1. Белый дар. Долг гильдии

Что может связывать преподавателя в этой академии, на котором я обнаружила остаточный след чёрной магии, этого нелюдя и проклятого?! Видимо, это что-то очень важное.

Интуиция буквально кричит, что всё это как-то поможет мне раскрыть секрет личности моего временного начальства. А я привыкла ей доверять... Соответственно, надо будет уделить больше внимания этому больному.

Так хватит лишних в данный момент рассуждений и построения ассоциативных и логичных цепочек. Для этого потом будет время. Сейчас же необходимо заняться пациентами. А их много. Даже слишком много. В гильдии мне доставалось куда меньшее количество. Только самые безнадёжные, интересные и странные случаи. Порой восстанавливала врагов гильдии после допросов. Но вот такого количества пациентов мне никогда не поручали. Не уверена, что вообще потяну так много больных в один день без помощи целительства... Точнее, почти без помощи магии... Впрочем, не попробуешь, не узнаешь.

— Дора, — обратилась к уже готовой помогать и ассистировать женщине, — стандартный набор для немагической медицины. Сегодня работаем поверхностно и без магии.

Та кинулась к шкафчикам быстро, тем не менее не суетясь. Хотя бы за это её стоит уважать. В одной комнате с окровавленными мужчинами, и не растерялась — молодец. Всё-таки повезло мне с помощницей.

Я же, в свою очередь, подошла к специальному столику в углу, которым ещё ни разу всерьёз не пользовалась. Продезинфицировала руки, надела чистые перчатки, шапочку на волосы, прикрыла глаза для определения самых тяжёлых больных. Из-за истощения даже хилый диагност вызвал внутреннюю судорогу! Но всё-таки белёсый шарик рванулся к больным однако вскоре вернулся назад. Надолго его не хватило, поэтому начала создавать следующий, чувствуя колющую боль в груди.

Я вздрогнула, но продолжила, лишь мысленно направив скромные крупицы магии организма по экономному пути плетения заклинаний. Даже почти забытый со времён ученичества жест сделала. Сложила руки лодочкой и подула на них, как бы сдувая магию в заклинание. Это помогло, и второй шарик продержался до конца.

В итоге диагностирования выяснилось, что не дожить до завтра могут, как минимум, трое мужчин. Остальные пока вполне дееспособны, а вот к этим уже действительно применимо выражение об одной ноге на том свете. И это плохо. Начну-ка я с них как с самых безнадёжных.

Кивнула Доре на нужных пациентов, та моментально всё поняла. Видимо, до меня она уже пыталась ставить солдатам диагноз. И тоже знает, что эти — самые тяжёлые. Я же надела специальную повязку на рот и нос, накинула халат, проверила целостность и чистоту перчаток... Всё в порядке. Можно начинать. Только вот магии почти нет, а то, что осталось, никуда не годится.

Видимо, вспоминать лекарские способы лечения всё же придётся...

Каждого юного целителя обучали буквально всему, ведь именно целители двигали в последние сто лет медицину, а делать это они могли, только имея в запасе знания, касающиеся всех областей медицины. Магическая же специализация у нас начиналась исключительно в последние этапы ученичества. Но это у нормальных целителей, не у почти самоучек, вроде меня... Вот только у меня как раз-таки по немагическим способам лечения сведений больше, чем у любого другого белого мага... Просто потому, что меня учили не маги... Лекари. Лекари и книги. Этого хватало, и я могла грамотно прооперировать солдат, что находились при смерти, но волнение из-за непривычности такого способа спасения жизней прорезалось даже сквозь эмоциональные дыры ауры. А это уже показатель... Всё-таки любовь к импровизации и непродуманность планов не для меня.

Но надо оперировать, значит, буду оперировать.

Теперь необходимо распределить больных, не всех же сразу класть на операционный стол?! Может, кому-то не потребуется хирургического вмешательства?

