Хозяйка логова

Очередную тираду на голову увальня, прервал тактичный стук в дверь и голос Северного:

— Тора, испачканную одежду дай мне. Ее спалить нужно.

— И самую мою любимую ночнушку? — Посмотрела на дорогие сердцу кружева, затем на черные отпечатки, вздохнула. — Ай, ладно, она и так уже безвозвратно вымазана.

— Ага, — раздалось из-за двери, — на то вожак и уповал. Это, чтоб потом не объяснять, почему на заставе мертвецы из могил повылазили. — после его слов я без жалости сняла с себя все тканные покровы, осмотрела комнату на наличие потеков и капель и на всякий случай решила выдать так же пуф, матрас, подушку, занавеси и домашние туфли, любимые хорошо растоптанные. И все это под тихий говор оборотня: — К слову, мы вам там воды натаскали и к натопителю подключили. Если понадобится еще, только скажите, мы мигом. За ваши пирожки с грибами мы не то, что здесь воды наберем, к источнику сбегаем и сосновых веток наломаем.

— Зачем? — от удивления остановила процесс сборки поврежденного имущества.

— Чтоб вода была с запахом. На ваши баночки с маслами и солью тоже упала пара-тройка капель.

Посмотрела на пустое место от трюмо закусила губу, там были не только любимые моему сердцу предметы, но и письма Таллика.

— А что... вы все в огонь отнесли, ничего из ящиков не вытащили?

— Нет, конечно, в ванной ваши драгоценности. — Ринулась туда, а он уже дверь чуток приоткрыл, интересуется: — Так я заберу все, что вы здесь сложили?

— Да.

Помимо баночек с солью и маслами прочие мои мелочи и письма Дори остались целы. Я приняла ванную и, дважды оттерев себя от возможных брызг смолы, с тоской заметила, что вода взбодрила тело, но не дух. Ранняя побудка, сцена с почти умирающим Асдом, истерика внизу и горькие воспоминания, уничтожили мой утренний благодушный настрой на корню. Захотелось укрыться одеялом с головой и свернувшись калачиком пролежать оставшиеся сутки. Но кто даст? Во-первых, кто даст новую постель с матрасом и белье, во-вторых, кто позволит остаться без завтрака. Вот и Асд не позволил, самолично выдернул из комнаты, спасибо, что не ванной, и спустил в кухню.

— Ешь, остынет. — Передо мной была поставлена плошка с супом, в которой плавала яичница.

— Это что?

— Похлебка, — коротко бросил оборотень, водрузил на стол возле меня плошку со сметаной, затем поднос с запеченным мясом. — Сам приготовил. Тебе понравится.

— Даже не сомневаюсь, — а если не понравится самой придется готовить. Я зачерпнула ложку супа и обомлела. Петрушка, под яичницей была мелкорубленая свежая... — подняла потрясенный взгляд на оборотня.

— Откуда петрушка? В моей кладовой ее вот уж месяц как нет, даже в сушенном виде. А тут зелень!

— Благочестивый Ясмин передал. У него под куполом, теперь много чего зеленеет.

— Вы бегали в храм? — Мое удивление медленно переросло в оторопь. — Ради зелени по такой погоде?

— Да, то есть нет. Братья Кио за твоей посылкой. Почтовая карета как раз рядом застрял в снегах. — Оборотень улыбнулся. — Так что зря ты девчат по домам развела, прибыли твои ткани.

— С горелкой? С приправами?— спросила, уточняя, прежде чем броситься ему на шею со счастливым воплем. — А я их уже и не ждала до весны!

— С ними. — Я все-таки подалась порыву, обняла свина мохнатого и вогнала его в краску. По плечу похлопал и приказал: — А теперь ешь.

— Да командир! — усмехнулась я, и оборотень словно бы по привычке поправил:

— Асд Гаррат, командир Гаррат.

