Майоров же после выполнения задания получил премию в 40 тысяч рублей. При этом сам он был недоволен тем, что ему пришлось сделать. Мечтая о службе в ФСБ, он видел себя борцом с криминалом и реальными шпионами. "Это был мой первый раз соприкосновения с политикой, и я понимал, что по сути все эти люди стали жертвами провокации. Мне предстояло сделать доклад о своём участии в операции. Потом я имел откровенный частный разговор с некоторыми сотрудниками. Мы тогда обсуждали, что это не методы — вот эти все пытки и "коктейли Молотова", я даже не буду их коктейлями называть, это были просто обыкновенные бутылки с бензином. Я говорил, что на этом не должны строиться уголовные дела. Это как-то неправильно", — рассказывал раскаявшийся Майоров. Парень даже хотел прекратить сотрудничество с "органами". Но это оказалось не так просто, как он думал.
После успешного разгрома "Артподготовки" зарекомендовавшего себя агента стали чаще привлекать к делам о терроризме и угрозах конституционному строю. В числе прочего ему было поручено срывать агитацию оппозиции в Набережных Челнах перед президентскими выборами 2018 года. По его словам, других сотрудников ФСБ направили на избирательные участки — следить, чтобы комиссия "обеспечила правильный результат".
Позднее Майоров даже направили на престижные курсы, а после них отправился во Францию, где скрывались беглые активисты и лидеры "Артподготовки". Ему было поручено выяснить адреса беглецов. Планировалось ли добиваться их экстрадиции у местных властей или же похищение — об этом агенту не сообщили.
После возвращения Майорова использовали в качестве секретного свидетеля по нескольким делам оппозиции. Следователем по ним был Сергей Салихов, который и писал показания от имени Майорова. По словам самого внештатного сотрудника ФСБ, все в них было ложью. Показания по другому делу о террористическом сообществе (активистов "Артподготовки" Андрея Толкачева, Юрия Корного и Андрея Кепти обвиняли в подготовке поджога декораций и сухого сена возле московского Кремля) оказались полностью выдуманы — в их группу даже не внедряли провокатора, рассказал Майоров. По словам собеседника Центра "Досье", среди свидетелей по этому делу был сотрудник ФСБ Дмитрий Мурмалев. Он выступал на суде под своим именем. Однако сотрудник правозащитного центра "Мемориал" Игорь Гуковский считает, что именно Мурмалев скрывался под личиной секретного свидетеля "Андрея Петрова" и в другом аналогичном деле — математика Азата Мифтахова, обвиняемым в подготовке нападения на представительство партии "Единая Россия".
Вскоре после выступления на суде активистов "Артподготовки", 1 января 2020 года, Мурмалев, в котором он объявил себя самого участником подпольной организации, неожиданно скоропостижно скончался от "травмы сердца". Акт о его смерти был составлен 15 января. В тот же день, по словам судьи по делу Мифтахова, скончался и секретный свидетель "Андрей Петров" — и тоже от "травмы сердца". Майоров предполагает, что Мурмалева-"Петрова" могли убить из-за того, что тот вступил в конфликт с центральным аппаратом ФСБ. Сотрудники (среди которых бывает попадаются люди с совестью) иногда разочаровываются в деятельности той организации, по заданию которой они работали, и пытаются выйти из системы, но это невозможно. Как невозможно покинуть мафию или криминальную банду.
Приговор по делу активистов был вынесен 18 июня 2020 года. Андрей Толкачев и Юрий Корный не признали своей вины и получили 13 и 10 лет колонии строгого режима соответственно. Андрей Кептя пошел на сделку со следствием. Суд приговорил его к шести годам лишения свободы.
После суда Майорову предложили повышение — он мог перейти в центральный аппарат ФСБ с возможностью выбрать любой отдел. К этому прилагался очень солидный, даже по столичным меркам, оклад и блестящие служебные перспективы. Однако после того, что он увидел во время процесса, молодому мужчине больше не хотелось продолжать службу. Ему удалось убедить руководство перевести его в резерв. В результате дела "Артподготовки" Майоров уже был "засвечен", и ему выдали документы на другое имя. С этим паспортом он с семьей уехал в Турцию и больше не возвращался.
""Артподготовка" раскрыла мне глаза, — цитирует Майорова центр "Досье". -К террористам и бандитам справедливости больше, чем к политическим. Я никогда раньше не верил в истории с фабрикацией дел — думал, если и сфабриковали, значит, человек в чем-то другом был виновен точно. Значит, он опасен для общества, для обычных людей. Но я ошибался. Только когда попадаешь в политотдел, долго не видишь этого, потому что собираешь доказательства, занимаешься конкретной работой. А вот когда доходит дело до судов, понимаешь, что пипец как все устроено. Все вообще по-другому. И единственный выход, единственный способ борьбы с этим, — это просто рассказать правду". Сейчас бывший провокатор скрывается где-то за пределами России. Боится он не мести революционеров, а бывших коллег.
Глава 218 "Чёрная вдова"
Сегодня "Мэтр" прогуливался по аллеям старинного парка при одной из московских больниц. Выгуливал пса и дышал чистым воздухом. Пока вечно шебутной и неугомонный Люц носился, охотясь, словно годовалый щенок, на ворон, его хозяин останавливался и подолгу рассматривал старые скамейки и деревья, вслушивался, как шуршат опавшие листья под ногами. Парк выглядел усталым и заброшенным. Было холодно и промозгло. Такие места его привлекали.
Ни одного пациента или кого-то из персонала больницы им до сих пор не повстречалось. Пандемия коронавируса превратила это место в чистилище: ежедневно по соседству в реанимации и больничных палатах умирали десятки, если не сотни человек. Расположенный тут же на территории морг и крематорий едва справлялись. Естественно, людям было не до прогулок. Лишь вороны на ветвях почти облетевших деревьев немного оживляли пейзаж.
"Мэтр" мерил шагами расстояние от скамьи до скамьи или до простенькой гипсовой скульптуры. В дорогой и прочной по обыкновению своему обуви, в черном английском пальто из первоклассной шерсти и клетчатой кепке "Глебыч-Сатановский" шагал навстречу ветру и чему-то ещё, дыша этим прогорклым воздухом охваченной тревогой и страхом осенней Москвы 2020-го года.
Где-то будто ударил колокол, где-то неподалёку возникло унылое тягучее пение, потом послышался стук подков. "Мэтр" удивлённо повернул голову и стал вглядываться сквозь серую дымку, пока в глубине аллеи не проступили тёмные силуэты.
Вскоре из-за пелены лёгкого тумана показалась зловещего вида процессия. Впереди шагали двое форейторов в чёрных ливреях и бархатных цилиндрах при белых перчатках. Они вели под уздцы холёных крупных вороных. Запряженные цугом лошади тащили катафалк из красивого кованого железа со скорбящими плачущими ангелами из бронзы по углам кареты. Борта её были прозрачными, сделанными из стеклянных панелей, за которыми на укрытом бархатом постаменте возвышался гроб.
"Мэтр" почтительно посторонился, пропуская процессию, и с любопытством глазея на проплывающий мимо под мерный перестук колёсных спиц гроб и двигающиеся следом фигуры.
Во главе длинной колонны монахов важно шефствовала, поддерживаемая под руки слугами, высокая статная вдова в чёрном пышном платье-кринолине. Лицо её скрывала траурная вуаль, а высокую причёску, с вплетёнными в волосы бутонами чёрных роз, венчала изящная диадема, усыпанная крупными гранатами, словно сгустками запекшийся крови. Шею "чёрной вдовы" плотно охватывал туго накрахмаленный жёсткий воротник из кружевной гофрированной материи круглой формы, словно голова дамы покоилась на блюде.
По левую руку от долговязой вдовы семенила молодая азиатка, скорей всего китаянка, в традиционном наряде своей страны. Похоже она занимала подчинённое положение по отношению к даме в чёрном, тем не менее на её маленькой головке красовалась самая настоящая корона в виде обруча с острыми шипами-лучами, отчего вся фигура азиатки выглядела чем-то опасным и смертоносным.
Справа же от дамы вышагивала жуткая фигура палача в мешковатом балахоне с накинутом на голову глубоким капюшоном, в котором не видать было лица лишь прорези для глаз. На плече заплечных дел ремесленник нёс огромный топор на длинной рукоятке. Следом за этой троицей с заунывным пением попарно двигались монахи в грубых сутанах. Замыкал процессию осёл с врачебным колпаком на голове, медицинской маской на морде и конвенцией о правах человека, привязанной к хвосту.
"Мэтр" в глубоком поклоне приветствовал даму:
— Моё почтение, Ваше Скорбное Высочество.
Вдова с величавой неторопливостью повернула прикрытое вуалью лицо в его сторону:
— Ах это вы... — будто прошелестел перебираемый ветром ковёр из пожухлых опавших листьев. — Что вам угодно, сударь?
— Я пришёл выразить вам своё почтение. А также предупредить, что вам не стоит тратить время на этот город.
Послышалось что-то вроде смешка, и снова прошелестело в ответ:
— Кхх, как мило...только я уж сама как-нибудь, без советников, решу, на что мне тратить своё время. Это всё, что вы хотели мне сказать?
— Да... но у них правит новый Сталин. Как бы с вами не обошлись так же непочтительно, как тогда, в пятидесятые.
Дама резко остановилась и откинула с лица вуаль. Очень худое лицо было страшно бледным, словно гипсовая маска, лишь кровавым пятном багровели на нём тонкие губы.
— Как такое может быть? — дама нервно дёрнула "фарфоровой" головой, при этом ни один мускул не дрогнул на лице, выражение которого осталось абсолютно ровным, только свинцовый взгляд прозрачных глаз уткнулся в фигуру на обочине и стал сверлить холодным взглядом, от которого даже дьяволу стало не по себе. Как не готовился он к встрече с "мадам гильотиной", но выясняется, что даже ему не просто справиться с неконтролируемым животным ужасом перед её могильным "обаянием".
— Так получилось, — вздохнул "Мэтр", словно вина лежит персонально на нём. — Но боюсь, этот Крымов снова может испортить вам всю охоту... как тогда, в пятидесятые.
— Что вы предлагаете, сударь?
— Отправляйтесь в Лондон. Или в Нью-Йорк. Там ваша молодая спутница сможет собрать для вас обильную жатву. Поверьте, западная гастроль доставит вам гораздо больше удовольствия и куда меньше хлопот.
— Сделка? — оживилась дама. — Вы предлагаете мне сделку?
— Нет, добрый совет.
— Ничего у вас не выйдет, мессир, — презрительно усмехнулась королева и слегка кивнула придворным, приказывая трогаться в путь.
— Хорошо, я согласен. Ваша цена?
— Нулевой пациент! — объявила дама и обожгла Мэтра яростным взглядом. — Вы снова украли его у меня! Хотя моя юная фаворитка, моя новая корона Юнь Хань очень хотела преподнести его мне. Так отдайте же то, что принадлежит мне по праву! — пронзительно взвизгнула дама. У Мэтра кровь хлынула из носа и ему пришлось достать платок и утереться, прежде чем уклончиво ответить:
— Не знаю...не знаю...
Тут он услышал за спиной подкрадывающиеся шаги и проворно обернулся. Вороны на ветках исчезли, зато рядом появились зловещие фигуры с птичьими головами, которые окружали его, заходя с разных сторон. Но верный Люц уже встал позади хозяина, ощетинился и зарычал.
— Так вы отдадите мне первого погибшего от коронавируса? — нетерпеливо воскликнула королева
— Я бы с радостью... но, к сожалению, это не мой клиент. А оттуда, где он сейчас находится, выдачи нет.