Пожалуй, первым на очереди будет тот из трёх, ранения которого легче остальных. Ведь сначала надо вспомнить многие навыки. Не буду рисковать, берясь сразу за тяжелейший случай. Да и с этим можно не сомневаться... Все ранения нуждаются в обработке, значит, не наврежу ненужными операциями.

Я подошла к мужчине. Диагност показывал интересную картину. Открытые раны, пребывающие без грязи и инфекций благодаря специальному амулету, выглядели довольно-таки сносно. Что было удивительно для военного госпиталя, виденного мной недавно.

Однако нагноение виднелось в пальцах ног, на которые магии из амулета полевого врача, побеспокоившегося о возможном заражении крови, что вполне логично — не хватило. Значит, мужчина так лежит далеко не первый день. Был в стазисе? Скорее всего...

Я вздохнула и приступила к сравнительно недлительной операции-оказанию помощи. Помимо привычных действий, вроде: вкалывания пациенту дополнительной анестезии, кроме той, которую обеспечивал артефакт лазарета, да придания его телу нужного положения в пространстве, я начала определять приоритет задач, стоящих передо мной...

Для начала надо дать ему возможность дожить до завтра, то есть убрать все угрозы его здоровью на один день. Значит, мне надо всего лишь прооперировать его грудную рану, где могут находиться осколки того, что её нанесло.

Осколки вытащим, внутренние органы пока трогать не будем, оставим на завтра, а края раны сошьём специальными нитками, которые, скорее, просто зафиксируют результаты операции, чем чем-то помогут. Их тогда можно будет легко убрать, чтобы доделать начатое сегодня...

Гной на пальцах ног мы оставим на совесть Доры. Та позаботится о том, чтобы заражение крови не пошло дальше. До завтра он с ним доживёт... А там уже никакие раны страшны не будут, со своей магией я и не такое могу вылечивать. Причём, вылечивать без последствий для организма пациента, в отличие от тех же лекарств и всех немагических операций, которые действуют по принципу 'зараза заразой'. Хорошо. Вроде бы всё учла. Приступим...

И я приступила...

Инструменты благодаря Доре были под рукой, что уменьшало мою активность до минимума, концентрируя внимание лишь на одном. На пациенте, что лежал неподвижно и на всякий случай был прикован к столу специальными стерильными креплениями, чтобы если вдруг каким-то образом он очнулся, не смог бы помешать ходу операции.

Осколки действительно в ране оказались, но их движение к внутренним органам пациента было остановлено всё тем же лекарским артефактом. Поэтому вынимать их без нанесения дополнительного вреда здоровью у меня получалось. Но это была настолько нудная и сложная в смысле необходимости всё делать осторожно работа, что я быстро уставала.

Примерно два часа я стояла в одной позе: с полусогнутыми коленями и с занесёнными над пациентов руками. Жутко неудобно, но так надо, значит, надо. В конце концов, подписав тот договор, пускай его в любой момент можно было сделать недействительным, я осознанно взяла на себя ответственность за всех тех, кто будет нуждаться в моей помощи, следовательно, не имею права отказаться от обязательств. Я должен — это основное правило пребывания меня на этом свете. Я с рождения всем и всё должна, но только мне выбирать, какие долговые путы я буду исполнять.

Глупец — тот, кто считает весь мир ему обязанным! Всякая ответственность для него — зло, но без неё мы не люди, мы звери. Вон кошечка вполне спокойно живёт сама для себя. И ей абсолютно без разницы, что и где там в мире твориться. Она тупа...

Мы же... Мы люди, значит, мы ДОЛЖНЫ нести ответственность перед социумом за свои проступки. А иначе, во что превратится наше общество...? Но мы должны только в обществе быть людьми. Нет ничего, что заставило бы нас быть ими вне его. Но все эти рассуждения о долге и прочих высокоморальных вещах работают только в условиях наличия той самой морали у людей. Мы никому и ничего не должны, на самом деле. Все рамки наших обязательств мы определяем сами. Но подобные рассуждения никак не способствуют появлению приемлемого социума, а в другом никто, даже самые отъявленные аморальные и социальные люди жить не хотят.

Но всё это спорно.... У всех есть точки зрения. Моя в нейтралитете. Я могу совершать и моральные, и аморальные поступки, для меня рамки нравственности весьма гибки. Этому способствует и фактическое отсутствие эмоций. Другое дело, что обвинять других я буду только после того, как засомневаюсь в себе. Нельзя судить других, не судив прежде всего себя.

Но вернёмся к пациенту.

Осколки из плоти вынимались не так просто, как ожидалоь. То ли я позабыла очень многое со времён учёбы, то ли ситуация была не так легка, как мне бы хотелось думать. Даже не знаю, что было бы лучше в данном случае...

Но вот, наконец, последнее инородное тело покинуло организм пациента. Теперь можно не то, что расслабиться. Можно перестать напрягаться. Я вытерла испарину со лба и потянулась. Осталось совсем немного...

Вздохнула-выдохнула и взяла у Доры специальную иглу. А теперь нужна ещё большая сосредоточенность. Пора!

Специфическая даже для лекарей из-за редкости материалов нить проходила с трудом, тем не менее стежки получались довольно ровными. Опыт не пропьёшь. Хм, возможно, шрам когда-нибудь потом у мужчины и рассосётся, если всё так хорошо продолжится. Помажет пару раз мазями, попьёт лекарств, и будет, как новенький. Повезло ему.

Зашивать живую плоть — это совсем не то, что зашивать рубаху или полотно. Там есть возможность ошибки. Тут любая ошибка может стать фатальной.

И последний стежок. Всё!

Я буквально выбежала из операционной, коей служил тот же лазарет, лишь отделённый от всего остального тонкой шторкой. Выбежала я в другую часть того же лазарета, в приёмную.

А там рывком сняла халат и скинула перчатки с маской. Провела тёплыми из-за соприкосновения с кровью через тонкую грань перчаток руками по лицу. Посмотрела на тонкие пальцы. Ненавижу лечить немагическими способами, но от этого никуда не деться. Вообще не люблю работать руками, подобная деятельность не для меня. Кошмары по ночам — самое меньшее, что преследовало меня после подобных операций, когда у меня ещё были эмоции.

Кстати, о работе руками... А ведь когда-то я хотела стать пекарем. Помню запах сдобы, которая продавалась в чудесном магазинчике напротив того чердака, где я жила. Да, когда-то меня привлекала такая работка. Мне бы было тогда удивительно, если бы кто-то сказал, что есть люди, живущие лучше пекарей. Из замызганного окошка я каждый день наблюдала за пекарней. Сирота, уличный ребёнок... Но тогда всё было просто. Я была доброй, хорошей, хотя проживание на улице накладывало свой отпечаток. Тем не менее у меня были идеалы, цели. Люди вокруг тоже их имели.

А вот где-то там, за горизонтом, были враги, против которых кто-то сражался. Где-то там за горизонтом была кровь. У меня же был свой мирок. Улица, мой чердак, а напротив пекарня, откуда каждое утро пахло булочками.

Я делила мир на белое и чёрное, не понимая, что природой изначально не предусмотрено этих цветов! Даже человеческий глаз различает лишь красный, зелёный и синий... Всё остальное — лишь оттенки.

Всё было так просто.

Всё было так чудесно... Даже не чудесно, а волшебно. Несмотря на сиротское происхождение и необходимость иногда показываться в приюте, где я числилась, но где появлялась только в дни учёта, как и абсолютное большинство детей, я была счастлива. А потом мне сделали предложение. Из разряда тех, от которых невозможно отказаться. Ну да, а какая девчонка с улицы не обрадуется тому, что в ней разглядели потенциал?!

Меня забрали с улицы, из приюта. Меня обогрели, дали защиту, работу, отгородили от мира. Собственно, вместо пекарни напротив дома с чердаком теперь были каменные здания и маленькие комнатки, где жили такие же, как и я, дети. Ничего не было ново. Всё изменилось с приходом нового Главы гильдии. Он дал мне возможность учиться... И я абсолютно не видела того, что этим мне ограничили свободу! Меня на девять лет заперли в подвале, где я днями и ночами только и делала, что училась, а потом и работала по специальности там же около тринадцати лет... А потом ещё столько же в другом подвале. А потом... В общем, большую часть своей жизни я провела в работе на гильдию.

Я усмехнулась, мотнула головой, прервав воспоминания. Не время для сентиментальностей...

Надо бы помыться. Не люблю запах крови. Кислый, железный с пряными нотками. Напоминает ароматами пекарню, которую было видно с чердака.

* * *

После получаса отдыха и общего восстановления ресурсов организма я снова вернулась в лазарет, где Дора ухаживала за другими пациентами. Их я с самого начала отдала ей, зная, что со всеми точно не справлюсь. Собственно, те, которые отошли под покровительство мое ассистентки, выздороветь могут и сами, Дора лишь поможет сделать им это быстрее. Пусть они и считались тяжелоранеными, раз их поручили мне, но их раны только на вид опасны, на самом деле лекари спокойно с наи справятся. А вот другие пациенты действительно требовали моего внимания.

Итак, у нас есть ещё двое условно 'смертельно' раненых. Подошла их очередь.

Я ещё раз с помощью диагноста проверила то, как они себя чувствуют. Маленький шарик соскользнул с ладошек, впитался в пациентов, а вскоре вернулся с информацией. Один — не очень, но время у него ещё точно есть. Второй... Второй... Полукровку ему в ухо!

Я выругалась вслух. Дора вздрогнула и вопросительно на меня посмотрела. Но ничего не сказала.

А я, в свою очередь, не стала ей ничего объяснять, лишь накрыв специальной чёрной простынёй мужчину. Эта простыня лежала в числе других в самом нижнем ящике, использовалась она тут нечасто. Что ж, этому мужчине я помочь уже ничем не смогу... И не потому, что не хочу. Просто он уже не может принять мою помощь. Вообще. Чёрная простыня, пропитанная специальными отварами, на время остановит разложение, но его нужно будет отнести. И желательно в морг. А лучше похоронить.

Дора поняла всё сразу. Кивнула и спокойно отвернулась. Она была деловита, уравновешена, лишь пальцы чуть подрагивали. Но я знала, что через пять минут трупа здесь уже не будет. Зато морг пополнится ещё одним постояльцем...

Пациентов терять всегда тяжело. Особенно, когда ты даже не попытался им помочь. Сразу появляются мысли о том, что было бы... Если бы только... Это как неожиданный сильный удар сзади. Не только по самолюбию и по уверенности в себе, но и по психике. У каждого лекаря и целителя есть своё кладбище.

Те мертвецы, которые по вине врача уже никогда не смогут ожить. Смерть — путёвка в один конец. И как де неприятно, когда пополняется именно моё кладбище. Впрочем, наставники всегда говорили, что с этим можно только смириться. А я даже этого сделать не смогу. У меня почти нет эмоций.

И самое страшное — мне сейчас почти всё равно, что сталось с этим мужчиной! И я даже оправдываю себя... Ведь воевать он шёл за свои идеалы, погиб за свои идеалы. Но оправдать старания его семьи не получилось даже у меня. И это вызывало жалость по отношению к родственникам покойника...

Тяжело терять пациентов. Вдвойне тяжело это делать, когда помочь ты просто не успел. Втройне тяжело осознавать, что у этого трупа есть родные. От понимания того, как плохо может быть тем людям, что знали этого человека, обычно становится тоскливо. Им действительно надо сочувствовать. Они наверняка заслуживали лучшего...