Шоколадный Сфинкс

И тут мой взгляд натолкнулся на блондинку, игравшую главную героиню. Спазм страха обхватил мне горло, но не оттого, что она сидела в первом ряду, невесть зачем выбежав в зал. Проблема была в том, что она, вопреки приличиям, восседала на коленях у холёного темноволосого парня. Хорошо мне знакомого...

Это был тот, после чьего особняка я вернулась с кровотечениями, избитая и полумёртвая. Я не помню его имени — но он моё, кажется, запомнил...

Так, Ниа, не думать. Только не думать. Тебе остается всего две сцены! Всего две...

Следующая сцена обошлась без моего участия — что, откровенно говоря, порадовало. Сидя в гримёрной, где мне поспешно "поправляли лицо", я слушала трескотню гримёрши и старалась совладать с собой. Получалось, откровенно говоря, плохо...

Что ж, Ниа! Жизнь твоя — штука дешёвая, но я готова биться за каждую копейку! Покажи этому мальчику, что тебя не уничтожат и тысяча таких, как он!!!

В следующей сцене я под видом служанки подбираюсь к героине и добавляю ей яда в питье.

— Моя госпожа, — мой голос растекается, как патока, — Изволили меня кликать?

Она поднимает на меня свои громадные глаза и говорит — кстати, абсолютно вопреки тексту:

— Да, милочка. И желаю узнать, кто вы такая и что вам тут нужно? Вы — не моя служанка, а какая-то крашеная выдра!

В зале раздался кашель, откровенные смешки, а кто-то вообще захохотал в полный голос и пропел: "Нашла коса на камень!"

Ого... Что ж, блонди, сама нарвалась!

— У вас — очаровательные манеры, миледи! Они не обязывают меня представляться! Зато теперь я понимаю, почему ваш муж изменяет такой красотке, как вы...

Хлёсткая пощечина, также не предусмотренная пьесой, обжигает лицо:

— Как ты смеешь, мразь! Мой муж НИКОГДА не станет мне изменять!

Я нахмурилась. Одно дело — играть словами, немного меняя текст, и совсем другое — радикально отступать от сценария. Постараемся всё вернуть в нужное русло:

— Вы убеждены, миледи? А долго ли вы знаете вашего мужа? Известно ли вам, где он и с кем, и кто склоняет ему голову на плечо? Миледи, я хочу добра, но поймите — вы должны знать... И знайте, такова природа героев. Тяжело быть любимой такого благородного, такого сильного и мужественного рыцаря — потому что ей тяжче, чем ему. Ему пиры, девки, благодарные за спасение, быстрые кони и яркие украшения. Тебе — дом, дети, одиночество, залетные рыцари. Ты скоро располнеешь от этой жизни, подурнеешь, и он будет всё реже возвращаться домой... Таков удел, миледи. Но мы, женщины, должны быть верными и стойкими, не так ли?

Каюсь, я тоже немного подкорректировала текст, но финал оставила тем же. Блондинка, сообразив, что переборщила, отозвалась:

— Прости, я не в себе. Я думаю, ты лжешь...

И мы понесли предусмотренную пьесой ахинею. Я ей подсыпала яд в бокал — и занавес.

-Я выполнила задание, Хозяин! Она умирает! — раздался мой голос в темноте.

Зрители с энтузиазмом зааплодировали.

Следующая сцена показывала уже общение главного героя с моим "хозяином". Тем временем, режиссёр взял нас в оборот:

— Безмозглые курицы!!! Бабы!!! Устроили бои без правил!!! Уволю! Обоих!

Я потупила глазки и попыталась отвлечься от реальности.

— Эй, Калити! Не забудь включить в следующий спектаклбь монолог о жёнах героев — суперски вышел, только немного подкорректировать! Эниль, ещё одна выходка — уволю!..

— Что?!

— Заткнулась! Калити! Как тебя хоть зовут-то?

— Ниа...

— Тебе последняя сценка осталась, детка. Отработай — и считай, что я тобой доволен. Хотя репетировать тебе ещё очень долго, особенно песню! Ясно? Всё, пошла!

Искренне улыбнувшись, я поскакала в сторону гримёрной. Пусть мне щёку замажут, что ли...