— Тогда верните другого! — потребовала "вдова". — В 1959-м вы украли его у меня! Хотя вам прекрасна известна моя страсть собирать таких мертвецов и включать их в свою свиту, — она выкрикнула это с негодованием и обидой.
— Хорошо, вы его получите, — согласился "Мэтр", он заранее всё проиграл в уме и приготовился дать отступного. Человек, которого дьявол собирался разыграть, словно покерную карту, выглядел понурым и сломленным судьбой. Правда, опытный, внимательный взгляд мог разглядеть в облике будто выцветшего от времени персонажа почти стёртые черты, по которым можно было предположить, что когда-то это был статный, очень уверенный в себе мужчина, привыкший к успеху в делах и пользующийся повышенным вниманием красивых женщин. История этого человека была очень поучительна. Звали его... а, впрочем, дабы не задеть чувства потомков давно покинувшего этот мир покойника, назовём его Павлом Алексеевичем Канарейкиным. Хотя история его жизни, а точнее смерти, в своё время прогремела не только на весь Советский Союз, но и на весь мир.
Глава 219 "Художник"
Итак, Павел Алексеевич Канарейкин в пятидесятые годы был очень немаленьким человеком. Заслуженный деятель искусств РСФСР, лауреат двух сталинских премий, орденоносец, а по профессии художник. Немалые заслуги на ниве соцреализма и не только позволили маститому живописцу с годами обрести заоблачный для советского человека статус выездного, в том смысле, что у Канарейкина было право относительно свободно выезжать за границу в творческие командировки. В 1959 году он добился разрешения посетить Индию, где помимо официальных мероприятий планировалось его участие в таинственной церемонии сожжения одного из умерших брахманов. Для художника это был фантастически шанс набраться ярких творческих впечатлений.
Поездка изначально была роковой. Дело в том, что хоть в СССР и была провозглашена полная победа над всеми массовыми болезнями, но от заражения за границей никто не был застрахован, поэтому перед выездом в потенциально опасные государства — а Индия занимала в данном списке лидирующие позиции — все советские граждане проходили обязательную вакцинацию. Но Канарейкин посчитал, что данная процедура негативно скажется на его мужской потенции и, как следствие, интимных отношениях с женой и любовницей. В конце концов посещают же эту страну тысячи туристов и ничего все возвращаются домой живыми и здоровыми, легкомысленно решил Канарейкин. А ведь вакцина — спутник надёжный, но Канарейкин не хотел рисковать.
Павлу Алексеевичу без проблем удалось обзавестись поддельной справкой о вакцинации, которую ему устроил темпераментный гражданин похожий то ли на кавказца, то ли неаполитанца, вышедший на командировочного художника сам. За пару червонцев проблема была решена.
Но никто ещё не знал, что кремируемый брахман скончался от чёрной оспы, и теперь зараза пребывала на его трупе и одежде — таким образом, сжигаемое тело старика становилось своеобразным чернобыльским реактором, невидимая смерть от которого распространялась по всей округе.
Невакцинированный советский наблюдатель не просто присутствовал на церемонии предании тела представителя высшей касты пламени очистительного костра — он зарисовывал всё с натуры, то есть подходил максимально близко, даже держал руки над погребальным костром и касался одежды покойника.
Какой-то юркий носатый человек из местных с ласковыми необычными глазами разного цвета предложил Канарейкину своё посредничество, обещая уговорить родственников усопшего продать за символические деньги в пару сотен рупий почётному гостю старинный ковёр из наследства покойного брахмана. Художник охотно согласился заиметь отличный сувенир. Глупо было упускать возможность приобрести действительно ценный предмет, тем более что на родине у знатоков-коллекционеров такая вещь может стоить целое состояние. Посредник о чём-то быстро переговорил с роднёй покойного и вернулся чтобы обрадовать русского:
