— В досье указано, — вставил лейтенант, — она сражалась с ним не в одиночку.
— В одиночку или нет — неважно. Сам факт того, что она билась с Акацки и выжила, делает ее опасным противником. Кто третий и, скорее всего, четвертый — я пока не знаю, но, наверное, это тоже бойцы не последнего пошиба.
— Рунн-сан, — Иносунэ нисколько не хотелось вступать в бой с такими суровыми ребятами, и возбуждения Йоахима он не разделял, — вы ведь уже доложили об этом 'кому следует'?
— Доложил. Но я бы всерьез не рассчитывал на помощь с его стороны. Придется нам самим справляться.
— Может, стоит сделать официальное заявление? Типа 'В Каваго обнаружены лазутчики Конохи, незаконно находящиеся здесь по заданию даймё Огня. Личности двоих из них уже установлены. Ведутся оперативно-разыскные мероприятия'. И так далее.
— Официальное заявление мы всегда успеем сделать, а пока излишняя истерика нам только повредит. Любой необдуманный поступок приведет к началу войны. Край Ветра все еще ломается как девственница, а ввязываться в свару без них — равносильно самоубийству. Пока выждем, поглядим, что предпримут наши коноховские гости. Насколько я знаю этого Узумаки, рано или поздно он себя проявит.
— Вы так говорите, Рунн-сан, будто лично с ним встречались.
Йоахим Рунн поставил печать на последний документ и, достав из ременной сумки потертую трубку, принялся неспешно набивать ее табаком.
— А я встречался, Иносунэ.
* * *
Служанка, девушка из тех, что составляли мою нехитрую собственность, опустила передо мною переносной столик, раскатала плетеные подставочки, расставила кушанья и с раболепным поклоном удалилась. Я провожал ее взглядом, пока она не скрылась за дверью. Меня совсем не привлекали ее формы, я думал о том, что, дождавшись окончания моей трапезы, девушка отнесет грязную посуду на кухню и вернется вниз, в помещение для слуг, где разномастная дворцовая челядь уже начала праздновать Момо-но сэкку. Я представил длинную комнату, стол, ломящийся от яств и колоссального количества выпивки, руки, воздетые в тостах за здравие Владыки и добрый урожай персиков, лица, обычно строгие и услужливые, а сегодня веселые, раскрасневшиеся от алкоголя и пьянящего весеннего духа.
Один я как дебил тут скучаю...
— Вы кушайте, молодой господин. Кушайте.
Командир моих синоби-телохранителей, лейтенант Иносунэ, развалившись на полу, листал какую-то книженцию. Книга была новая, напечатанная на очень тонкой бумаге, и ему приходилось постоянно слюнявить палец, чтобы перевернуть страницу.
Иносунэ приставили ко мне четыре года назад, задолго до того, как в Краю Рек объявился Йоахим Рунн. Талантливый молодой ниндзя Облака, прекрасно зная мое отношение как к власти, так и к дворцовому протоколу, не стеснялся вести себя вольно в моем присутствии, чем мне и нравился. Он начал с простого телохранителя, но быстро выбился в лейтенанты, доказав всем свое рвение и профессионализм. По словам Рунна, ту куноити, благополучно прирезанною мною в камере пыток, задержали как люди Иносунэ.
— Лейтенант, скажите, а что там происходит?..
— Бухают, — решительно ответил Иноссунэ, даже не уточнив, где 'там'. Впрочем, он был прав, после утренних храмовых церемоний и дневных шествий по улицам города, весь Каваго (да что Каваго — весь Восток) предавался разгулу и пьянству, которые будут продолжаться еще дня два или три.
Кому на сколько сил хватит.
— Сегодня праздник, — сказал я, как будто это не было чем-то очевидным, — во дворце множество посторонних людей.
— Ну и что, молодой господин?
— Вы не считаете, что это хорошая возможность для Конохи?
— Считаю, — глаза синоби, устремленные в книгу, недобро блеснули, — а потому капитан Рунн утроил караулы и усилил охрану дворца дополнительным контингентом наемников из Скрытого Облака.
— Почему именно Облако? — я взялся за палочки.
— Облако ненавидит Коноху и наверняка не предаст.
Это было сущей правдой. Стоило при ниндзя Облака упомянуть Край Огня, они тут же начинали шипеть и плеваться проклятьями, а Иносунэ и вовсе чуть не желчью исходил. Откуда у него такая нелюбовь к Конохе, я не спрашивал, но, судя по всему, тут было что-то личное.
— Почему не Песок? Говорят, они очень сильны.
— С тех пор как пост Казекаге занял Гаара Песчанник история Великого Песка закончилась, а началась история Песка-лижущего-задницу-Конохе.
— О как! Сурово!
— А вы как думали? Кстати, молодой господин, а с чего вы вдруг заинтересовались своей охраной? До этого дня вы ни разу и не спрашивали.
Собираясь с мыслями, я отправил в рот очередную порцию жареного в масле тунца — это блюдо деликатесом, достойным стола даймё, не назовешь, но мне оно безумно нравилось, и я велел слугам готовить его почаще.
— Лейтенант, — я говорил с набитым ртом: намеренно, чтобы скрыть дрожь в голосе, — в тот день... нет... в тот час, когда мой батюшка — да хранят его добрые духи! — скончается, моя жизнь будет зависеть от лояльности мне капитана Рунна. А поскольку вы — его первейший соратник и командир моей охраны, то, полагаю, именно вы будете тем человеком, который либо встанет на мою защиту, либо воткнет нож мне под ребра. По его приказу. И... выражаясь языком самого Йоахима Рунна... мне как-то сцыкотно, лейтенант...
Иносунэ усмехнулся. Просто усмехнулся и все. Затем быстро отлистал несколько страниц назад, словно возвращаясь к только что виденному, и протянул раскрытую книгу мне. Как оказалось, это был альбом репродукций гравюр и картин западных художников. На правой странице была изображена женщина, набирающая в кувшин воду из родника, но лейтенанта привлекла явно не она. Левую страницу украшала древняя гравюра, представляющая раскидистое дерево, на широких ветвях которого будто грозди рябины болтались повешенные люди. Кто-то вздернули за шею, кто-то за ноги, кого-то за волосы, кого-то подцепили крючьями за ребра. Гравюра была выполнена не слишком удачно, но все равно отчетливо читалось желание резчика показать страдание на лицах несчастных. Да-да, все они казались живыми, хоть некоторые повешенные и успели полуразложиться, а кое-где я даже заметил парочку скелетов.
— Колоритно. Непонятно только, как ветви вообще выдерживают такую тяжесть.
— Это картина загробного мира, так что автор не растрачивался на подобные мелочи. Согласно одной из западных религий такие муки ожидают после смерти предателей. Послушайте меня, молодой господин, — Иносунэ подпер голову кулаком, — то, что я вам сейчас скажу, вы не услышите ни от собственных подданных, ни от лизоблюдов из Песка, ни от этих придурков из Скрытого Водопада. Понимаете... синоби (настоящие синоби, а не эти соплежуи из Конохи) свято чтят верность данной клятве и превыше всего ставят воинскую честь. Ниндзя порой выполняет грязную работу, но все же воин без чести — не воин. Вы, как сюзерен, конечно, можете подозревать служащих вам синоби в предательстве, но, бросая эти обвинения им в лицо, вы наносите урон их чести и гордости. Вы оскорбляете их.
Я молча жевал, раздумывая над словами Иносунэ.
— Я понял вас, лейтенант. Но извинюсь перед вами только тогда, когда удостоверюсь в том, что вы не лжете.
Иносунэ улыбнулся.
— Речи, достойные правителя, молодой господин.
— А мне уже недолго до трона осталось.
Пока я трапезничал, мое внимание занимала маленькая фарфоровая бутылочка, стоящая на отдельной подставочке, и крохотная пеалка подле нее. Ах да, начиная с десяти лет, мне по праздникам дозволяется выпивать по чуть-чуть саке.
— Вы будете саке, лейтенант?
— Мне нельзя, я на дежурстве. Да и вам бы я не советовал. В столь юном возрасте организм особо восприимчив к алкоголю: если вы отрубитесь, мне будет совершенно не с кем поболтать.
— Хм... ваше обращение граничит с фамильярностью.
— Как я понимаю, именно из-за этого вы попросили капитана Рунна не переводить меня на другие должности, а оставить при вас.
Все-то он знает! Действительно, я ненавижу лесть, хоть и уважаю спокойное, взаимно вежливое общение. Мне гораздо спокойней, когда меня охраняет человек с юмором и чувством собственного достоинства.
Только бы он на поверку не оказался предателем.
Я осторожно налил в пеалку немножечко саке и выпил. Это не первый раз, когда я пробую алкоголь, но вкус мне все равно не понравился. Ну и ладно, зато Иносунэ не будет смотреть на меня свысока, как на дилетанта в том, что касается выпить. Я налил еще, вызвав новую усмешку ниндзя.
— Лейтенант, — сказал я, ощущая в голове какой-то туман, — я желаю прогуляться.
— Капитан Рунн не велел вас никуда пускать. Опасно. — Иносунэ вернулся к разглядываю картинок в альбоме.
— Пошел этот капитан Рунн в задницу, — я хватанул вторую пеалку, — я прошу только пройтись со мной до стены внутреннего дворца.
— Зачем вам на стену, молодой господин? В туалет захотели? 'Лучше нет красоты, чем пописать с высоты'?
— Лейтенант, — я с некоторым трудом поднялся на ноги, — вы в своей наглости переходите всякие границы. В городе обещали праздничную иллюминацию и салют. Я хочу взглянуть, а то из этой бойницы ни черта не видать.
Иносунэ отвел глаза и закрыл книгу. Похоже, он вспомнил, с кем говорит.
— Э... прошу меня простить, молодой господин. Я сказал лишнего. Думаю, на стену мы можем пройтись. Все равно банкет проходит во внешнем дворце.
'Как в тюрьме, честное слово!' — подумал я. Правда, это был далеко не первый раз, когда меня посещала такая мысль. Отпустив мающуюся за дверью служанку, мы с Иносунэ вышли на улицу, пересекли пустынный дворик и по крутой лестнице вскарабкались на стену дворца. Гвардейцы провожали нас тоскливыми взглядами — ну еще бы, когда все пьют и веселятся, им выпало стоять на посту.
От взгляда вниз у меня перехватило дух. Ночной город сиял, сиял мириадами огней: неисчислимыми окнами домов, уличными фонарями, праздничными лампами и гирляндами, прожекторами — и все было разных цветов, искрилось и переливалось как в калейдоскопе. Внизу, прямо под моими ногами громоздился внешний дворец, тоже ярко подсвеченный факелами и светильниками. Оттуда доносились радостный смех и музыка — батюшка принимал у себя знатных горожан на ежегодном весеннем банкете. Вот из павильона, в котором проходило празднество, хохоча, вывалилась парочка — юноша и девушка, слишком молодые, чтобы иметь в Каваго собственный вес. Скорее всего, родственники кого-то из приглашенных дворян или капиталистов. Не обращая внимания на стражников, они скрылись в садовых зарослях, где только-только закончил блевать перебравший на банкете толстячок. Мне сверху было отлично видно, чем они там занимаются, и у меня имелось что сказать по этому поводу, но я не успел... Не успел, потому что как раз в этот момент над черной гладью Исино распустился цветок первого фейерверка.
Он был чудо как красив: красный, с белыми вкраплениями и неровным фиолетовым контуром. С небольшим запозданием, как и полагается, нас накрыл грохот разрыва, и парочка внизу застыла от неожиданности, прервав свои игры и задрав головы.
— Глядите, лейтенант! Как здорово!
В темное небо взмыл второй, третий заряд. Невиданные цветы расцветали один за другим, и я, подобно высыпавшим из павильона гостям, свистел и улюлюкал, приветствуя каждый залп.
