Политический брак, взаимовыгодный, с разменом. 1я часть.

В какой-то момент мы свернули с дороги — время-то позднее, а уставшие лошади, не видя практически ничего в темноте, отчаянно прядали ушами и повизгивали на каждую подозрительную тень. Выбрав местечко в стороне от дороги, мы начали устраиваться на ночлег. Костра в этот раз не стали разводить — в мешках, в одной из фляжек обнаружился жиденький ягодный кисель, да разделили меж собой пирожки и тощего, жесткого куренка. Тушку птички делили долго, витиевато отказываясь от предложенной чести и мотивируя отказ тем, что 'это ваша сдача, милорд', 'вашему молодому и растущему организму просто необходимо хорошо кушать, миледи!'. В конце концов, криво раскроили предмет спора вдоль и обглодали жесткое суховатое мясо, запивая киселем. Я расстелила свою 'кровать', половину которой у меня тут же отхватил супруг. На мое возмущенное пищание он лишь откинул край одеяла и приглашающе похлопал рядом. Я уперлась, на что темный просто меня скрутил и уложил рядом, рыкнув 'спи, ночью будет холодно, а костра не будет'. Укрыл одеялом, обнял меня поверх него и затих. Я чуть-чуть повозилась и тоже устроилась спать. Бес бы с ним, с упрямцем.

Глава 16.

Захромавшую вконец лошадь мы смогли поменять только через четыре дня. Дроу ушел в обед, уведя понурую гнедую под уздцы, а вернулся только к позднему вечеру, когда на небе разгорались звезды и вышла первая из лун, ведя в поводу уже другую скотину — рыжего, лохматого и низкорослого поника, нагруженного мешками и сумками. Разгрузил его и отправил пастись к остальным, спутав коняге ноги — чтобы обратно не вздумал уйти.

На мой не высказанный вслух вопрос, привлек меня к себе и, взъерошив мне волосы, пояснил 'Да купил я его, купил. У полуросликов — есть тут одно маленькое их поселение. Самого высокого выбрал!' и, воспользовавшись моментом, снова поцеловал...

Пока я пыталась в себя прийти — со мной каждый раз что-то странное твориться, когда Дарр меня целует — темный извлек из сумки умопомрачительно пахнущий сверток и сноровисто 'сервировал' нашу скатерть на две персоны. Я чуть слюной не поперхнулась! Еда! Горячая, вкусная и пахнущая специями, а не костром и непонятно-чьим мясом. Да, я, конечно, научилась — спокойно и не содрогаясь — вытаскивать из своей тарелки приблудившихся там кузнечиков и муравьев, научилась ловко разливать чай из котелка и вылавливать ложкой заварку из кружки... Но бесы вас пожри, как хорошо есть то, что за вас приготовили чьи-то шустрые, опытные руки... И с тарелок! И — держите меня — с хлебом! Мягкими, теплыми и пышными румяными булочками. Урча, мы накинулись на еду, явно соревнуясь на звание 'самого жадного едока в мире'. Кстати, победила я — смогла умыкнуть последнюю булочку, состроив испуганную рожицу и, глянув круглыми глазами за спину дроу, приоткрыла 'в удивлении' рот... Пока тот вскакивал и выхватывал клинки, я сперла булочку, шустренько прибрала ею с тарелки подливку и умяла. Когда же темный, с перекошенной от злости физией обернулся ко мне, я, пожав плечами, прошамкала 'пыкажалось!'...

А дальше я уже бегала кругами по полянке вокруг сосенки, гоняемая безжалостной рукой с зажатой в ней хворостиной. Вдоволь набегавшись, я сдалась — ну нельзя же бегать на полный желудок, вредно это — и влетела белкой на дерево, спасаться от гнева супруга. Выбранное мною деревце оказалось настолько тонким и хлипким, что темный не рискнул забраться следом из опасений, что оно сломается, едва тот попробует за него ухватиться. По-этому я сидела на опасно накренившейся макушке, а темный, стоя внизу, рассказывал мне предположения о моей родословной, вкупе с размышлениями на тему того, как мою персону нужно лечить от чрезмерной впечатлительности... А я в ответ строила около-медицинские предположения, почему такой прожорливый темный эльф никак не может потолстеть. Вдоволь по-изгалявшись и мстительно улыбнувшись, дроу ушел.

Сидела на деревце я еще долго, с каждым мгновением понимая, что большей дурочки, нежели я, в округе не сыскать. Спускаться-то придется все равно, так? Так... А я ему тако-о-о-го напоследок наговорила, что самой стыдно теперь стало. Обозвала его и маньяком, и белобрысым упырем и даже жадным гоблином, который для маленькой хорошенькой принцессы последнюю булочку пожалел...

Чую, будет мне... упырь...

Спускалась я долго и в несколько приемов: на локоточек вниз, замерла-прислушалась, еще локоточек вниз... Ничего не произошло даже когда я встала обеими ногами на землю. Прислушалась. Тишина, но это еще ни о чем не говорит.

Пробравшись к лагерю, я присмотрелась. Темный лежал на своем кожушке, нагло повернувшись спиной к возможной опасности, то есть ко мне. Ладно, меня игнорируют, понятно, проходили уже... Тихо, стараясь не шуметь, прокралась к своей лежанке и, ме-е-едленно завернувшись в одеялко, решила следить за ним. Моего решительного желания 'бдить' хватило почти до середины ночи, когда мне окончательно надоело заниматься сим бессмысленным занятием — дроу тихо спал.

Стоило мне закрыть глаза и попытаться уснуть, как я оказалась вжатой в свою 'постельку'. Темный лежал, умудрившись заблокировать мне руки и ноги и скалил клыки мне в лицо. Жутко непередаваемо! Глаза горят красным, клыки блестят прямо напротив моего носа... А волосы закрывают обзор, образуя вокруг нас белую завесу... Налюбовавшись вдоволь на произведенный эффект, он медленно приблизился и принялся меня целовать — легко, дразня касаться губами уголков губ, щек, лица, прикрытых век. Я замерла, невольно наслаждаясь этой лаской.

Одно дело твердить себе 'нельзя', и совсем другое — отказаться от наслаждения. Воля моя проигрывала и я тихонько сдавалась, тая.

Пришла я в себя, резко вскинувшись, когда поняла, что я лежу на дроу и сама уже обнимаю замершего темного. В нетерпении, каком-то животном исступлении, прижимаясь к нему, гладя по растрепанным волосам и откровенно напрашиваясь на его поцелуи... А темный, с загадочной улыбкой, рассматривал меня сквозь ресницы, и успокаивающе поглаживал меня по спине. Мне стало вдруг как-то очень нехорошо... И страшно. Темный, глядя на мои переживания и сменяющие друг-друга тени эмоций на моем лице, просто подмигнул и, стянув меня к себе под бок, устроился рядом, прикрыв глаза. Всем своим видом демонстрируя — 'не знаю, как вы, миледи, я намерен спать!' Еще и подгреб меня под бок, укутав одеялом.

Когда стало понятно, что уснуть мне не дадут эмоции, что бушевали в не желавшем успокоиться теле, а проделать дыхательные упражнения не давали руки дроу, которыми он меня к себе крепко прижимал, я начала думать. Смотрела на кусочек звездного небо, проглядывающего сквозь прореху в сплетенных кронах деревьев над нами, и пыталась понять, сопоставить. Что-то не давало мне покоя, что-то неправильное было в моем прошлом и царапало разум, не давая расслабиться. Что-то я упустила за вереницей последних событий.

Дроу, называющий меня 'мое сокровище'... Позволяющий себе вольности и дружелюбное, ласковое и чрезмерно терпеливое — для его расы — отношение, и при этом терпящий от меня то, за что любого бы другого уже просто убил. Так, что я о них знаю? Кроме общедоступной информации? Не много. Первое. Это прирожденные убийцы. Диверсанты и шпионы. Их с раннего детства приучают к ядам, учат организм с ними бороться. Как и нас. Меня с двух лет, когда разрешили лекари, тоже, кстати, начали приучать. Крохотными, выверенными и перепроверенными дозами мне давали яды, снотворные, паралитические зелья. Сначала — легкие, к десяти годам доводя дозы до смертельных для людей и большинства эльфов. Потом — снова наращивая дозы начали давать уже значительно более 'тяжелые' яды. Позже 'прививались' только отдельные 'новые' яды. Некоторые из самых страшных ядов сейчас вызывали лишь недомогание, некоторые самые мерзкие творения алхимиков вызывали состояние 'болезни'. День-два и я в норме. Сейчас есть очень маленький список тех отрав, что способны меня парализовать или убить. Дроу же довели это свое умение до абсолюта. Кровь взрослого дроу смертельна для большинства смертных. Кровь темного, перешагнувшего порог в десять-пятнадцать долгих лет опасна и для меня. Даже шутка ходит: 'Дроу достаточно плюнуть в бокал, и человек отравиться сам'... Только не многие в курсе, что это не шутка.

Далее. Если дроу что-то задумал, то он это сделает. Тут тоже все понятно. Жизнь темного лишена смысла без цели. Это может быть клятвой, личной местью, служением Дому, либо выгодная ему интрига. Часто все эти цели переплетаются между собой. 'Месть' мне никто не объявлял — я вообще жила раньше тихо и мирно... Родственникам — вроде тоже. Либо я об этом не знаю. Хотя, когда 'месть' объявляется темным по всей форме, а там отдельные заморочки, об этом становится известно всем. И 'жертва' мести сама становится изгоем в обществе. Никто не хочет встать на пути дроу, выбравшего себе 'врага'. Без схемы тут не разберешься. А у меня нет всех фактов. Или что-то еще не вытащила из глубин памяти.

Итак. Я поерзала и устроилась по-удобнее, от чего дроу еще и ногу на меня закинул, вызвав ответную волну дрожи в моем теле. 'Сконцентрируйся, принцесса Элли!' — строго приказа я себе и углубилась в мысли дальше. Итак, я — помеха в планах их правящей верхушки. Или нескольких домов, или — конкретно их, Четвертого Императорского Дома. Весьма многочисленного, кстати и влиятельного. Хм... Не обязательно только это. Они могут преследовать несколько целей, но данных нет.

Ладно. Берем вариант, который мне соизволили озвучить: я — помеха в чьих-то планах. Меня легко убрать с доски. Я — маг-недоучка, нет ничего проще подстроить 'несчастный случай' на практических занятиях. А с учетом книги, явно вытащенной из защищенных магически подвалов Академии... Да, но ведь есть еще Дэрах, связанный клятвой с моим отцом, который действительно должен сохранить мою жизнь. И обезопасить её от посягательств. Мой дядя тоже понимает, что если со мной что-то случится, то маги, а за ними большая часть армии, горячо любившая моего старшего брата и уважавшая отца, взбунтуется. Не говоря уж о обществе. Дядя власть не удержит, будет смена династии. Ему, если останется после этого в живых, придется с семьей отправиться в изгнание. Меня осенило! Его жена, его возлюбленная!!! Она же находится во власти магов. Её жизнь зависит от них, от стараний целителей. И налицо явный шантаж. Его могут заставить делать все, что угодно. Я — только еще один рычаг давления на Короля. И не основной.

'Корона' даже после смерти родных мне всегда аккуратно переводила деньги на карманные расходы — не из средств, доставшихся мне в наследство, а из казны — я лично расписывалась в казначействе каждый раз за них. Не малые, кстати, деньги! Я получала на столько внушительные суммы, что, даже не задумываясь, могла заказать праздничный ужин в самом дорогом ресторане Столицы, да с доставкой через портал. Один платиновый — тысяча золотых монет — за доставку. Еще сотня золотых — за ужин... Сейчас, когда темный сказал, что наш провиант примерно на две недели пути и фураж для четырех лошадей обошелся ему в золотой... Я испугалась. Перед внутренним взором всплыло лицо ректора, когда вернулась как-то с каникул и попросила его 'хранить у себя мои финансы', выданные мне на пол-года авансом. Десять платиновых монет. 'А то растрачу все'. Теперь понятно, почему он был так напряжен. Думаю, ту деревню, где мы 'закупались' провизией, я бы смогла на них купить. Целиком, вместе со скотиной, жителями и тараканами.

Дальше. Лорд Дарриэль. 'Мой кошмар'. Если разобраться, его 'тень' помогала мне в жизни. Мое 'пугало' и 'кнут'. Это не он пугал меня, а я сама себя пугала им. Тот пережитый в пять лет стыд, тот ужас, что во мне вызывал 'гоблин', я прочно связала с ним самим. А он его просто подпитывал. И хорошо, что Дарриэль не показывался мне на глаза все это время. Я бы перестала бояться его, начав задирать нос, или откровенно грызться с ним, на деле борясь с собой, со своим страхом в его лице.

При таком вот общем фоне, надо понять, как я вообще до своих лет-то дожила?.. Допустим, до тридцати лет нас, Высших эльфов, не выпускают за приделы усадьбы. С нами всегда — и днем и ночью — учителя, няни, охрана, старшие родственники. И кто-то из магистров, если дитя одаренно магией. В тридцать нас, если все идет хорошо, переводят в закрытые пансионаты. Группки по двое-трое, объединенные по статусу в обществе. И усиливают охрану. И дело не в том, что мы отсталые — в тридцать мы вполне сформированы, и физически и умственно — примерно как большинство смертных в двадцать лет. Дело в любопытстве, упрямстве и вспыльчивости. Если нас оставить в этом возрасте без присмотра, то пиши 'пропало'. В смысле — пропал ребенок. Нам же все интересно! И нет чувства опасности. И инстинкты самосохранения напрочь отсутствуют. Они после двухсот лет появляются. Если повезет до этого возраста дожить.

Со мной в детстве было на удивления мало проблем — Линвэ с супругой и моя покойная нянечка вполне справлялись со мной, если не справлялись — был непререкаемый авторитет — старший брат, Охтарон. Ну и еще, был 'страшный и ужасный лорд Дарриэль'. Я сама себя начала контролировать в двадцать лет. В тот же год меня перевели в школу при Академии магов. Небывалый возраст — мои одноклассники были старше меня минимум в пять раз. От туда — в закрытый колледж для отпрысков аристократических семейств. Там я застряла на до-о-олго... Политика — не мое. А там это основная дисциплина.

Причина 'самоконтроля' проста: 'незримый' лорд Дарриэль мне не давал расслабиться. В то время, как большинство моих сородичей познавало 'страх' лет так в тридцать-сорок, я его познала в пять. Тот грешный 'шаман', что стоял на верхней полке в комнате и, как мне тогда казалось, постоянно на меня смотрит, научил меня бояться. Все прочие подарки только закрепляли результат. Четки из круглых бусин черного агата и черепов каких-то грызунов, вырезанных из трупно-зеленого, как гниль, непонятного гладкого камня. Настолько противные и мерзкие на вид, что я их вытаскивала из подарочной коробочки кончиком столового ножа, который потом закапала в саду... Книга в шикарном переплете из светло-золотистой кожи, с тиснением и резным окладом из золотистого ясеня... 'Яды и способы их определения'. С подробными, мастерски сделанными иллюстрациями. В том числе — жертв ядов. Как вспомню, так до сих пор передергивает... И почти все — вот так. Редчайшие, изящные вещицы, книги, украшения, все из самых дорогих материалов — каждый подарок — целое состояние. Но на сколько отвратны они были по содержанию и смыслу...

А если рассортировать подарки по годам? Я нахмурилась, упорядочивая события в памяти.

Шахматы. Ровно в тот год, когда я начала свое обучение магии. Начало игры?.. Светлые против темных? Учителей трясло от одного вида этих шахмат. Но молчали. Или нет?.. Нет. Меня начали невзначай 'знакомить' с особенностями темных эльфов. Ко мне приходили слухи о их зверствах, о их циничности и жестокости по отношению к смертным и полукровкам. А я?.. Для меня тогда 'смертные' были лишь воспоминанием о страницах в 'Энциклопедии разумных рас'. Никаких чувств эти слухи не задевали. Вызывали лишь недоумение — 'а я-то тут при чем?'