускаясь к ложбинке между грудями.

— Нет, ты не понимаешь. Я больше не чувствую жара.

— Что? — прекращает целовать меня Граф. — Вивиан? Это серьезно?!

— Да. Мне так кажется.

— Док!!! — кричит он со всей дури. Я все еще прижимаюсь к нему. Он меня тоже не торопится выпускать из объятий. — Немедленно сюда!

Док появляется через минуту.

— Что?

— Проверь ее состояние! — лихорадочно просит у него Граф. В его глазах я вижу надежду. Он заражает им меня.