2084

Пока вождь племени, король, император или президент прочно держит власть в своих руках, царит период относительного спокойствия. Однако везде и всегда существуют недовольные, и когда власть ослабевает, — либо теряя веру в себя, либо вследствие утраты способности к эффективному управлению, возрастет риск устранения от власти. В отличие от "дворцовых переворотов", вносящих немного изменений, которые отражались бы на жизни низов общества, в ходе революций происходит встряхивание всех его слоёв, вдохновлённых обещаниями скорого наступления светлого будущего и всеобщего процветания, щедро раздаваемых организаторами и идейными вдохновителями. Однако какие бы благородные цели не ставили перед собой ниспровергатели "старого мира", подчас искренне веровавшие в декларируемые ими же высокие идеалы, суровая реальность со временем брала своё. Из их среды неизменно выделялись те, кого мало интересовали отвлечённые понятия, куда больше практическая сторона бытия; именно они и брали в свои руки бразды правления. А наивные романтики постепенно отправлялись в небытие — и хорошо если только политическое. И структура пирамиды общества восстанавливалась вновь — до следующих потрясений.

Апогеем подобных противостояний стали революции ХХ века, привёдшие к образованию формаций, позже названных "тоталитарными режимами" — в отличие от деспотий прошлого, правители "нового типа" посягали не только на тела, но и на души своих подданных, требуя, помимо полного подчинения, ещё и слепой веры в собственную исключительность и непогрешимость. Чтобы не просто повиновались, а искренне любили и боготворили. Разумеется, об этом мечтали диктаторы всех времен, но лишь в последние полтора столетия появились возможность тотального оболванивания масс благодаря развитию средств массовой информации — вначале газеты, затем радио, кино, телевидение, и, наконец, Сеть.

Как ни странно, но самые жестокие правления устанавливались под самыми красивыми и привлекательными лозунгами — "За свободу и справедливость!", "Мир народам, хлеб голодным!", "Каждому по потребностям, от каждого по способностям!", "За всеобщее счастье и процветание!". Свобода вскоре оборачивалась рабством, мир — нескончаемой войной, счастье и процветание заключались в гарантированной баланде супа и пайке черного хлеба на обед. Однако создававшиеся на протяжении всего ХХ века конструкции оказались непрочными, и к началу XXI века назрела проблема найти такой стиль управления, который гарантировал бы с одной стороны стабильность, а с другой — фактическую несменяемость власти. К решению данной задачи страны подошли по разному. В Океании возобладал стиль Управляемой Демократии — при всех внешних атрибутах демократического общества (выборы, многопартийность, разделение полномочий и т.п.) власть фактически оказалась приватизирована узкой группой "потомственной элиты", передача правления внутри которой особо не влияет на общий курс, но снижает напряжённость в обществе, неизбежную при слишком долгом правлении одних и тех же лиц.

В Остазии, напротив, возобладала авторитарная форма правления, исторически более свойственная населению того региона, в принципе отрицающая саму возможность смены власти. И если в конце ХХ века, после очередной (и, как оказалось, последней) "оттепели" в правительственных кругах ещё существовал плюрализм мнений, то уже в начале следующего века осталась лишь одна партия (некоторое время другие ещё существовали, но выполняли чисто декоративные функции и постепенно сошли со сцены), а фигура Великого Кормчего, поначалу пребывавшего на третьих ролях, заслонила собой всё остальное, и, как образно выразился один из придворных поэтов. "головой заслонила Солнце". Научные открытия и изобретения, величайшие творения архитектуры, трудовые и боевые подвиги беззастенчиво приписывались ему, словно он не человек, а существо более высокого порядка. И по мере возвышения его фигуры многое уходило в тень или попросту выцветало, теряя изначальный смысл. Как это и произошло с лозунгами, до сих пор декларируемыми партией. Справедливости ради стоит разобрать каждый из них по отдельности:

Свобода.

В философском понятии свобода — возможность поступать в соответствии со своими желаниями и побуждениями. Абсолютная свобода — идеал, достигнуть которого невозможно: какими бы возвышенными не были твои устремления, твоему телу требуется питание, одежда, жилище для защиты от непогоды и для хранения личных вещей, и ещё многое по мелочам. А поскольку человек — животное стайное, приходится ещё и учитывать желания и побуждения находящихся поблизости, часто не совпадающие и даже конфликтующие с твоими. Подобные "конфликты интересов" ещё в первобытнообщинные времена привели к появлению первых сводов правил поведения в обществе; по мере его развития они всё более усложнялись. Современный человек опутан десятками, если не сотнями незримых норм, диктующих, как поступать в той или иной ситуации. Их нарушение влечёт за собой кару — в зависимости от тяжести проступка это может быть как общественное порицание, так и изгнание, а для наиболее вопиющих проступков — физическое уничтожение осмелившегося их совершить.

И если абсолютной свободы достичь то относительная свобода есть у каждого — вопрос лишь в том, сколько шагов в сторону можно сделать, прежде чем наткнёшься на красные флажки. Там, где демократия и права человека — не пустой звук, границы достаточно широки. Напротив, в авторитарных и тем более тоталитарных обществах они подчас сужаются настолько, что любой шаг в сторону может иметь катастрофические последствия. Это порождает необходимость постоянного самоконтроля, совершенно невыносимого для тех, кто не разучился думать и сравнивать. Именно поэтому партия так активно борется с двоемыслием, подменяя понятие свободы своими директивами и указами, исподволь формируя сознание человека нового типа, неспособного к критическому мышлению, с готовностью воспринимающего любую информацию, напечатанную в газете или услышанную из видеокрана.

Егор вздохнул. По сути, партия уже воспитала такого человека. Не так уж много осталось тех, кто ещё в состоянии увидеть истину за туманной завесой лжи и полуправды. Виртуальный кошмар стал явью, вспомнилась сказанная кем-то фраза. Или само их бытиё давно уже стало виртуальным? Егор предпочёл не углубляться в философские дебри, а продолжил чтение.

Равенство.

Ещё один недостижимый идеал, взятый партией на щит — и извращённый до такой степени, что фактически стал пародией на самого себя. Да, люди не равны изначально, так заложено природой — кто-то сильнее, кто-то хитрее, одни способны с лёгкостью решать математические уравнения, другие путаются в четырех действиях арифметики, зато прекрасно рисуют или сочиняют потрясающие стихотворения. И с этим, увы, сложно что-либо сделать — человек, не имеющий призвания к тому или иному роду деятельности, едва ли сможет достичь в нем высот, в лучшем случае станет идеальной посредственностью. Поэтому в партийной верхушке время от времени поднимался вопрос о создании универсальной матрицы, которая предоставила бы возможность неограниченного клонирования человека, превосходно развитого физически, способного освоить любую профессию в кратчайшие сроки, много и упорно трудиться почти без отдыха и сна, и, кроме того, не лишённого творческих талантов. К сожалению (или к счастью?), проект по созданию подобной матрицы так и не был воплощён в реальность. Однако эксперименты в данной области продолжаются, во всяком случае, средства на них отпускаются до сих пор — не меньшие, чем на программы создания боевых киборгов и разработку методов омолаживания организма, крайне актуальных для многих членов внутренней партии.

Ну а пока равенство физическое остаётся лишь пределом мечтаний отдельных умов, есть смысл поговорить о равенстве социальном, теоретически вполне достижимом на любом отрезке развития цивилизации. Однако исторический опыт, увы, безжалостно свидетельствует об обратном: в любом человеческом сообществе есть свои лидеры и свои изгои, и даже если их каким-то образом изъять из сообщества, или сформировать коллектив из индивидуумов, ранее друг с другом не контактировавших, они неизбежно появятся вновь. Именно с этим связана неудача попыток построить идеальное общество, неоднократно предпринимавшихся в прошлом, в первую очередь в виде организации коммун — рано или поздно они распадались, несмотря на все благородные порывы своих создателей. Революции и государственные перевороты, декларировавшие равенство для привлечения народных масс, очень быстро отправляли свои лозунги на свалку истории, в лучшем случае оставляя их ширмой. Не стала исключением и революция, привёдшая к власти Великого Кормчего. Поначалу всем гражданам Остазии автоматически присваивали рейтинг 1000, и далее только от самого человека зависело, будет этот показатель увеличиваться или уменьшаться. Однако постепенно, причём негласно, — о том не писали в газетах и даже в Сети не было никаких упоминаний, — стал практиковаться иной принцип: каждый появляющийся на свет гражданин получал рейтинг, примерно равный арифметическому среднему рейтинга его родителей. Иными словами, рождённый в семье членов внутренней партии от рождения будет обеспечен всеми благами цивилизации, а тот, кому не повезло появиться в семье работников трудовых лагерей, не будет иметь почти никаких шансов вырваться оттуда. Отдельные исключения лишь подтверждают правило, но хуже всего то, что люди стали воспринимать это как само собой разумеющееся, даже не пытаясь понять, какой смысл изначально закладывался в понятие равенство...

Что верно, то верно, подумал Егор. Джоберам почти нереально вступить в партию — нужно иметь солидный "послужной список". Равно как и рядовым партийцам вроде него войти в круги внутренней партии. Хотя в теории это оставалось возможным: информация об особо отличившихся на поле боя или добившихся поразительных трудовых успехов и премированных и премированных за это автоматическим принятием в партию с соответствующим повышением рейтинга публиковалась регулярно. Ни с одним из тех людей Егор не был знаком, и поэтому подозревал, что они реальны не более, чем выдуманный им Огоньков.

Счастье.

