— Скажи слово, Лён!! — кричала Гранитэль. — скажи слово, иначе мне придётся нарушить Жребий! Тогда придётся отказаться от спасения Пафа!
— Какое слово?! — изнемогая от неравной битвы, отозвался он.
Демоница извивалась на земле, кидая противника из стороны в сторону и при этом бешено била своими твёрдыми ногами — один удар мог переломить человека пополам. Приходилось уворачиваться изо всех сил, а зубы чудовища щёлкали у самого лица, как сияющие капканы.
— Говорящий-С-Камнем, скажи слово камню!
Словно молния взорвалась в его мозгу. Два слова, звучания которых он не разобрал, сорвались с его губ, но смысл Лён понял хорошо — камень, повинуйся!
Монстр прекратил биться. Чудовищная пасть сомкнулась, превратившись снова в рот, глаза бессмысленно уставились в ночное небо, руки застыли в воздухе, а каменные пальцы остались лежать на истерзанной траве. Меч так и торчал в груди монстрицы, но сама она не шевелилась.
Лён, задыхаясь, поднялся с земли и прикоснулся к своим губам — ему казалось, что два слова, слетевшие с них, должны позвать за собой и другие слова неведомого языка. Он всё ещё ощущал в себе присутствие другой памяти, другого разума. Это Гедрикс — он снова был с ним!
Тогда Лён уверенно взялся за рукоять меча и бросил одно слово:
— Аллайс!
"Отдай!"
И без напряга вытащил клинок из камня.
— Что делать с этой тварью? — спросил он Гранитэль.
— Ты дивоярец, у тебя Каратель. — отвечала та.
Сильный удар обрушился на неподвижное каменное тело вместе с оглушительным словом — и драгоценные камни дождём полетели во все стороны. Мраморная пыль столбом взвилась в воздух и тут же осыпалась на землю. Тогда Лён огляделся и увидел застывших в ужасе цыган. Он уже собрался обернуться совой и улететь, как из толпы вышел владелец балагана.
— Прости, господин. — пролепетал он, выкатив глаза. — твои десять монет.
Лён хотел что-то ответить, но только махнул рукой. Он обернулся совой и взмыл над лугом. Внизу попадали ниц все циркачи.
* * *
— Ты вправе упрекать меня. — сказал он Гранитэли в глубоком раскаянии. — Я виноват, что не послушалася тебя.
— Я Перстень Исполнения Желаний. — ответила принцесса. — Всего лишь Живой Кристалл. Я не указываю тебе, как поступать. Я твоя слуга, хочешь — твой друг, но не твоя совесть и не твой разум.
— Хочешь сказать, что я поступил правильно?! — изумился он.
— Ты дивоярец, ты владеешь Карателем, твоё решение — твоя ответственность.
Не слишком понимая, что ему сказала Гранитэль, он лишь осознал, что границы разумных решений и допустимых рисков с точки зрения принцессы, гораздо шире для него, нежели для прочих. Но, такое положение вещей накладывает на него и более строгие обязательства. Вот о чём он хотел сказать принцессе, а она ему ответила в том смысле, что его желание остаётся главным приоритетом в выборе действий и средств.
— Скажи, теперь память о Гедриксе так и будет сопровождать меня? — спросил он. — У меня такое чувствов, словно он подменяет меня собою в критический момент.
— Зато, благодаря этой памяти, ты приобретаешь нечто такое, чего тебе не даст ни один волшебник Дивояра. — ответила принцесса. — Не печалься, со временем ты всё поймёшь. Просто ты ещё в себя не веришь — Гедриксу я никогда бы не стала советовать спасаться от врага. Но я ошиблась — ты справился.
— А Финисту? — усмехнулся Лён. — Советовала ты Финисту спасаться бегством.
— Огненный маг, подобного которому не было с тех пор, как он покинул мир. — печально отозвалась принцесса. — Пока я с тобой, ищи в себе власть Говорящего-с-Огнём.
— Разве я не огненный маг?! — изумился Лён.
— Ты фокусник, мой друг. — с улыбкой в голосе ответил Перстень.
