Такой любви не бывает

— Говори, — лицо Михаила на секунду исказилось, — прошу.

— Дальше так же банально, как и до этого. Когда я вернулась домой, мама попыталась заставить написать меня заявление в полицию. Но мне было все равно... Я больше не хотела жить. На следующий день попыталась покончить с собой. Я не зря люблю часы с широким ремешком. Так шрамы не так заметны. Да и браслеты не всегда были моим любимым украшением. Меня откачали. Мама успела. Она в тот день отпросилась с работы, специально, чтобы со мной побыть. Получилось, что вовремя отпросилась. Вот такая вот обычная история, — из глаз на тарелку закапали слезы. — Лучше бы не откачивали. Зачем жить, если прошлое висит дамокловым мечом над головой, не давая нормально жить? Думаю, именно из-за этого стала не очень хорошей женой своему мужу, думаю, именно поэтому он предпочел мне другую.

— А муж знает об этой истории? — губы Михаил поджал, и сейчас выражение его глаз и лица было непроницаемым, как никогда.

— Нет, я так и не решилась ему рассказать. Чувствовала себя виноватой в том, что не ушла сразу, в том, что пила это проклятое вино, — кусала губы и нервно вертела в руках салфетку, стараясь не смотреть в лицо мужчине, слезы так и лились. — Боялась, что не поймет. Подтвердит мою вину. Ненавижу себя за то, что была дурой.

Теперь уже слезы брызнули из глаз дождем, ком в горле, пока рассказывала, как-то еще удавалось сдерживать, но сейчас он все-таки решил прорваться тихим плачем.

— Не плачь, — интонации изменились, и теплые пальцы коснулись моих щек, вытирая слезы вытащенной у меня из рук салфеткой. — Пойми, ты не виновата. И не нужно себя винить. А на тех уродов ты зря заявление не написала. Посидели бы на зоне, узнали бы, каково это — оказаться в такой ситуации.

— Один из них сынок высокопоставленного лица. Из-за того, чтобы посадить его, вряд ли какой мент рискнул бы собственными погонами. Да и какая теперь разница. Теперь ничего не докажешь, — мужские пальцы на щеках произвели невероятный эффект, слезы тут же перестали капать. — Я после этой истории перевелась в другой институт, только чтобы не видеть эти глумливые лица. Мне было плевать, что профессия не престижная. В середине года не особо хотели принимать на другие факультеты. Так что у меня за плечами всего лишь дошфак. Но, как я сказала, теперь это не имеет особого значения. Извини, что вылила на тебя это все. Даже странно, что разговорилась. До этого всегда старалась обходить эту тему в разговорах. А тут... Сама себе удивляюсь.

— Ничего, — голос звучал тепло. — Выговорилась. Теперь наверняка легче станет. Нельзя в себе такое носить. Нельзя. Иначе можно и с ума сойти.

— Спасибо тебе, что послужил мне жилеткой, — слабо улыбнулась сквозь слезы.

— Пожалуйста. И если что — обращайся. Моя жилетка всегда наготове, — мягко улыбнулся он мне в ответ.

В этой улыбке почувствовала такую изливающуюся на меня нежность, что аж задохнулась, пытаясь понять, чем это чудо заслужила. И почему он редко улыбается именно так, с таким чувством? В этот момент Михаил становится просто неотразим. И его жена полная дура, что убежала он него к другому. Невероятный человек!

— Обязательно обращусь, если что, — слезы высохли разом, забыла обо всем, наблюдая за тем, как из непроницаемой загадки он превращается в теплого, доброго человека.

— Думаю, уже можно идти? — вопрос прозвучал как утверждение.

— Да, конечно, — кивнула, внимательно всматриваясь в его лицо, но он больше не улыбался и снова стал серьезным.

Положив деньги со счетом на стол и придавив их тарелкой, Михаил подал мне руку, помогая подняться со стула (мелочь, а приятно), но к мотоциклу не повел.

— Я провожу тебя. Больше травмировать тебя своей бешеной ездой не стану. Поэтому поедем на метро.

— А как же железный конь? — удивилась я.

— Ничего, дождется хозяина. А любого покусившегося на честь моего железного друга ждет неприятный сюрприз, — свои слова разъяснять он не стал. — Пошли.