— Поплатишься, шлюха! — прошипела Эниль мне вслед. Ой, боялась я того хомячка...

Итак, в финальной сцене — снова я и Эниль. Она лежит на кровати, я подкрадываюсь к ней с кинжалом. В прошлой сцене помер мой "хозяин", теперь пришла моя очередь — ведь я неразрывно связана с ним...

Я подхожу к кровати спящей — и оседаю, словно меня скрутила судорога. Я вскрикнула, забилась, и закричала, вкладывая всю тоску, всё отчаяние:

— Хозяин!!! Хозяин, нет, только не вы...

Слёзы хлынули по щекам.

Зал слажено охнул.

— Нет! — я всхлипнула, — Я хочу к вам в навь... хватит... одиночества...

В оригинальном тексте Калити посылала проклятия героям. Но так драматичней, верно?

Я упала и, забившись, затихла. Зал зааплодировал.

— Пусть воскреснет! — крикнул кто-то.

Опустился занавес. Под аплодисменты мы вышли на поклон.

В зале шли словесные баталии. Какой-то старик возмущался "исковерканным шедевром", его поддерживала жена. его оппоненты орали в несколько голосов, пытаясь доказать, что я сыграла гениально...

Как бы там ни было, несколько человек положили к моим ногам букеты, а тот самый мальчик, что бросил цветок, приволок вообще целую охапку.

Это стало для Эниль последней каплей.

— Слепцы! — хорошо поставленным голосом заговорила она, — Вы знаете хоть, кто перед вами? Вам кажется, она — гениальная актриса? Да она ни разу не репетировала! Её сюда любовник устроил — только вчера, выкинув, между прочим, девочку, скромную, красивую и умную, отлично знавшую текст!

— Миледи, смею возразить, — вмешался ледяным тоном блондинчик, — Она сыграла дочь нави лучше, чем ваша "умненькая девочка". И это без репетиций! А ваши инсинуации, при всём моём уважении — обычная зависть. К тому же, вы тут тоже не просто так оказались! Или мне пальцем показать на того, кто помог?

— Может, и так! Но я честная девушка из благородной семьи, а не шлюха, убийца и наркоманка! Что молчите, молодой человек? Перед вами — та, кто смеет называть себя Сфинксом! Её семейка — пьяницы и уроды, сама она родом с Дна!

По залу пронесся шепоток. на меня с любопытством, подозрением и отвращением, уставились все.

— Рассказать вам, какая она в постели и сколько стоит? — неожиданно вмешался тот самый жестокий клиент, — Я вам скажу, я зря потратил деньги!

У меня всё поплыло перед глазами. Я забыла о своей цели, забыла о том, что нужно держать лицо... по щекам потекли обжигающие слезы.

— Серьёзно? То есть вы признаете, что пользуетесь услугами продажных женщин? Это, без сомнения, характеризует вас с лучшей стороны! — презрительно пропел блондинчик.

— Видно, малыш, тебе она дала по-другому, вот и стараешься!

Это стало последней каплей. Стремительно развернувшись на каблуках, я побежала прочь, не оглядываясь. Просто бежать — и всё...

Выскочить через задний ход, в метель, не прихватив плаща, не переодевшись в свое платье, не сняв грим... Просто бежать, куда глаза глядят, чувствуя, как горло сковывает спазм. За что, боги?! За что?!

Я не чувствовала холода. Я просто куда-то шла. пару раз возле меня останавливались транспортные пузыри, какой-то сердобольный прохожих предложил куртку, но я шарахалась ото всех людей. так горько, так паршиво и больно мне ещё не было. Стоило, пожалуй, пойти к Тиму — но я не могла себя пересилить, показаться ему на глаза после такого...

Это было... я чувствовала себя крылатой там, на сцене, под рёв аплодисментов. Пусть пьеса — глупее не придумаешь, пусть я понимала, что никто... Но там, на сцене, чувствуя лёгкость и вдохновение, я ощутила себя такой... живой, свободной, нужной...

И всё это разбилось, как хрупкий бокал. И я даже не поблагодарила того светловолосого мальчика...