— Кто ещё? — помолчав, поинтересовался он. — Кем был Елисей? Ведь его я тоже видел на Бесконечной Дороге, хотя и не понимаю — почему.
— Говорящий-Со-Светом. Не так давно ты воспользовался властью над воздухом, так что в тебе есть все задатки Говорящего-Со-Стихиями. Я говорю тебе, дивоярец, ты владеешь не просто Карателем, а мечом Джавайна!
Он хотел ещё спросить что-то, но увидел, что за разговором уже оказался во дворце и миновал все этажи. Лён остановился перед дверью, за которой скрывался от своей каменной дочери царь, и за которой спал безмятежно Долбер.
Открывающее слово заставило сильно дрогнуть дверь — это неведомым образом переместились внутренние засовы. Они выскочили из гнёзд и оказались снаружи.
— Её больше нет. — небрежно сказал он испуганному человеку, который в ужасе застыл посреди комнаты. — Я уничтожил вашу демоницу.
— Ты убил каменную деву? — изумился царь.
— Да. Мой меч уничтожает монстров. Теперь вам ничто не препятствует признать моего товарища своим сыном. Вам более ничто не угрожает, и вы можете забыть о своём поступке.
Царь колебался, глядя то на спящего Долбера, то на Лёна.
— Вы не уверены? — спросил его последний. — Всё ещё сомневаетесь и желаете видеть перстень?
Лазарь кивнул.
— Да. По крайней мере, это будет выглядеть убедительно, а в противном случае все будут подозревать, что это не настоящий мой сын. Это может вызвать династическую распрю, а мой народ только и сдерживался страхом перед каменным чудовищем. Понимаете, этот перстень уже сделался легендой, с ним связывают возвращение моего сына. Представить же народу всего ли одного из женихов как будущего наследника трона будет выглядеть, как моя слабость.
— Ну что ж, мне и самому интересно выяснить, что же за перстенёк такой подарили моему другу воздушные девы. — ответил Лён. — На рассвете я отправляюсь в путь — обратно к камню на развилке. Но прежде я хотел бы взять с вас некоторое обещание.
— Я слушаю вас, дивоярец. — ответил царь.
— Не говорите моему товарищу, что обнаружили у него примету вашего пропавшего сына. Возможно, мой поиск окончится ничем, и перстень так и не вернётся. Если у меня ничего не получится, мы просто уйдём отсюда. Не говорите ему также, что его перстень и ваш — одно и то же. Я не хотел бы, чтобы мой друг питал ложные надежды.
— Что я скажу ему на время вашего отсутствия? — спросил царь. — До той развилки два дня пути верхом, да ещё два дня обратно.
— Не стоит волноваться. — уклонился от объяснений Лён — он не хотел открывать перед царём свои подлинные возможности.
Он вывел из конюшни своего верного Сивку, седлал его и, не собирая с собой в дорогу более никаких припасов, отправился за пределы городской стены. Конь нужен был ему только для маскировки, чтобы все видели, что гость выехал верхом. На самом деле Лён не собирался терять два дня на дорогу, а намеревался обернуться соколом и долететь до места всего за пару часов. Так он и сделал: оставил своего Сивку пастись в небольшом леске, а сам, обернувшись птицей, взмыл над берёзками и взял курс на ту дорогу, по которой неделю назад они втроём приехали к царскому пиру. Беспокоила его мысль о Кирбите — чем сейчас занят этот ложный кочевник, какие козни строит? Не то, чтобы Лёну очень хотелось устроить Долбера на царствие, просто очень необычным оказался тот факт, что его товарищ по лесной школе оказался на самом деле царским сыном. Очень уж сказочно получается. Однако, ещё неизвестно, в самом ли деле это тот самый перстень — не зря Лён осторожничал. Было такое подозрение, что не случайно вручили воздушные духи его спутнику этот перстенёк — вот за этим сейчас и летел на запад легкокрылый сокол.
* * *
Он прилетел к развилке в полдень. Всё было на своём месте — огромный дуб стоял, увешанный потемневшими черепами, торчал из земли массивный камень с неясной надписью, а все три дороги так же были пустынны.
