Вот и пригодился мне просмотр кинофильмов. Пригодился. Тогда получается я либо до него... либо в параллельной реальности. Потому что папу Ивана Васильевича как звали убей не знаю. Нет, что Василием это я догадался. А вот дальше...?

Эмпирическим

* * *

путем удалось установить, что у царя недавно родился сын. И сына назвали редчайшим именем... Не догадались? Правильно! Сына назвали — Иван. Караул! Фантазия тут у людей богатая. Вот и разбирайся теперь, кто чей сын.

ЦАРЬ — Василий Иванович — сын Ивана Васильевича. У него сын — Иван Васильевич. Видимо в честь дедушки.

А мне...? Мне проще всего прикинуться иностранцем. Моих моих слов и сочетаний народ, мягко говоря, не понимал. Это, ну в смысле мои разговоры напоминали мне общение в детском саду. Простотой односложных 'предложениев'.

— Ладак, я хочу посадить тут заморские растения.

— Чёж... Сажай Констятнин.

— А где?

— Да где хошь.

— А земля чья?

— Дык княжья.

— А сажать тогда где?

— Да где хошь.

— Ты место пальцем показать можешь?

— А много ли земли надоть?

Я задумался, вспоминая местные меры длины. Аршин, это вроде как метр.

— Аршин двадцать.

— Да эвон, на полянке сажай.

— А человека, который присмотрит за ними, есть?

— Есть. Чёж не быть...

И молчит.

— А кто?

— Да бабы присмотрят.

— А кто?

— Да хоть кто.

— Мне надо — конкретно.

На меня смотрят как на недоумка. Слово 'конкретно' он не знает.

— Так кто присмотрит?

— Дык хоть хто.

— Ладно. Давай так. Я — отъеду. Потом приеду. Привезу денег. Заплачу за урожай.

— Приезжай.

— И ещё. Отдай мне Уголька в работники.

— Зачем?

— Надо.

— Ну бери. Пущай его идет.

— И девку дай. Белаву. На лето пусть присмотрит за моим огородом. Я заплачу.

— Пусть работает. Бери.

— Сколько попросишь за Уголька?

— Пять алтын* — осилишь? — и прячет хитрую ухмылку в бородище.

'Ещё бы вспомнить, сколько это?', — тут же промелькнула мысль. Я сделал вид, что задумался. 'Понятно, что парит. Ну и пес с ним. Алтын... это сколько там копеек. Ерунда. Хотя про покупательную способность копейки я помню только, что у Толстого в 'Петре Первом' Меньшиков пироги с зайчатиной продавал за две деньги — пару. А деньга? Это копейка или нет? Если я тут раньше... это значит деньги дороже. Ладно, выкрутимся. А без помошника мне тут вообще — швах'.

— Десять копеек — спросил я наудачу и оказался прав.

После недолгой торговли сошлись на двадцати копейках. Надо учесть, что эта 'недолгая торговля' длилась чуть не полчаса. Я прекрасно понимал, что меня пытаются развести. Я ведь богач. Моя цепочка с крестиком на четыре десятка грамм, про которую я и думать забыл. Здесь это атрибут 'статуса', и с большой буквы. Копеечная для меня раньше бирюлька, висящая на шее с незапамятных времен — тут ценность неимоверная. Во-первых, плетение у цепи — 'бисмарк', оно незнакомо местным по-определению. Во-вторых, это золото. В-третьих, мой православный крестик — 'тонкой работы'. Опять же — показатель статуса. Простые люди такого не носят. Так что вопрос, что можно продать — не стоит.

— Двадцать новгородок**, договорились? — хитро улыбнулся Ладак.

— Договорились, — и мы ударили по рукам.

Это я потом выяснил, что он всё-таки меня напарил. Новгородка стоила вдвое против московки. А Уголек? Он в общем, какой-то там дальний родич. Сильно дальний. Настолько, что от пацана были рады избавится. И ещё, я-то думал, двадцать копеек в месяц. Оказалось, что за год. Так что, кто из нас выиграл — пока неизвестно.

Диалог состоялся, после того как я посадил семена помидоров, огурцов и картошку и дождался всходов.

