Война - дело молодых

Она молча встала.

— Сядь, — невозмутимо сказал Ахмад.

Она так же молча села.

Пацаны ошалело и безмолвно переглянулись.

— Ну, и где вы жить будете? — спросил Тимурханов спокойно.

Ахмад повёл плечом:

— У меня дом есть.

— От него кухня только и осталась. Твои в село уехали.

— Я помню.

— В этом доме невозможно жить!

Ахмад глянул исподлобья:

— Другие хуже живут... Я от тебя ничего не возьму, Бес!

— А я тебе ничего и не даю! Ей — даю. Она в таком доме жить не будет! — Тимурханов поднялся. — Лисичка, я сказал — выйди отсюда!

— Я сказал — сиди, — раздельно повторил Ахмад.

— Парень, мы должны вам хотя бы дом построить, ты что, не понимаешь? — Тимурханов подошёл к окну. — Ты решил, что я тебя содержать буду, что ли? На работу — возьму, когда окрепнешь. Ты что делать умеешь?

— Убивать, — отозвался Ахмад, не задумываясь. — Умирать.

— Ну, это мы все умеем, — отмахнулся Беслан. — Ещё? Она вон ко мне в газету вернётся...

— С чего ты взял? Её дело теперь — муж и дети, — прищурился Ахмад. И, глядя, как вытягиваются у всех лица, впервые улыбнулся: — Я пошутил.

— Смешно... — пробормотал Тимурханов. — Однако, у вас больше общего, чем я думал.

— А тебе о ней думать незачем, — лениво откликнулся Ахмад. — Они вон — ей братья, а ты кто? Она около тебя достаточно крутилась, хватит.

Сгустившуюся тишину можно было ножом резать.

— Я ей жизнью обязан, — сказал Беслан тихо. — Она мне больше, чем сестра. Она не крутилась около меня, а работала. И не на меня — на людей. На тебя, барана!

— Баран, точно, — легко согласился Ахмад. — Только сперва-то у тебя причины не было её честь блюсти.

Она прикусила пальцы, встретившись взглядом с пацанами.

— Верно! — сказал вдруг Тимурханов. — Попробовал однажды... не соблюсти. По морде получил. Осечка вышла! Единственный раз... за двадцать пять лет.

Она медленно поднялась.

— И кажется, сейчас получу ещё! — беззаботно рассмеялся тот.

Она бухнулась обратно на койку, сжала ладонями пылающее лицо:

— Вы... вы... Трепло вы, Беслан Алиевич! Не лучше Бека!

— А чё сразу я?! — воззвал Бек привычно. — Как чё, так сразу я!

— Ох, да помолчи ты, Бога ради! — Она уткнулась лбом в холодную никелированную спинку кровати. — Как вы можете, Беслан Алиевич? Не стыдно?

— Стыдно, — сказал тот неожиданно серьёзно. — Ну что, начнём разговор сначала?

Ахмад чуть коснулся её плеча.

— Воды принеси.

Он улыбался.

— Как вы мне все... — процедила она, вскакивая, — ... д-дороги! Просто до боли!

— Мы знаем, — подал голос Гелани, тоже улыбаясь от уха до уха.

Она поискала глазами что-нибудь тяжёлое — безуспешно, и, подняв взгляд к потолку, вдохновенно продекламировала:

— Пещера, где она жила! Была не что иное! Как огромная глубокая яма! На стене висела икона! С горевшей пред ней лампадой! На полу лежала ветхая одежда труженицы! И она сама, с заступом в руках! Босиком, в одной рубашке! И с распущенными волосами! Распевала звонким голосом духовные песни! Это была наша Маша! Доведённая до этого состояния! Своими родственниками!.. Конец цитаты!

— ...Воды побольше принеси, — сказал наконец Тимурханов прерывающимся голосом.

Заглушая их хохот, она с наслаждением хлопнула дверью, — так что штукатурка посыпалась, — и прислонилась к стене под недоумёнными взглядами медсестёр.

так причисли нас к ангелам, или среди зверей

но только не молчи — я не могу без огня

и, где бы я ни шёл, я всё стучусь у дверей

так Господи мой Боже, помилуй меня

* * *

— Сейчас кIентий сюда поднимутся, — Ахмад отключил телефон, поворачиваясь к ней.