Лён обернулся человеком и стал обходить камень, ища какие-нибудь зацепки. Однако камень, как камень — ничего особенного, если бы не надпись.
— Гранитэль, ты не понимаешь, что здесь написано? — попробовал он искать помощи у Перстня.
— Нет, Лён, не понимаю. — отозвалась принцесса. — Может, стоит обратиться к Камню? Если это древний артефакт, то на него могут действовать слова, которые я слышала от своих прежних владельцев.
— Что это за речь? Откуда иногда в моей памяти всплывают эти звуки и цветное символьное письмо? Это от эльфов? Ведь я слышал, как пела на этом языке Пипиха! — взволнованно воскликнул Лён.
— Не знаю. — сокрушённо призналась Гранитэль. — Ты не представляешь, как мало мне известно, я только могу раздумывать над некоторыми фактами. У меня много времени, очень много времени на размышления, но существую я для того, чтобы исполнять желания. Я сама не знаю, откуда берутся те силы и те возможности, которыми я пользуюсь — что-то присутствует в самом воздухе Селембрис. И не только в этом мире — все миры, в которых я когда-то побывала, несут в себе печать чего-то древнего, гораздо древнее, чем даже эльфы. Есть какая-то сила, которая бездействует, пока её не позовут. Твои способности, как и способности твоих предшественников, прежних владельцев Перстня исполнения Желаний, есть то, что в этом мире называют даром волшебства. Одним это даётся более, другим — чуть-чуть, а большинство не только не имеют связи с этим Нечто, но и даже не подозревают о том. Оно само обращается к человеку, оно ищет связи с тем, кто способен его слышать. Это как талант.
— Это связано с наследственностью? — спросил Лён.
— Если бы! — вздохнула Гранитэль. — Нет, это проявляется внезапно среди многих поколений. Талант дремлет, передаваясь через потомство, словно накапливается, собирает силы. И Гедрикс, и Финист, и Елисей прорывались сквозь глухоту своей памяти к этому источнику силы. Так что попытайся обратиться к Камню, проси его ответить. Вслушайся в себя, ищи в себе слова. А я не знаю ни звука из той речи, к которой прибегали Гедрикс, Финист и Елисей. Ни звука, ни символа, ни смысла. Я всего лишь жертва Кристалла Вечности, её осколок. Я проводник к Силе, но не сама она. Если бы не Жребий, я охотно ввела бы тебя в память Гедрикса — он мне ближе всех. Но ради тебя самого и твоего друга я не нарушу запрета. Ты должен пройти свой путь и обрести Судьбу.
— Да, я понял. — ответил Лён, понимая, что его попытка обойти проблему всего лишь признак малодушия и нерешительности, в которых его и без того упрекала Гранитэль. Да, она помнила масштабную личность Гедрикса, который не задумываясь мог разрушить Живой Кристалл и уничтожить волшебницу Эйчвариану. Она помнила королевича Елисея, который спорил с ветром и подружился с Бореем, как с человеком. Обладал необыкновенной властью и Финист — самый таинственный из трёх волшебников, которые владели Перстнем. Лён помнил лишь пронзительный взгляд вишнёвых глаз, когда красный всадник промчался мимо него по Бесконечной Дороге. Все они владели неизвестным языком, но, и Лёну тоже не раз удавалось понять слова и вспомнить символы. Он такой же владелец Перстня, он наследник Карателя, он — дивоярец!
Человек перед Камнем встал с колен. Он положил ладони на острый верх скалы — по обе стороны от надписи. Он закрыл глаза и начал искать в глубине своей души те слова, которые могли бы тронуть Камень. Он искал того, кого помнил, как Гедрикса — Говорящего-С-Камнем. Он сам был Говорящим-С-Камнем. Где-то глубоко внутри есть в нём тайник, в который нет доступа ни одной живой душе. Там живёт Нечто — то, что знает правду о нём, о его пути, о его назначении, его судьбе. Оно молчит, поскольку дверь в эту тайную комнату пока закрыта.