Эмоциональное ли состояние или очередной надвигающийся обморок заставил меня покачнуться на каблуках. Я чуть не упала. Но твердая мужская рука перекочевала ко мне на талию и помогла устоять на ногах.

— Спасибо, — попыталась справиться с пронзившей меня дрожью.

— Не за что, — ответил мужчина враз охрипшим голосом.

Последующее не могло не случиться. Закономерно, что когда изливаешь человеку душу и встречаешь поддержку, этот человек становится чуточку ближе и роднее. Закономерно, что когда кто-то выслушивает рассказ о чужих бедах и сочувствует этому рассказу, то тот, кого пожалел становиться теплее и знакомей.

Не могу вспомнить точно, как очутилась в объятиях Михаила. Помню, что то же безумие, которое уже охватывало нас один раз, снесло все границы и барьеры. Помню, что чудом нам удалось удержаться от продолжения, которое могло последовать после поцелуя. Я не помню, как его руки забрались ко мне под плащ. Я не помню, почему стала расстегивать его рубашку. Еще немного, и кто знает, не пришлось бы нам провести ночь в полиции, давая объяснения по поводу неподобающего поведения в общественном месте.

Отрезвило меня ощущение ожога, когда мои ладони натолкнулись на странный предмет у него на груди. С удивлением, сквозь туман неожиданного безумия, идентифицировала этот предмет как знакомый мне амулет. Не может быть? Откуда? Зачем он у него?

— Что это? — испуганно прошептала, отпрянув от мужчины, который смотрел на меня затуманенным непонимающим взглядом.

— Это, — пришел в себя он очень быстро. — Это. Память. Презент, так сказать.

— Я не верю, — страшное озарение пронзило мой мозг. — Если он не причиняет тебе вреда, значит, ты имеешь какое-то отношение к их производству. Не подходи ко мне! Я хочу подумать! И не нужно меня провожать! Слышишь!

Пока говорила, отходила от него все дальше и дальше, пытаясь не выпускать Михаила из поля зрения.

— Я не понимаю, о чем ты? Какой вред? — шатен выглядел удивленным, слишком удивленным.

— Я не верю тебе! — сорвалась одновременно на крик и на бег.

В памяти отпечатались розовый амулет на смугловатой коже, и купюры на столе... Цветные бумажки теребил ветер. А в моей голове был полный кавардак. Как ни странно, мужчина меня догонять не стал. Просто стоял и с тоской смотрел мне вслед.

Глава 11

Приговор

Мчалась, не разбирая дороги. Но на каблуках далеко убежать не удалось. Быстро устала и остановилась отдышаться. Михаила нигде не было видно. Тогда, наконец, появились в голове здравые мысли.

Зачем ускакала от него? Испугал амулет и знакомое послевкусие, как у той драгоценности на покойнике? А может Михаил и не подозревает о том, какую опасную вещь на себе носит? Не верю. Просто не верю. Он давно должен был оказаться в мире неживых. Амулет действует быстро. Смогла это оценить на себе. Или его, как и меня, кто-то смог вытащить? Или... Но как? Если такое послевкусие остается на амулете после того как его используют... То что делает розовый камешек у него на груди? Как он сказал? Презент. Память. Может, эта вещь принадлежала кому-то и потом досталась ему? Уже безвредная? Такая же бесполезная штучка, как амулет в кармане моего плаща? Нет, не сходится.... Мой-то пропал... да еще и таким странным образом.

Голова гудела от переполнявших ее мыслей, ноги же гудели от усталости. Но, поспрошав народ о дороге, все-таки прибрела к станции метро. Забившись в вагоне в угол, глубоко задумалась. Почему, зачем этот мужчина, явно имеющий отношение к истории с амулетами, ухаживал за мной? Что ему от меня нужно? Только чуть-чуть понравился человек, отвлек от размышлений о муже, и тут такое открытие... Что думать и что делать, не знала. Но то, что встречи у моей работы были не случайными, стало очень даже понятно. Михаил преследует какие-то свои цели. Какие? Я не знаю.

Так погрузилась в тоскливые мысли обо всем произошедшем, что не смотрела по сторонам, совершенно. Не удивительно, что у подъезда налетела на человека, стоящего у двери.

— Я уж думал, ты совсем не собираешься домой возвращаться, — недовольно буркнул Серега, — Еще не успела развестись, а уже где-то целый день гуляешь. Ты к врачу-то собираешься? Сегодня ты должна была записаться на прием. Ты это помнишь? Хорошо, я заглянул в диагностический центр, узнал, что ты не записывалась. И сделал все сам. Правда, без направления это не хотели делать, но я сумел убедить девушку, что так надо. Завтра пойдешь на обследование. И даже не смей увиливать. В десять часов у Мальцова. Пятьсот седьмой кабинет. Перед этим сдашь анализы. Направление заберешь в регистратуре.

— Какое обследование? — с трудом вернулась в мир реальный из мира грез. — У меня завтра рабочий день.

— Ничего, отпросишься, — невозмутимо заметил мой муженек.

— Тебе-то какое дело до моего обследования? — сил спорить не было.

— Волнуюсь. Как-никак, а пока ты моя жена.

— Да ладно. Волнуйся лучше о здоровье своего будущего ребенка. Хорошо, отпрошусь на завтра. Честно говоря, забыла о направлении. Почему к маман не зашел? Она всегда рада тебя видеть.

— Вряд ли она будет рада, после того как ты рассказала ей о нашем возможном разводе.

— Все равно будет рада. Зайдешь? — не понимаю, что я так настаиваю на том, чтобы он зашел.

— Нет, я только напомнить об обследовании хотел. А так дел много, — отказался Сергей.

— Тогда я пошла? — неуверенно двинулась в сторону подъезда.

— Пока, — даже не повернулся мне вслед, просто махнул рукой и потопал к машине.

— Пока, — надо же, какая шла задумчивая, умудрилась не заметить форд мужа у подъезда.

Дома меня ждал сюрприз в лице Димы. Мама и друг детства мило беседовали, пили чай и ждали меня.

— Галочка! Посмотри, кто заглянул к нам на огонек, — виновато засуетилась маман. — Димочка хотел с тобой поговорить. Вот мы тебя и ждем.

— Поговорить? Зачем? — с любопытством посмотрела на Димона.

— Все эти годы я чувствовал себя очень виноватым перед тобой. И даже извиниться не получилось. Вот пришел запоздало каяться в собственной глупости и неумении разбираться в людях. Если бы я тогда пересилил себя... Если бы пошел с тобой...

— Дима, давай договоримся. Я не хочу больше никогда подымать эту тему. Это то, что было и прошло. Не было необходимости меня ждать. Я устала и пойду спать. Завтра тяжелый день.

— Да, да, конечно, — смутился светловолосый мужчина и собрался уходить. — Я пойду, Екатерина Андреевна. Задержался я что-то.

Мама с укором смотрела на меня все то время, пока Дима прощался. Когда же он ушел, она произнесла:

— Зачем ты так с ним? Он же не виноват в том, что произошло, — упрек прозвучал в ее словах.

— Мам, мне сложно с ним разговаривать. Воспоминания возвращаются, стоит ему появиться передо мной, — медленно стала собирать оставшуюся после гостя грязную посуду. — Ничего не могу с собой сделать. Мне действительно нехорошо. Давай прекратим этот разговор.

— Хорошо. Только понимаешь ли ты, как сильно он тебя любит? — мама расстроено нахмурилась. — Ведь до сих пор не забыл. Он из тех людей, которые готовы ради любимой на все. Он сможет пожертвовать всем, если понадобится, даже собственной жизнью.

— Готов на все? — собранную посуду отправила в мойку, но вымыть мамуля ее мне не дала, она решительно отодвинула меня и включила воду. — Это значит — и убить, и украсть, и солгать, и поступить подло? Так? А что в таком поведении героического? Не верю я в то, что он на это способен. И в то, что он меня любит тоже. Такой любви, о которой ты говоришь, просто не бывает.

— Бывает, Галочка, бывает, — сокрушенной покачала головой мама. — Поверь мне, в жизни бывает все.

— Прости, мам, но в такую любовь, когда человек готов пожертвовать всем, даже собой, не очень верю, — устроилась на табурете и пальцем брезгливо коснулась крошки на столе. — Если она есть, то почему она мне не встречалась?

— Хочешь все пощупать руками? Но не всегда это получается, — на секунду оторвалась маман от вытираемого льняным полотенцем чайника. — Возможно, ты просто не заслужила такой любви. Или пока еще не удалось ее встретить. Тем более что встречается такое в единичных случаях. И Дима на такое чувство способен.

— А как же твой любимчик Сергей? — этот разговор стал выводить меня из себя.

— Не злись. И Сергей способен. Только ты и половины его достоинств не видишь. Точнее, не хочешь видеть, — мама рассерженно со стуком поставила вымытый и вытертый чайник на полку. — Предпочитаешь быть несчастной и не видеть ничего дальше своего носа. А потом жалуешься, что никто не любит и не ценит.

— Мама! — подобной отповеди от родительницы совсем не ожидала. — Если ты пылаешь такой любовью ко всем этим идеальным мужчинам, то и живи с ними сама. А меня уволь. Как ты можешь такое родной дочери-то говорить?

— А ты как с матерью разговариваешь? — все, маман закипела, но как ни странно, выдохлась сразу же, вернувшись к помывке посуды. — Я же добра тебе желаю. Я же вижу, как Дима мучается, и как мучаешься ты. Говорила, давно следовало сходить к психологу. Легче бы стало.

— Мам, не затевай старый разговор, — железным тоном произнесла я и поднялась с табурета, потянувшись за тряпкой для смахивания крошек. — Позволь мне решать, что и кто нужен мне в моей жизни. Пока я вижу, что ни психолог, ни Сергей с Димой не являются теми людьми, кто способен мне помочь. Если и разберусь, то сама.

Надо же, маме удалось вывести меня из более-менее стабильного состояния, которого мне удалось достигнуть после разговора с Серегой. Мысль о том, что муж беспокоится о моем здоровье, приятно грела душу, вопреки всему.

Позвонив Татьяне Николавне, отпросилась на завтра. Записал меня муженек на утро и на похороны Марины Александровны я не успевала. Не могу сказать, что сильно от этого расстроилась. Пусть за спиной десять лет совместной работы, но подобные мероприятия никогда не вдохновляли меня. Но и простаивание в очередях в центре тоже не радует. Ладно, идти придется. Иначе муженек проверит и проконтролирует. Если за что-то берется, то доводит до конца. Въедливый, зараза.

Утром во вторник, не позавтракав, вышла из дому. Анализы нужно сдавать на голодный желудок. Энтузиазма этот факт мне не добавлял. Когда мне хочется зверски есть, я дурею. В прямом смысле этого слова. Не соображаю совсем. А к обеду, если так и не поем, гарантирована сильнейшая головная боль. Правда, головная боль уже сейчас наблюдается. А что будет в полдень, просто не представляю. В унылом настроении добралась до диагностического центра. В столь же унылом состоянии оформила карточку, потом поднялась на четвертый этаж, достала баночку, зачем — объяснять не стану. Одно радовало, не стала баночка подтекать, как это часто бывает по закону подлости. Пристроив свое сокровище на предназначенный для этого поднос (молодец у меня муженек, умудрился не только к врачу записать, но и направление на анализы выбить, хоть что-то положительное в нем есть), и побрела сдавать кровь.

Проделав все необходимые процедуры, сверилась с часами. К десяти успела. Беседа с врачом уложилась в полчаса. Получив на руки очередную кучу направлений, тяжко вздохнула. Как оказалось, мои мытарства еще не закончились. Предстояла томография. Врач сказал, вроде для того, чтобы исключить малейшие подозрения на что-нибудь серьезное. По-моему, он чего-то недоговаривает. Слишком внимательно и задумчиво разглядывал результаты анализов. И здесь муженек подсуетился. Результаты выдали из-за надписи на направлении "Срочно" практически сразу. И что-то врачу в этих результатах точно не понравилось. Не зря же назначил пробежаться по куче докторов да еще и сделать томографию. И опять направление с надписью "Срочно". К чему такая спешка? Я, конечно, понимаю, что обычно ждать и записываться приходится как минимум за пару месяцев. А тут — все на блюдечке, стоит только пожелать. Не нравится мне такая скорость. Лучше за полгода записываться на прием, чем видеть такое выражение лица у врача.