Она поспешно метнулась к мутному зеркалу на стене, чтобы убедиться, всё ли в порядке.

Ахмад хмыкнул, и, не удержавшись, она схватила с койки подушку. Тот увернулся, не переставая смеяться.

— Валлахи! — пробурчал Бек, просовываясь в дверь. — Мы пятый день со стройки не вылезаем! А эти тут...

— Короче! — Бек откашлялся, покосившись на Гелани. — Бес велел... э-э... просил, чтобы Лиска дом поглядела. Мы её туда отвезём быстренько...

— И сразу обратно, — закончил Гелани.

— А то, может, оставить её там?— ехидно осведомился Бек. — Хоть отдохнёшь... Блин! Талгатовна, в этой сумке банки, между прочим! Аминка наготовила вам всего, а ты их сейчас кокнешь!

— Хам... — печально сказала она, взгромоздив сумку на стол. — Цивилизация тебя испортила абсолютно...

— "Цивилизация построила июль, на чёрных пальцах — жёлтая смола"... трам-пам-пам! — Бек театральным жестом сунул ей под нос ладони. — Во, гляди, угробил руки на фиг!.. Белхи (общественная помощь), ё-моё...

— Так что? Едем? — перебил его Гелани.

— Обратно побыстрее только, — негромко сказал Ахмад.

Бек закатил глаза, но смолчал.

* * *

— Что, карму отрабатываете, Беслан Алиевич?

— Не догадалась. Грехи замаливаю... Алелай, только носом не хлюпать!

— Завтра к вечеру тут уже новоселье гулять можно будет, Талгатовна!

— Послезавтра... Так, теперь мебель и всё остальное. Это сама будешь выбирать. Посмотришь прямо сейчас, по центру поездите, Малхаз отвезёт. Молчи. Сам привезу тогда, сам поставлю. Ну что? Едешь? Вот твой счёт в Сбербанке. Банкомат работает, деньги есть, будешь снимать, когда понадобится.

— Бес! Я не могу!

— Бес! Он её убьёт...

— Ну конечно...

— Не убьёт, так побьёт. Мало не покажется...

— А откуда он узнает?.. В общем, хватит ерунду выдумывать, слушать не желаю! Ему ещё лечиться и лечиться, денег уйдёт... Всё. Езжай с Малхазом. Бек, а ты почему ещё здесь? Я сказал — линолеум мотать!

* * *

11.11.03

И вот теперь у нас есть дом.

Стыдно мне должно быть: и муж есть, и дом... когда большинство женщин здесь — в чёрном, а большинство домов — руины.

Но и мой мир подвешен на такой хрупкой ниточке, что ёлочный шарик по сравнению с ним — воплощение надёжности.

Мой муж — бывший участник незаконных вооружённых формирований. А для таких преступлений здесь нет срока давности.

Каждый день вокруг нас исчезают люди, становясь из бывших участников НВФ бывшими людьми.

А я? Что такое я? ГIазкхи. Русская ведьма. И это тоже приговор. Только выносит его другая сторона.

"Дан приказ: ему — на запад, ей — в другую сторону..."

Так, что ещё? Свежие новости про Тимурханова! Наш мистер Твистер, бывший министр, уже не владелец заводов, газет, пароходов... хотя по-прежнему миллионер. Сняли его, короче. За подрывную деятельность против всенародно избранного президента Чечни... Но ты не волнуйся, он найдет себе — и нам — какое-нибудь другое развлечение. Наверное...

* * *

— Знаешь, Лиска, а ты изменилась, — тихо сказал Гелани, не сводя глаз с монитора.

— В смысле?

Она удивлённо оторвалась от газетных подшивок — до которых впервые добралась сегодня утром. На завтра Бес, загадочно улыбаясь, подготовил ей встречу с тем, кому после неё передали газету "Марша догIийла" — Тамерланом Оздоевым.

Гелани пожал плечами:

— Никогда не думал, что мужику удастся тебя поломать.

Она прикусила губу.

— Лани, ты на меня посмотри, пожалуйста, если уж со мной разговариваешь.

Он повернулся на стуле, глянул искоса.

— Я, знаешь ли, не сейф, чтобы меня ломать, не сухарь, не пряник! — Она встряхнула головой. — Откуда выводы глубокомысленные?