Он вдруг осознал, что только для него и больше ни для кого другого пела свою песню принцесса-эльф Пипиха.
"Потоки вод уносят нас, цветы весны осыпаются по желанию ветров. Теряет время нас, теряет и уносит, как сухие листья. Лети, лети, мой ветер, пой песню юности моей. За грозовыми облаками, за летними дождями, за светлым солнечным лучом, за серебристым лунным светом иду я в путь мой по нескончаемой дороге.
Я говорю с водами, с потоками речными. Я заговариваю море, когда хочу пройти над безднами, и рыбы, и чудища морские кивают мне, когда иду я по волнам.
Расступитесь, скалы, — идёт ваш властелин. Поёт со мной земля, и камни вторят припевами. Мне открывает недра любая горная страна -сокровищницы всех миров доступны мне. Я прохожу сквозь горы, пересекаю ущелья, миную каменных стражей на своём пути, на нескончаемой дороге.
Огненные океаны, потоки пламени, горящая земля — мой путь идёт через миры, в которых дышит, говорит и любит живой огонь. И я седлаю своего красного коня — дракон несёт меня сквозь огненные бездны.
Мой путь нескончаем. Я — Джавайн!"
Твёрдые, непослушные слова падают с онемевших губ и, падая на сухую землю, взрывают мелкими фонтанами песок — так труден, так тяжёл и неуклюж язык камней. Лишь Говорящий-С-Камнем мог нежно обращаться с этой упрямой неуступчивой породой. Я Говорящий-С-Камнем! Повинуйся мне!
Вздрогнула земля, когда пришёл в движение утонувший в ней кусок скалы. Пошли выворачиваться слои почвы, начал рваться дёрн. Широкий плоский корпус, влажный от земли, обросший старыми корнями, роняя земляных червей, плавно поднимался вверх. Он вознёсся выше дуба и застыл, как монумент.
— Вот мы и свиделись, Румистэль. — прогудел каменный великан. — Что же ты так медлил?
Застыв от изумления, человек смотрел на огромный камень. Почему тот назвал его таким именем? Тем же именем, которым назвал его на Бесконечной Дороге Гедрикс!
— Нет, ты ошибся, Камень. — ответил он наконец. — Я другой человек.
Тот медленно моргнул своими потрескавшимися каменными веками, и попытался рассмотреть того, кто потревожил его вековой сон. У великана ничего не получилось — он был слишком высок, а человек у его подножия так мал.
— Возможно так. — проронил он наконец. — Мне показалось, что я встретил своего друга Румистэля. Но, раз ты тоже можешь говорить с камнем, говори: что надо? Мне очень трудно так стоять, я слишком стар.
— Мне нужно знать всё о перстне белого металла, с кошачьим глазом — как он попал к воздушным девам.
— О, эти все мелкие человеческие дела меня не касаются. — вздохнула каменная громада. — Спроси меня что-нибудь о пути, которым собираешься идти. Я не самый сильный оракул среди Оракулов, но всё же могу предвидеть будущее.
— Чем кончится мой поиск? — спросил Лён, обрадовавшись такому случаю.
— Ты найдёшь искомое. — ответил Камень.
— Я спасу друга?
— Ты его потеряешь.
— Как?! — вскричал Лён. — Значит, всё напрасно?! Напрасен этот Жребий, напрасно я потерял родителей?!
— Не сердись на меня, Румистэль. — взмолилась скала, забыв, что человек отказался от этого имени. — Я всего лишь старый оракул у дороги. Я вижу, что ты выходишь из поиска без друга.
— А, так ты просто о Долбере. — вздохнул с облегчением тот, кого оракул почему-то упорно называл непонятным именем. — Я думал, ты о Пафе. Вполне возможно, что я оставлю Долбера в этой стране, ведь он царский сын, и примет власть после смерти своего отца.
— А может и наоборот. — ответил Камень. — Именно отец примет власть после смерти сына.
— Что?! Что ты сказал?!
— Что я сказал такого? — изумился Камень.