В те минуты... наверное, я и не подозревал, каким я еще был ребенком. Настал праздник — первый весенний праздник после долгой дождливой зимы — и я в своем почетном заточении ликовал от всей души. Мне не хотелось думать, что развлекающий гостей батюшка скоро скончается, или что Йоахим Рунн с Иносунэ могут меня предать, или что Край Огня скоро начнет войну. Я просто любовался фейерверком — танцем пламенных искр над городом.
Я испытывал искреннее счастье в тот миг, когда мне на шею вдруг легла удавка.
* * *
Мальчик забился, засопротивлялся — скорей инстинктивно, чем осознанно, но, почувствовав натяжение удавки, успокоился, позволив вставить кляп и накинуть на голову мешок. Понятливый паренек. Хорошо.
'Фейерверки не редкость в Каваго, — сказал встретивший их во дворце Кимамото Таро, мечник с похожим на сухарь лицом, — и молодой господин их любит. У него даже есть любимое место на внутренних стенах, чтобы смотреть салюты'.
Ямато не слишком-то доверял новому союзнику, тем более, что от необходимости сотрудничать со шпионами Огня Кимамото ни малейшей радости не демонстрировал. Он провел их во дворец под видом слуг, а значит, снова пришлось прибегнуть к переодеванию, но сейчас под одеждой у каждого таилось достаточно оружия. Капитан, было, попытался убедить мечника, что сперва необходимо заняться похищением царевича, но тот и слушать не хотел. Он как одержимый твердил об устранении Йоахима Рунна. А то, что после его убийства (если оно пройдет успешно), почти наверняка поднимется тревога и говорить о каком-либо похищении станет бессмысленно, его не волновало.
Как обычно их спас случай. Оставив синоби ждать в конюшне, Кимамото сделал короткую вылазку на банкет (благо, он был приглашен), а вернулся мрачнее тучи. Йоахим Рунн по каким-то своим делам удалился во внутренний дворец, возложив безопасность проведения банкета на своего помощника. Ямато оживился. Такой поворот его всесторонне устраивал, и преподаватель кендзюцу, скрипя зубами, повел их во внутренний дворец через одни из служебных ворот. Ворота, конечно, охраняли. Однако в Краю Рек воистину нет ничего невозможного для человека с туго набитым кошельком. Или двумя кошельками.
Или тремя.
Стража была заблаговременно подкуплена, что вселяло некоторую надежду: выходит, Кимамото все-таки собирался потом провести их во внутренний дворец, а не сдать охране, как только они уничтожат Рунна. О размерах взятки недвусмысленно свидетельствовала кислая физиономия мечника.
Скрывающийся под маской мирного антиквара, агент Конохи Исунаги Ядэ неоднократно предостерегал Ямато не верить Кимамото Таро, но, сколько дзеунин ни присматривался, он не замечал признаков ловушки. Похоже, этот Рунн ему круто насолил.
Ямато не давали покоя слова Сакуры о том, будто Наруто заявил, что где-то встречал Йоахима Рунна, но никак не вспомнит где именно. Его загадочная личность неуклонно обрастала все новыми и новыми деталями, утверждая дзеунина во мнении: с ним встречаться не стоит.
К разочарованию бедняги Кимамото, Рунна не оказалось и во внутреннем дворце. Он словно бесплотный дух перемещался туда-сюда, и никто из стражников его не видел, но все знали, что он где-то рядом и расслабляться на посту нельзя.
— Устроим засаду на наследника, повяжем его, подымем шум — тут Рунн и появится, — посоветовал мечнику Ямато, а про себя подумал: 'Схватим царевича, перережем Кимамото глотку и уйдем. Надо будет — пробьемся'.
Так и порешили. Густые насаждения вокруг дворцового комплекса дали им возможность свободно (настолько свободно, что в душе у Ямато зашевелились нехорошие подозрения) достичь места, указанного фехтовальщиком. Они сделали это как раз вовремя: объект их задания, мальчик лет десяти с невероятно длинными волосами — до щиколоток, уже стоял на стене рядом с тощим как жердь синоби в форме дзеунина.