Согласно научному определению, счастье — состояние, которое соответствует наибольшей внутренней удовлетворённости условиями своего бытия, полноты и осмысленности жизни, осуществлению своего призвания, самореализации. Однако, подобно абсолютной свободе и универсальному равенству, нет рецепта и для всеобщего счастья — кто-то довольствуется минимумом необходимого для жизни, и ничуть от этого не расстраивается, а кому-то сколько ни дай, всё будет мало, и он никогда не воскликнет в упоении: "Остановись, мгновенье, ты прекрасно!". Поэтому величайшей задачей, вставшей перед партией, было — сделать так, чтобы население было счастливо при минимальных потребностях. Задача не из лёгких, но вполне в духе партии, провозгласившей ещё на заре всего существования: "Невыполнимых задач для нас нет!". Разумеется, без активной идеологической обработки такое едва ли стало бы возможным, и её вели сразу в нескольких направлениях: 1)твоя страна — лучшая страна в мире, а патриотизм — величайшая доблесть для гражданина, 2)партия и правительство ведут страну в единственно правильном направлении, и нет высшего наслаждения, нежели шагать вместе со всеми в едином строю, 3)на этом пути немало препятствий, а также тех, кто пытается вставлять палки в колёса или попросту гадит в карман по мере возможностей — с ними нужно вести беспощадную борьбу, 4)борьба эта отнимает много сил, из-за этого все тяготы и лишения, которые народу приходится выносить со смиренным терпением, 5)рано или поздно все препятствия будут устранены, и вот тогда и наступит эра всеобщего благоденствия. Как нетрудно догадаться, этот день никогда не наступит: те, кто на вершине пирамиды власти, уже имеют всё, что могут, а на облагодетельствование всех остальных попросту не хватит никаких ресурсов. Именно поэтому и не заканчивается война, и никогда не переведутся "иноагенты", на которых так удобно списывать все неудачи на пути в светлое будущее, пути, ведущем в никуда...

Егор прервал чтение — главным образом для того, чтобы еще раз почувствовать: он читает спокойно и с удобствами. Вдруг, как бывает при чтении, когда знаешь, что все равно книгу прочтешь и перечтешь от доски до доски, он пролистнул сразу несколько страниц:

В том или ином сочетании обе сверхдержавы постоянно ведут войну, которая длится уже более полувека. Война, однако, уже не то отчаянное, смертельное противоборство, каким она была когда-то. Это военные действия с ограниченными целями, причем противники не в состоянии уничтожить друг друга, материально в войне не заинтересованы и не противостоят друг другу идеологически. Но неверно думать, что методы ведения войны и преобладающее отношение к ней стали менее жестокими и кровавыми. Напротив, во всех странах военная истерия имеет всеобщий и постоянный характер, а такие акты, как насилие, мародерство, убийство детей, репрессии против пленных, считаются нормой и даже доблестью — если совершены своей стороной, а не противником. Но физически войной занята малая часть населения — в основном хорошо обученные профессионалы, и людские потери сравнительно невелики. Бои — когда бои идут — развертываются на отдаленных границах, о местоположении которых рядовой гражданин может только гадать. В центрах цивилизации война дает о себе знать лишь постоянной нехваткой потребительских товаров да от случая к случаю — взрывом ракеты или падением беспилотника.

Сущность войны — уничтожение не только человеческих жизней, но и плодов человеческого труда, которые могли бы улучшить народу жизнь и тем самым в конечном счете сделать его разумнее. Даже когда оружие не уничтожается на поле боя, производство его — удобный способ истратить человеческий труд и не произвести ничего для потребления. Современный танк, к примеру, поглощает столько средств, сколько пошло бы на строительство нескольких грузовиков для перевозки продуктов. В конце концов он устаревает, идет на лом, не принеся никому материальной пользы, и вновь с громадными трудами строится другой танк. Теоретически военные усилия всегда планируются так, чтобы поглотить все излишки, которые могли бы остаться после того, как будут удовлетворены минимальные нужды населения. Практически нужды населения всегда недооцениваются, и в результате — хроническая нехватка предметов первой необходимости. Это обдуманная политика: держать население на грани лишений, ибо общая скудость повышает значение мелких привилегий. Одновременно благодаря ощущению войны, а следовательно, опасности передача всей власти маленькой верхушке представляется естественным, необходимым условием выживания.

Но когда война становится буквально бесконечной, она перестает быть опасной. Когда война бесконечна, такого понятия, как военная необходимость, нет. Технический прогресс может прекратиться, можно игнорировать и отрицать самые очевидные факты. Как мы уже видели, исследования, называемые научными, еще ведутся в военных целях, но, по существу, это своего рода мечтания, и никого не смущает, что они безрезультатны. Дееспособность и даже боеспособность больше не нужны. В Остазии все плохо действует, кроме тайной полиции. Отрезанный от внешнего мира и от прошлого, гражданин Остазии, подобно человеку в межзвездном пространстве, не знает, где верх, где низ. Правители такого государства обладают абсолютной властью, какой не было ни у цезарей, ни у фараонов.