Я подавилась похлебкой. Безудержно кашляла еще две минуты, а затем попросила воды. И вот пью, а пальцы дрожат, и чаша по зубам стучит, а дыхание все никак не успокоится. Еще одно совпадение с письмом от потеряшки. Еще одна иллюзия больного Дори или реальное прошлое? Желание удостовериться в своих предположениях возникло неожиданно, и я решила его не подавлять. Когда еще мне удастся узнать правду, как не в момент полной расслабленности оборотня, ощущающего толику вины. К тому же в кухне помимо нас уж больше никого, остальные до этого поели и разошлись.

— Ты возглавлял отряд?

— Да.

— В эту войну?

Кривая усмешка, коснулась его губ.

— Я не настолько стар, чтобы застать прошлую.

— Это точно. — Соглашаюсь быстро и немногословно, задаю следующий вопрос: — И как?

— Что как? — тема ему не нравилась, но он еще не смел меня заткнуть, только брови нахмурил.

— Дошел отряд до цели?

— Да, — значительная пауза и ответ, — почти...

— А ты нет? — Он замыкается и замолкает, но руки — крепко сжатые кулаки, говорят о многом. И я делаю последний вопрос-бросок, желая его как рыбку поймать в сачок. — Что, глупо умер?

— Свалился со скалы, а сверху камни, — раздраженно выплюнул оборотень, хотел еще что-то добавить, но остановился из-за меня. Вернее из-за моей ложки со звоном упавшей на пол.

— Я поменяю. — Асд поднялся, вскользь глянул на меня, моргнул и присмотрелся внимательнее и хмуро заметил: — Ты не могла знать.

А я ни глаз не могу отвести, ни улыбнуться. Сдавленно выдохнула под его гневным взором:

— Предполагала.

— Твою мать, Тора! Откуда ты предполагать могла? — Он был зол, и не столько на меня, сколько на себя, за то, что проговорился. — Во всех легендах о двуликих говорится...

— Из писем. От Таллика его возлюбленной... — лицо оборотня перекосило на моем последнем слове, и я тут же поспешила пояснить: — То есть мне, Торике ЭлЛорвил Дори. Но в самом первом письме моего имени не было, а затем появилось.

— Суо? Нет, он не мог! Хр-р-ранитель... — неожиданно прорычал Гаррат и кулаком вмазал в стену. Мгновение и от его удара по каменной кладке пошли трещины, а он их и не заметил. Пробормотал, прежде чем вылететь за двери: — Инваго это не понравится, ох как он будет против...

— Против чего? Асд!

— Ешь, я сейчас.

Он вернулся через пять минут, и отнюдь не для того, чтобы хоть что-то объяснить, а чтобы поцеловать в лоб и, прихватив бочонок, отбыть в неизвестном направлении.

5.

После одной недели насыщенной поездками в почтовое отделение и одной ночи полной событий в 'Логове' стало невероятно тихо, а на заставе снежно. Сугробы стали не меньше, чем в Заснеженном, а может и больше. Сквозь такие не то, что нелюди, даже страшные черные посылки не проходили. А потому погруженная в работу по закройке и сшиванию новых наборов белого постельного белья, а так же скатертей и занавесей я все реже думала о знакомых мне оборотне, вампире и двойном совпадении писем Таллика с реальностью. Даже о голосе из сна забыла, ну или ради собственного спокойствия постаралась не вспоминать. Куда больше меня занимал вопрос о хранителе, по собственной инициативе отправлявший мне письма потеряшки. Радовало, что это не понравится Инваго, и в то же время пугало, ведь отсылал-то не просто так. А значит, будут последствия, которые вполне возможно заденут и меня. Но, памятуя о том, что зима у нас лютая и застава ныне местность непроходимая, я радовалась затишью, как дитя. Строила с Тимкой снежные городки, лепила снеговиков и играла в снежки. Помощницы в развлечениях этих участия не принимали, ждали, когда Тороп предложит лошадей размять, запряжет их в сани и погонит по плато меж склонов, где меньше снега намело.

Я с ними не каталась. Предчувствие неприятностей довлело надо мной в эти две недели и заставляло дожидаться их в харчевне. И только благодаря этому я стала свидетельницей 'чуда' — появления огромной посылки во дворе.