— Я же вижу, не слепой, — упрямо проворчал Гелани. — Ты никогда такая не была! Ты даже не возражаешь! Ни ему, ни вообще никому! Даже нам! Только и слышно: "да", "хорошо", "конечно"...

— А тебя бы больше устроило: "нет", "никогда" и "пшёлнах"?

Гелани поперхнулся.

Она облокотилась на стол рядом с ним.

— Лани... ты пойми — ему нет нужды меня ломать. Знаешь, почему?.. Потому что он — это я.

Входная дверь грохнула так, что они вздрогнули.

— Чего ломишься, как ОМОН? — буркнул Гелани.

Бек, тяжело дыша, облизнул губы:

— Ну, Талгатовна, ты попухла! Твой карточку нашёл!

— Какую ещё карточку? — заморгал Гелани.

— Сбербанковскую, блин! Которую ей Бес дал! Ты, блин, молодец, сообразила, куда положить! В книжку!

Она помотала головой.

— Погоди, не ори ты... и что?

— Что-что... — Бек плюхнулся на стул. — Ничего! Я, конечно, давай тебя отмазывать...

— Ну?

Бек с тяжёлым вздохом почесал затылок.

— Да как сказать... короче, рука у него даже потяжелее, чем у Беса, будет... Так что сегодня домой лучше не возвращайся! Переночуешь у Аминатки.

— Охуху ты, что ли? — Гелани покрутил пальцем у виска.

— А чего делать?!

— Снять штаны и бегать... — пробормотала она любимую бабулину присказку, хватая со стула сумку. — Пошла я.

— Лиска, я серьёзно! — Бек вскочил.

— Я тоже.

— Мы с тобой тогда!

Она вздохнула:

— Ну уж нет, вежарий! Это не ваше дело.

— Может, Бесу позвонить?

— И уж тем более не его!

— Ты с ним только не спорь, — жалобно сказал Бек. — А то неделю стоя есть будешь...

— Не вздумайте заявиться! — оглянулась она в дверях. — Мешать будете только!

— Кому мешать? — захлопал ресницами Бек.

— Мне! Мириться мешать! — Она подняла глаза. — Дошло?

* * *

Она решительно поднялась на крыльцо, толкнула дверь, пошла на стук молотка.

Ахмад доводил до ума что-то в кухне. Прислонилась к косяку. Он отложил молоток, выпрямился.

— Ну, говори, — сказала она спокойно.

Он усмехнулся:

— Я?

— А мне оправдываться не в чем, — пожала она плечами. — Денег я не снимала.

Голос всё-таки дрогнул.

— А зачем взяла?

— Бес велел.

— А чего молчала?

— А я вообще очень молчаливая. От природы. Просто Герасим и Муму, вместе взятые... Ну что? Драться-то будем или как?

— А тебе не терпится? — Голос у него тоже вздрагивал.

— Ну! Я, может, специально тренируюсь! Беру уроки у Малхаза...

Он наконец расхохотался:

— А я уж боялся, что ты язык научилась наконец придерживать, Бешеная!

— Что-о?!

Он обхватил её запястья ладонью, не переставая смеяться.

Она попробовала вырваться, но через минуту сдалась, прислонилась к нему, закрыв глаза.

— Ты что, решила, что я тебя побью? — Он вздохнул: — Мне это всё равно, что самому об стенку биться. Эх, зря сказал...

* * *

У журналиста, которого Тимурханов почти год назад "бросил на газету" вместо неё, было громкое имя — Тамерлан. Тимыч, в общем. Она прикусила губу, вдруг некстати вспомнив Тимоху-Панкиллера.

Оздоев вызывающе косился на неё, а заодно и на Беса, который, как всегда, безмятежно улыбался, наслаждаясь ситуацией.

— Ну, что скажешь-то? — наконец нарушил Тимурханов молчание.

— А что я могу сказать? — Крутанувшись в шикарном кожаном кресле, она перезагрузила компьютер. — С газетой "Марша догIийла" всё в порядке. Как всегда...

— В смысле? — насторожился Оздоев.

— В смысле, как обычно, хотим и рыбку съесть, и на лошадке покататься, правда, Беслан Алиевич? Только вот после рыбки на лошадке кататься как-то несподручно — плавнички мешают, ага?

Бес и Оздоев поднялись сразу, через мгновение — Ахмад и Бек.

Она продолжала туда-сюда покручивать кресло, наивно глядя на всех снизу вверх:

— Правильно, такой тактики и надо придерживаться, в конце концов, кто-то же станет третьей силой... Василь Иваныч, ты за кого — за большевиков али за коммунистов? А я за Интернационал...

— А я тебе что говорил? — насмешливо покосился Оздоев на бывшего министра.

Тимурханов, пропустив его слова мимо ушей, потёр затылок, совсем как Бек, и глянул на Ахмада:

— Честно скажи, ты с ней справляешься?

Ахмад только усмехнулся.

— Вопрос поставлен неверно, — она подперла ладонью подбородок. — Ключевое слово — как?

— Я просто не видела и не вижу выхода, Беслан Алиевич, — продолжала она тихо. — И я уже не верю ничему и никому. А вы?

Мужчины молчали.

— И не могу я опять в этой мутной воде ловить рыбку... — она осеклась.

— Лошадку! — вполголоса подсказал Бек и тут же заработал подзатыльник от Ахмада.

Все как-то нехотя засмеялись.

— Слушай, — оживился вдруг Беслан, повернувшись к Ахмаду. — А может, её на телевидение бросить?

— Кем? — простонала она. — Ариной Шараповой?

— Асет Вацуевой! — ляпнул Бек, выворачиваясь у Ахмада из-под локтя. — А я тоже хочу, между прочим!

— Бога ради, Беслан Алиевич! — взмолилась она. — Те же яйца, только в профиль!

— Вот! Вот! Ей, значит, всё можно городить... бедным детям дурной пример подавать... — Бек скорбно возвёл глаза к потолку. — А тут и слова не скажи...

— Та-ак, бедные дети, вы и вправду сейчас будете очень бедные! — зловеще предрёк Тимурханов. — А женщины — тем более!

Она опять прикусила губу.

Тимурханов прошёлся по кабинету.

— В общем, вы оба пока думайте. — Он повернулся к Ахмаду. — Люди нужны. Поговорим ещё, когда из Москвы вернёмся.

— Из Москвы? — нарушил молчание Ахмад.

— Я тебя в институт протезирования устроил. Завтра едем. — Он поднял руку. — Считай это свадебным подарком.

— А потом на Таити! — радостно подпрыгнул Бек. — Хала дацахь (если не трудно)...

— Тебя я, кстати, туда же устроил, — ласково отозвался Беслан. — Язык поменять...

Бек открыл было рот и тут же закрыл.

* * *

В институт протезирования пускали всего на полчаса в день, и, выходя на крыльцо, она снова тоскливо вспомнила грозненскую больничку и узкую койку для послеоперационных. Подняла голову, посмотрела на окно палаты и улыбнулась — Ахмад, как всегда, уже сидел на подоконнике.

Подъехавший Малхаз нетерпеливо просигналил.

— Талгатовна! — Бек высунулся из машины. — Хочешь успеть на эту свою ярмарку, давай в темпе!

В Москве для неё была только одна радость — новые книжки. А на ежегодной книжной ярмарке — книжки с авторскими автографами авторов.

...— М-м? — она нехотя поставила книгу обратно на стеллаж и обернулась к дёргавшему её за локоть Беку.

— Вон сидит твой любимый писатель! — выпалил тот, указывая глазами куда-то влево.

— Достоевский? — удивилась она, близоруко вглядываясь в кучку людей в камуфляже.

— Бешеная, кончай придуряться, а? — вздохнул Бек. — Пушков. Помнишь, ты ещё рвала и метала?

"Пояс шахидки", "Кровник", "Смертник", "Русский спецназ" и прочие изумительные произведения этого творца, наводнявшие российские прилавки, достойны были, на её взгляд, только одного — статьи УК "За разжигание межнациональной розни".

Она опустила взгляд. А через секунду, потянув с головы лёгкую косынку, взлохматила пальцами волосы.

— Ты чего? — Бек вытаращил глаза.

— У меня есть мысль, и я её думаю... — пробормотала она, решительно стряхивая ладонь Бека со своего локтя и ввинчиваясь в толпу.

Писатель был старше её лет на десять, лысоват челом и одутловат ликом, но молодецки расправил плечи под пятнистым комбезом, когда она, отстояв маленькую очередь, скромно присела перед его столом и открыла в ожидании автографа титульный лист его последнего шедевра, только что купленного.