Но как я это сажал?! Это целая эпопея!

Мало того, что копать пришлось палкой-копалкой. А потом выбирать палкой-рыхлилкой корни и сорняки. Местный инструмент это не дрянь — это гораздо хуже!

Итак, мне выдели делянку за хатой. Типа, огород. Я обнес его забором. Ну как забором. Воткнул немного палок в землю и оплел это сооружение ветвями. Вроде как плетень. Надо заботиться о посевах. А ну как появятся какие-нибудь кабаны?

Вот. И в порыве трудового энтузиазма рванул на работу.

Весь мой неистовый трудовой порыв разбился через час. Утонул как Ди Каприов вместе с 'Титанаком'.

Когда я утер трудовой пот и наконец-то горделиво обернулся, чтобы посмотреть на огромный клин земли, который я вскопал. Я специально не оборачивался, копая, чтоб насладиться оторопью местных. Мы — предки, тоже могём! Я обернулся и 'насладился'...

Это я оторопел! Огромная площадь, которую я, впахивая как последний ишак, ценой неимоверных усилий обработал. Эта политая МОИМ трудовым потом земля...!!! Причем политая, в буквальном смысле этого слова. Составила... составила... — эти жалкие четыре шага?!

Я... упирался... копал... А результат?! Вот — 'это'?! Одна жалкая борозда?!

Я набил мозоли, копая как последний раб, этой корявой штукой. Этим недоразумением в издевку названной шанцевым инструментом! Эта 'лопата'... — не иначе как средневековое орудие инквизиции. По всей видимости, её забыл кто-то из палачей, этот блин, пыточный инструмент инквизиции ещё времен первых крестовых походов. Не-ет. Её точно специально подсунули мне, в этой... в этой забытой богом и людьми, деревне. И подсунули! Не постеснялись храпоидолы.

Иначе как? Скажите мне КАК?! Как можно за час каторжного труда сделать так мало?

Не поверив своим глазам, я даже обошел вокруг 'клина'. Может кто-то его закапывал вслед за мной? Обошел. Но нет — ничего не изменилось!

Вот тут я и осознал, что заниматься крестьянским трудом — это сильно не моё. Чаша моего терпения лопнула, и я пошел договариваться с местными о сельхозработах. Правильно говорят: 'Когда переполняется чаша терпения, надо приобрести ведро!'.

Я чего-то не понимаю. Потребный мне кусок земли вскопали за гораздо более короткий срок. А я, со своими прорвавшимися мозолями наблюдал, а потом показывал, что надо делать.

Кстати, на мои руки поначалу тоже обратили внимание. Ну и что, что у меня нет мозолей,в отличие от мужиков. Зато... зато я книжки читал! И вообще... у меня широкий кругозор. А мозоли... мозоли — будут.

Вот теперь с этими самыми мозолями я стоял и гордился. Саднило правда, не по-децки. Меня поначалу-то приняли прохладно. Но видя, что урона от меня нет. Да и языка я другого — немец. Стали считать незнание мной обычаев и совершенно обыденных вещей — заумью. Мол, немец — что с него взять. А вот то, что православный и веру сохранил — это плюс. Да ещё какой. Так что постепенно со мной начали разговаривать. А уж теперь, после того как я практически сам, посадил огород... я считаю, что стал почти своим. Общая работа... она того — сближает, это точно.

Вот и посадил я — заморские овощи. Правда, пришлось отдать за помощь и присмотр — один крючок. Ну, да ладно. Ерунда — у меня ещё есть. Пришлось пообещать за сохранение урожая, ещё потом заплатить. Но оно того стоит. Если картошка с помидорами уродится... — будет мне счастье. Все книжки об этом говорят. Да и та еда, которую я тут ем — это только чтоб не умереть с голоду.

И вот, наконец, дождавшись первых всходов, я решил поглядеть на местный рынок. Деньги нужны. Да и в город надо перебираться.

*Алты́н (или алты́нник)(от тат. алты — шесть) — старинная русская мелкая монета, а также единица денежного счёта. С 15 века равнялась 6 московским или 3 новгородским деньгам. Последняя позднее получила наименование копейки.

(Википедия).

* Ответы@Mail.Ru: Что значит эмпирический?

Вопрос: Эмпирический спор, например? Можно как-нибудь попроще объяснить.

Ответ: Эмпирический спор — имеется в виду либо спор по поводу каких-то эмпирических проблем, либо спор, опирающийся на конкретные данные, добытые эмпирическим путём.

(http://otvet.mail.ru/question/10958071/)

Не правда ли — это простой и доходчивый ответ?

Глава 16.

Одна голова хорошо, а все тело лучше.

Молодой человек, весьма приятной наружности, с комфортом ехал на пружинном тарантасе, запряженном отличной парой гнедой масти коней. Лишь изредка он лениво покрикивал мальчонке — ямщику: 'Погоняй, любезный!'. В левой руке у него был лафитничек водки, а в правой вилка с наколотым хрустким огурцом. Прическа его пребывала в некотором беспорядке, потому что шаловливый ветерок растрепал пряди прекрасно ухоженных волос. Локоны пребывали в художественном беспорядке. Лицо молодого господина с волевым подбородком, твердо очерченной складкой губ и пронзительно-синими глазами, обрамленными густыми, длинными ресницами — дышало непреклонностью и волей. А выражение лица свидетельствовало о полном душевном равновесии и довольстве своей жизнью. В будущее смотрел твердый прищур глаз, чем-то похожий на дула двустволки.

Дорога убегала назад. Сытые лошади бежали рысью, с легкостью съедая дорожные несчитанные версты. Прекрасная картина — несомненно порадовала бы любой глаз, заглянувший бы под кроны деревьев нежно наклонившихся над дорогой.

О ком это вы думаете, идет речь? Правильно! Обо мне. Это я тот юный молодой человек на тарантасе.

Жаль, но вот только в этот момент сидел я на тарантасе только в своих мечтах. А в суровой действительности еду на 'одиннадцатом номере'. Сиречь иду на своих двоих... и прусь через затрахавшую меня в конец — чащобу. Бесконечные ветки и вездесущая паутина, постоянно облеплявшая лицо — достали, как приезжие столичного жителя! А бонусом к этому незабываемому 'круизу' — шли комары. Это бесконечное стадо обглодало моё 'прекрасное лицо с волевым подбородком и твердо очерченной складкой губ'. Нынче мое личико походило на здоровенный красный оладышек. А 'пронзительно-синие глаза, обрамленные густыми, длинными ресницами' сейчас своим разрезом больше напоминали сильно пьющего монгола. Которому для полноты картины вдобавок ночью встретились гопники.

В общем, направил я свои стопы в город.

Я собрался легализироваться. А что? Вполне себе нормальное желание. А это значит, нужны бумаги. Но на мои осторожные расспросы старосты или как он тут назывался — тиун? В общем Ладак, мой вопрос о бумагах или там, о паспорте... встречал как-то неоднозначно. Короче, на меня смотрели истинно с христианским милосердием, как на юродивого.

Их тут попросту нет. Документов — нет. Совсем нет.

Ибо бумагу ещё вроде как не изобрели, а пергамент — дорог. Ещё тут нет прописки...! Каково?

Узнав о столь вопиющем факте, я как-то сразу задумался о том, чтобы тут делали наши менты — ППСники. Нет прописки — нет денег. Счас-то, поймав незаконного мигранта, первым делом при отсутствии штемпселя — тот сразу дает. Нет, меня конечно, можно обвинить в очернении нашей кристально честной полиции. Но я сразу поправлюсь — я не досказал. Не все — берут!

'Истинно, глаголю вам — дети мои' — берут не все. Я утверждаю, что только девяносто девять процентов в подходящих обстоятельствах — берут.

Ну... и каких-то там жалких девяносто девять сотых процента. Их можно даже и расчет не принимать. Остальные-то — честные! Вот теперь-то меня и не в чем обвинить. Все прочитавшие это полицейские четко будут знать, что уж они-то точно входят в этот поистине золотой остаток. Не то, что я против полиции — избави бог. 'Дают — бери!'. Лично я против такого лозунга не возражаю. Да и 'понаехали — тут!', тоже правильный лозунг. Но как говорится: 'А осадочек-то — остался!'.

Так о чем бишь я? А... — 'o tempora, o mores'. Что в переводе значит: 'О времена, о нравы?'. Эти 'дети природы' тут людям верят на слово. Не, ну надо?! Страна — непуганых идиотов. Просто как в анекдоте:

Иду по скверу, смотрю: англичане в карты играют. Я решил с ними тоже поиграть. Ну мы и играем. Он мне говорит: "У меня 20 очков".

А я ему: "Покажи карты!".

А он мне отвечает: "У нас джентльмену — верят на слово!'.

Ну тут мне карта так и пошла, так и пошла!'.

Да-с, ничего не скажешь. Истинные дети природы. Хотя это может только тут. Деревня эта — выселки. В общем — глушь. И народ — старообрядцы. Почему знаю? Так крестятся двумя перстами. Значит — старообрядцы.

Я и мой спутник — 'мальчонка — ямщик'. Парнишка... пардон, уже — отрок, двенадцати лет отроду. Так вот, премся мы значит ужо третий день — по просторам моей необъятной Родины.

Да, теперь-то я точно уверен, что перенесло меня в Россию. Узнаю тебя — Родина-Мать. Где ещё бывает такое поганое комарье и вокруг сплошное бездорожье? Где бывают такие прекрасные и доверчивые женщины, готовые любить и отдаваться тебе просто так? Это только на гнилом Западе могли придумать столь дерьмовое выражение: 'Любовь придумали русские, чтобы не платить женщине денег'. Где...

'Мать твою, в душу и трех святителей!' — непроизвольно вырвавшийся у меня флотский загиб прервал мои размышления... на самом интересном месте. Я споткнулся и мой организм, презрев жалкие законы тяготения, отправил мою тушку в полет. Жаль, что непродолжительный. Вот пока летел, тогда я и успел выказать своё оптимистичное отношение к жизни.

Сначала моя нога запнулась о корягу, а следом 'вдруг, откуда не возьмись' вместо тропы и появился перед моим изумленным взором глубокий овраг — куда я и порхнул. Вряд ли я был похож на бабочку в этот момент. Да и кто интересно видел матерящихся бабочек под сто кило. Летел я быстро и красиво... но недолго. Непроизвольно при этом помахивая крыль... э... руками. Мой изящный полёт был прерван на самом интересном месте. Мне распахнула свои объятья 'мать — сыра земля'. Она же и выбила из моего многострадального тела короткий вопль. Ну и заодно ещё весь воздух.

Я с радостью успел подивиться тому факту, что сходу не убился. Мою мягкую посадку самортизировала подкладка из прошлогодних листьев и хвои. Сомнений в данных ингредиентах у меня не было. Поскольку сначала я выковыривал их пальцем изо рта, а потом отплевался ими же.

В моем падении поражал только один факт. Интересно, и когда это я успел зачерпнуть своей пастью столько дряни? Хорошо хоть личинок каких-нибудь в этом перегное не было. Да и так вкус у этого торфа совсем не айс.

— Костянтин ты живой? — послышался с краю вопрошающий голос моего спутника — Уголька, в крещении он оказывается, имеет ещё и простое имя — Варсонофия.

— Живой, живой, — отплевавшись от всей дряни набившийся мне в рот, велеречиво ответствовал ему я. — А я ещё и везучий. Вот же ...ть! — добавил я с чувством, но уже вполголоса посмотрев на начало своего невольного 'старт-апа'.

— Чичас я спущусь, поможу тебе!

— Не надо, — я, кряхтя, разогнулся. — Я сам... сам.

Подняв глаза, чтобы выбрать кратчайший путь 'к свету', я заметил сову, сидящую в дупле прямо за спиной пацана и удивлённо пялившуюся на меня. Нет, это может быть был и изумленный филин. Изумленный наверняка тем фактом, что в их крылатом полку — прибыло. Но в тот момент мне было как-то глубоко фиолетово, кто там подслеповато таращится на меня из дупла. Не знаю уж почему, но глупая птица взбесила до невозможности. Было хоть на ком сорвать свою злость.