Просто снежный городок любовно слепленный вчера, вдруг растаял в огромной черной дыре откуда выплыл внушительных размеров ящик, а затем прям таки выпихнут господин Тикелл красный не то от злости, не то от смущения — почтенный и уважаемый человек был в одном лишь полотенце, с парой дубовых листиков на груди. Не веря глазам своим, принюхалась к чаю, что пила, с одной лишь мыслью. Неужели вместо заварки я себе дурман запарила? От дотошного осмотра чаинок меня отвлек громкий вопль.

— Тора! — начальник почтового отделения притоптывая на месте, явно чертыхался, за что и получил огромныйм снежком невесть откуда прилетевшим. Опрокинутый на спину, он резво вскочил и заголосил уже почтительнее: — Торика Эл Лорвил Дори!

— Не кажется... Дори, чтоб тебя... вместе с хранителем! — прихватив в прихожей, старый тулуп Торопа я не вышла во двор, а выскочила. — Господин Тикелл, бегу!

— Ну, наконец-то, — при виде меня он усмехнулся и едко возвестил, — не прошло и...

В этот раз я увидела, откуда на беду уважаемого жителя заставы прилетел снежный ком. От Тимошкиного снеговика. До того была голова, а теперь вот грудина, сбила несчастного с ног и головой о мощение приложила. И в голове у него явно помутилось , потому что добежав до бедолаги я услышала:

— Да чтоб я еще раз... хоть за кого-то поручился! — Вот так новость! Что же это получается, уважаемый человек — заложник долга? Остолбенела, тулуп выпал из рук, а Тикелл, на четвереньки аккуратно поднимаясь, все бухтит: — Еще раз пришел на помощь, а в конце душу свою демоняке задолжал... Да ни за что боле!

Выпрямился, полотенце на себе, сильнее запахнул и, протянув мне конверт, который до сих пор в руке удерживал, раздраженно бросил:

— Держи, волчица. — Вдохнул-выдохнул и, покосившись на посылку, решил, что его теперь уж точно никто посторонний или потусторонний не слышит. — И на будущее... Да скажи ты хахалю своему, чтоб до конца зимы ничего не присылал!

В отличие от начальника почтового отделения, я увидела, как в воздух поднялась последняя часть снеговика, тихо выдохнула:

— Не надо.

— Что, не надо?! Ты, вообще, меня слышала? — Тикел гневно замахал руками. — Попроси, говорю, мужика своего, чтоб с посылками не докучал. Скажи — не вмоготу за ними по заставе мотаться, чтоб он ме... тебя не гонял!

Не успела ни возмущение его прервать, ни наказание остановить. Сдвинулся снежный ком стремительно и, если бы не я, прилип бы к начальнику почтового отделения внушительным снежным пузом. А так лишь на снежинки красивые осыпался передо мной и растаял вместе с моим возгласом: 'Хватит!'.

— О защитник мой Адо! — промямлил начальник почтового отделения за моей спиной. — Спасибо, Торика. В век не забуду... — и мгновенно нарушил свое слово грозным: — Но тарийцу своему...

— Что? — я обернулась. А Тикелл тут же схлопотал небольшим снежком в лицо, да так, что кровь с носа. — В харчевню живо, и ни слова больше!

— Но... — разжалованный до роли простого посыльного попытался что-то сказать, а я пресекла его потуги ради его же блага.

— Жить хотите? — Ответом мне стал стремительно удаляющийся тыл в заледенелом полотенце. Я дождалась, когда он скроется за дверью и повернулась к посылке. — Так я посылку забрать могу или как?

И тишина.

— Ау? Есть кто-нибудь?

Молчание.

— Что ж нет, так нет. Спасибо за доставку.

Посчитаем, что у нас прошла обычная процедура пересылки, осталось лишь занести ящик в кладовую.

Зажав конверт подмышкой, подошла к посылке и прикосновением уменьшила его до состояния небольшой деревянной коробки. Подняла ее, тулуп Торопа и направилась в харчевню. Список вопросов полнился с каждым моим шагом, а ответы на них откладывались на неопределенный срок. Господина Тикелла забившегося в нишу возле крохотной кладовочки я заметила не сразу и только благодаря писку, исходящему от него. Он был растерян, потрясен и напуган, как ни странно моей персоной.

— Что стряслось? — Помотал головой. — Орвис, что с вами? — мягко позвала несчастного по имени и предложила выйти из укрытия. — Вам плохо? Мне послать за лекарем? — как раз услышала веселый гомон помощниц вернувшихся с прогулки, голос Торопа и заливистый смех Тимки.

— Кивните, и через час он будет здесь.

— Не-не...

— А как насчет весточки домой? Вас ведь из бани выдернули. — Вернула тулуп на вешалку, а затем отодвинув Тикелла, открыла дверь в кладовочку и определила коробку на полку.

— Н-н-не-е-е надо! — просипел он, дрожа всем телом. Что ж, когда человек в таком состоянии настаивать бесполезно, и я решила дать ему успокоиться.

— В таком случае, пройдите на кухню, там печка натоплена и есть чай со сдобой. А я вам пока одежду подберу и ванну наполню. Вы как? Попаритесь повторно?

— Да... да... нет! Не стоит утруждаться! — рвано ответил на все мои вопросы. И только я решила сказать ему, что еще ни один гость так отчаянно не отказывался от гостеприимства моего 'Логова', как господин Тикелл сбивчиво зашептал: — Он послушался... послушался он... те-те-тебя волчица... — мотнул головой и исправился, — вас!

— Кто?

Дверь открылась и в столовую с довольным ворвались мои почти что домочадцы. Начальника почтового отделения Тороп увидел первым, застыл с грозным:

— Орвис, что ты тут делаешь?

— Попариться пришел, — быстро нашлась я с ответом и легко перенесла тяготы о госте на бывшего вояку. — Займешься им? А то мне тут письмо пришло, — и, помахав конвертом, отправилась к себе.

После последнего погрома здесь мало что осталось от мебели, да и я не спешила возвращаться, опасалась из-за слов Северного. Но вот сейчас, когда в руках очередная тайна или скорее уж загадка меня потянуло в родные хоромы. Завернувшись в плед, устроилась на подоконнике и со вздохом открыла конверт:

'Здравствуй, чуждая мне... — почерк рваный, на бумаге несколько пятен очень похожих на кровь, нижние уголки смяты, сгиб посередине косой. Кажется он приступал к этому письму несколько раз, вполне возможно сминал его желая выбросить, но не решался. — Не смею называть тебя моей, а тем более родной...'

Я удивленно вскинула брови. А где же тот романтик, чьи откровения вызывал поток жгучих слез? Где привычное обращение? Что случилось? В поисках ответа взглянула на письмо. По времени прошло не более семи дней с его последнего письма, за это время отряд поднялся от первого округа ко второму 1.24.57 и в этот раз расположился в... Застава?! Наша дальняя застава. То есть Таллик прошел через горы, преодолел плато к костяной мукой и высоченными синими соснами.

— Что за?... Но ведь он должен бы умереть в горах, свалиться со скалы. И потеряться!

Я вновь посмотрела на номер округа и просчитала про себя 1.24.57 это город Данирш, а под кодом 57-1 в тарийских военных документациях проходил Заснеженный, так что все верно. Письмо было отправлено с нашей заставы через почтовое отделение господина Тикелла. Вот и печать его на конверте появилась, кривая и неказистая, зато выполненная по чертежам самого Орвиса, чем он до сих пор гордится...

Отбросив все предположения, вернулась к письму и обомлела.

'Я ненавижу тебя, — писал Талл явно торопясь, — лживая, себялюбивая мразь, алчная тварь, дура... Я презираю твой выбор и трусость перед родом. Нежелание подождать облечет тебя на долгие скитания во мраке, а может даже смерть'.

Листок выпал из рук. Немыслимо! Если я правильно поняла, то его пассия потеряшки, та самая, что не хотела купаться в озере в морозную осень, бросила его. Нет, вернее не так — сошлась с другим, подвергнув себя смертельной опасности. Вспомнив каково мне было после поцелуя с Инваго, вздрогнула и поежилась от колких иголочек, что прошлись по телу. Да уж, если она через такое прошла и без поддержки мага, ей не позавидуешь. Жива ли осталась эта Софья?