Спазм сжал горло. Боги, ну почему? Зачем вы дали мне разум, желания, способности — и позволили родиться там, где я родилась? Это насмешка такая? Зачем Тим учил меня всему, зачем я мечтаю стать принцессой, если это — не поможет? Что б я ни делала, чего б не добилась, всё равно во мне увидят не личность, а моё прошлое...

Ноги подогнулись, и я осела в снег.

— Дитя!

Вздрогнув, я подняла голову. И осознала, что преодолела пешком до бесов долгое расстояние — это раз, и сижу на пороге Храма Всех Богов — это два. И пункт третий — на меня задумчиво смотрит понимающими глазами старушка в Жреческом одеянии.

— Войди, дитя.

— Нет, благодарю...

— Полно тебе! Зачем-то же ты пришла...

— Это случайность!

— Я в них не верю. Входи уже, не студи храм! В кого из богов веруешь?

— Макора...

— Значит,ты всегда имеешь право прийти. Ибо тот, у кого есть Бог, может рассчитывать на милость тех, кто тоже во что-то верит. Ибо суть любого Бога есть любовь.

Не совсем осознавая, что делаю, я вошла в Храм. Там было полутемно, только у ног каждого из идолов стоял ковш с магическим огнём. Машинально поклонившись на входе, я пошла вдоль ряда идолов.

— Дитя, — окликнула меня женщина, — Подойди к источнику, смой краску с лица.

— Не принято... в Храме?

— Почему же? Просто тебе надо саму себя сейчас в отражении видеть. А не её. Понимаешь?

Я кивнула и исполнила трбуемое. Женщина кивнула:

— Так-то лучше... Ты голодна?

— Нет... скажите... а в кого вы веруете?

— В Ласу.

— Вы... совсем не похожи на других... такая добрая...

— Моя покровительница — богиня матерей, жён и любви. Думаешь, я могла оставить такого ребёнка, как ты, в снегу? Моя тоже в пятнадцать ох неразумная была...

— У вас есть дети?

— Как можно поклоняться богине семьи и материнства, если не ведаешь ни того, ни другого?.. Ладно, девочка. Оставлю тебя с богами. Они заберут все печали — ты просто поверь им...

Я присела у ног идола Макоры, поклонилась богине ночи и луны и замерла, удерживая руки над огнём. То был такой момент... странно, но боль притупилась, и буря в душе немного улеглась. А на её место пришла... глупая, детская вера в то, что там, высоко, есть кто-то, кто всё видит и знает... И пусть маги считают религию глупостью — они просто не понимают её сути. Они, например, верят в магию. А смертным во что верить? В деньги? Не всегда это поможет. В магов? Они — такие же люди. В самого себя? В любовь? Это, пожалуй, ближе. Но бывают в жизни моменты, когда ничто не помогает, и тогда...

— Дай мне сил, моя Богиня, — шепнула я, глотая слёзы, — И прости неразумную дочь свою...

— За что? — вдруг спросил подозрительно знакомый голос за спиной. Вздрогнув, я стремительно обернулась, прижимаясь спиной к идолу.

Рядом со мной стоял тот самый блондинчик из театра.

С моим плащом в руках...

— Ты забыла, — заметил он, — И цветы тоже. Они ждут тебя в пузыре.

— Уходи! — рявкнула я, — Я не хочу никого видеть! Понял?

Он вздохнул:

— Ниа, успокойся.

— Откуда ты знаешь моё имя?

— Сказал режиссер. Ты так быстро убежала, а мне надо что-то знать о тебе...

— Зачем? — уточнила я равнодушно.

Пожатие плеч:

— Я восхищен тобой. Твоей игрой, твоей внешностью, твоей сущностью. Я хочу, чтоб ты знала: тот урод заплатит.

— Зачем? — повторила я тупо. Он вздохнул:

— Ниа, идём со мной...

— Зачем?! — меня прорвало, — Или ты — как они?! Ты тоже женщин покупаешь, вместо того, чтоб обладать ими на правах победителя? Тебе нужна шлюха?! По глазам вижу — нет. Ты — нормальный, ты — человечный. Тебе не место здесь и нечего делать рядом со мною! Я — шлюха, понял? И убийца! Я отца собственного убила!! И наркоманка — да, это правда! И родители у меня были — алкоголики с Дна!

— Девочка моя, значит, тебе нужно гордиться, — сказал он тихо, присев рядом. Я замерла:

— Чем?

— Тем, что ты — жива. Что тебе сегодня рукоплескал зал. Что ты молода, красива и талантлива. Что ты сумела добиться в жизни многого, пусть и дорогой ценой, и остаться собой. Тем, что умеешь в кого-то верить и плакать. Но то, что ты себя в чём-то винишь — глупо... Ниа, идём со мной.

Я покачала головой.

— Почему?

— Ты же знаешь, кто я. Такие даром не ходят! — я готова была сказать что угодно, лишь бы он отвязался!

Он улыбнулся — как-то горько... И внезапно провёл пальцем по моей щеке:

— Я заплачу, котёнок. Я всё оплачу так, как скажешь. Ты этого от меня добивалась?

Мне стало... паршиво. Вот так вот, вместо слов утешения...

А чего я ждала? Женщину воспринимают так, как она сама себя поставит. А я в его глазах — кто?

Улыбнувшись, я встала:

— Идём, красавчик!

Он усмехнулся — и накинул мне на плечи свою куртку. И я покорно пошла за человеком, имени которого не знала. В который раз.

В транспортном пузыре он тесно прижал меня к себе. Я положила голову ему на плечо, только сейчас осознав, как замёрзла. Мои глаза сами собой закрылись.

Я проснулась от потрясающего аромата. Као. Чёрный, крепкий... Я улыбнулась и распахнула глаза.

— Так и знал, что тебе оно нравится! — проговорил с улыбкой светловолосый парень. Я дважды хлопнула глазами — и тихо охнула, вспомнив всё, что вчера было. Секундочку... где это я? Он что, принёс меня сюда? И не разбудил?

Он сумасшедший?!

— Котёнок, тихо, спокойно. Я тебя не трону. Честно! — он искренне, обезоруживающе улыбнулся, — Но, если ты не против, вызову тебе лекаря. Ты вчера перемёрзла, и потом, мне не нравится твой цвет лица — без обид! Будешь као?

Я кивнула и взяла чашку, но пить не спешила.

— Кто ты? Зачем ты... всё это делаешь? Что тебе нужно — от меня?

Он как-то странно улыбнулся:

— Что мне нужно... Пока не знаю. Кто я? Прости, что не представился. Моё имя Кит. Китар Артер... к вашим услугам, миледи, — он снова улыбнулся. У него была чрезвычайно красивая улыбка — широкая, тёплая, искренняя... В глубине души тут же зародилось благожелательное отношение.

— Ты — гениальна, Калити, — продолжал он между тем, — Когда я увидел, как ты играешь... Когда я услышал, как этот маленький урод, ничего не умеющий в жизни, тебя унижает... Когда я увидел, как ты плачешь...

— Я не плакала!

— Конечно! — его глаза смеялись, — Это был дождь. Но я, знаешь ли, не люблю эту серую мерзость...

Я вдруг улыбнулась:

— Я тоже.

— Вот и отлично! Кушать хочешь?

Я с улыбкой кивнула. Он сумасшедший — это факт. Но...

Это был волшебный день: мы гуляли по городу, смеялись... играли, как дети, в снежки... забредали в разные магазины, и, хотя я ни о чём не просила, он купил мне то, что мне действительно нравилось — книгу по психологии, амулет-иллюзию, карты Тот и нежное, розовое платье из тёплой, тончайшей ткани, облегающей, как вторая кожа...

Сказочный день, единственный в своем роде. Раньше — такого не было. Я понимала, что это заслуживает идеальной ночи, и уже пыталась продумать, что будет...

Но не могла ничего планировать.

И, когда солнце ушло за линию мира, я всё ещё терзалась сомнениями и волнениями. Тем неожиданней было, когда он спросил:

— Где ты живешь? Я тебя провожу...

Я крутанулась на месте, стремительно поворачиваясь к нему. Дыхание перехватило. Волшебный мир разбился.

Он уходит!..

А чего ты ждала? Вела себя весь день, как дура, как ребёнок — и думаешь, что он заинтересуется тобой?

Стало обидно, обидно до слёз...

— Ниа, Ниа, что такое? Ты...

Я шагнула к нему положила дрожащие руки ему на плечи: