— Ммм... Ну ладно... Только поклянись мне, что хотя бы попытаешься держать себя в руках, — умоляюще взглянул на Изами Наваки. Он понимал, что это всё, о чем он может попросить.

— Конечно. Я клянусь, что буду стараться держать себя в руках, — легко согласился Учиха на его условия.

— Ладно, в общем... Твои родители мертвы, — тихо поведал Сенджу своему другу. Да, он знал, что у Изами не самые хорошие отношения с родителями. Но всё же родители — это родители.

— Ну что же. Они тоже Учихи. Я рад за них, что они умерли достойно, на поле боя, — спокойно выдал Изами, после чего кивнул самому себе или каким-то своим мыслям. — Дальше, — потребовал он от Наваки.

— Ну, уфф. Подожди, — попросил время Наваки. — В общем... Цунаде больше не твоя невеста. — Посмотрев на застывшее лицо Изами, он начал быстро рассказывать, как и почему это произошло. — После смерти Рен-доно и его наследника совет старейшин принял на себя управление кланом, он и расторг помолвку. Наши старики были этому только рады, так как Цунаде вновь возвращалась в наш клан, даже не устроили сцен о забранной невинности и тому подобное... Хотели Цунаде женить на ком-то из своих отпрысков. Но я, зная Цунаде, мог сказать, чем такое может закончиться, она просто плюнула бы на всё и ушла из клана. Ты знаешь, какая она упёртая. Так что мне пришлось принимать титул главы клана Сенджу. Так я смог отмазать Цунаде, я даже пытался договориться со старейшинами клана Учиха, но они наотрез отказались слушать меня... А Мито-ба-сан, после того как узнала, что ты потерял свой правый глаз, и не пыталась хоть как-нибудь помогать мне, — на одном дыхании выпалил всё юный глава клана Сенджу.

— Спасибо, что так откровенен со мной, — тихим, замогильно спокойным голосом ответил ему Изами. — Я и вправду ценю это. И верю тебе... Пожалуйста, оставь меня одного. Мне нужно всё обдумать.

— Кхм, хорошо. Но только если пообещаешь, что никуда не уйдёшь, твоё лечение не окончено, и я не хочу волноваться, что придётся бегать и искать тебя по всей Конохе. Хорошо?

— Обещаю, — только и сказал Изами, откидываясь на кровать и бездумно смотря в потолок.

— Хорошо, я тебе верю, — улыбнувшись, сказал Наваки. — Ну, я тогда пошёл. А то уже почти восемь вечера, а я всё ещё не сдал свою смену.

— Да, иди.

— Если что-то понадобится, обращайся к медсёстрам, — сказав это, Наваки быстро вышел из комнаты, после чего, найдя глазами старшую медсестру, он целеустремлённо двинулся к ней.

— Сакура-чан, ты можешь сделать мне одолжение? — как можно добрее и шире улыбнувшись, спросил её Наваки.

Миловидная женщина лет двадцати пяти-тридцати на вид, с яркими тёмно-зелёными волосами и такими же глазами, развернувшись, тут же покраснела от вида Наваки. Высокой, красивый брюнет, очень талантливый ирьенин и глава целого клана, мягко и красиво улыбаясь, шёл прямо к ней.

— В-вам что-то нужно, Наваки-доно? — запинаясь, выдала зрелая медсестра, покраснев.

— Ох, какой я доно. Просто Наваки, Сакура-тян. Ты же не против, что я зову тебя так? — спросил её Наваки, приблизившись к ней чуть более, чем было принято в обществе.

— Да! То есть нет, я не против, — улыбнувшись, сказала Сакура, чуть опустив голову, пытаясь спрятать своё раскрасневшееся лицо в своих волосах.

— Ты такая милая, Сакура-тян. Но у меня к тебе небольшая просьба, могла бы ты поставить к палате 403 пару наблюдательниц? И, если произойдёт что-то неординарное, сразу же сообщить мне? — мягко улыбаясь, попросил Сакуру Наваки, забавляясь смущённым видом зрелой женщины.

— К-конечно, Наваки. Будет сделано, — всё ещё заикаясь, выговорила медсестра.

— Заранее тебе большое спасибо, Сакура-тян. Теперь я твой должник, — выдал Наваки. — И не забудь, чуть что — сразу же направь кого-нибудь ко мне.

— Хай, — бойко ответила женщина.

— Ну, тогда я пойду. Ещё увидимся, Сакура-тян, — сказал на прощание Наваки, хитро улыбнувшись.

14.

Первый воздух в лёгких, первый шаг, первое слово, первый класс, первая любовь, первая работа, первая свадьба... Вся жизнь Александра Старинова пронеслась пред моими глазами.

Папа, который был всегда для меня опорой. Мама, которая всегда была рядом, чтобы утешить меня. Брат, который всегда меня поддерживал. Лучший друг, с которым я прошёл через многое. Моя жена. Мать моих детей. Дети, которых я любил больше своей жизни.

Вся моя жизнь. Гражданин России, любящий отец, миролюбивый человек. Но это только моя бывшая жизнь. Прошлое исчезло, растворилось во времени...

Это стало понятно, как только я вновь начал видеть воспоминания. Но в этот раз другое прошлое. Моё прошлое как Изами Учихи.

Первый вздох, первый крик, первый шаг, первое слово.

Воспоминаний из этой жизни было меньше, но в то же время они были намного насыщеннее.

Первый урок. Первое слово. Нянечки, которые внимательно следили за мной, неустанно наблюдая за моей персоной.

Первый раз, когда я после долгого времени увидел Ото-сана, когда он вернулся с той дипломатической миссии.

Первый разговор с ним. Желание доказать ему, что я достоин называться его сыном,

что я сильный, что он может мной гордиться.

Первая тренировка. Довольное лицо отца. Дома впервые на моей памяти я увидел и довольную мать.

Тренировки. Бесконечные тренировки. И, конечно же, пробуждение шарингана.

Именно в этот момент моя голова начала не просто болеть, а раскалываться, словно кто-то заливает в мою черепушку раскалённый свинец.

Боль. Ещё больше боли.

Которую сменяет ярость. Нет, не так, Ярость!

Та самая Ярость, которую я испытал, когда пробудил своё додзюцу.

Злость на самого себя. Досада на слова Ото-сана. Обида. Всё это срослось вместе, смещалось и стало Яростью. Чистой и незамутненной.

Странной. Непонятной. Из-за чего? Почему?

Не знаю. Это и не важно. Всё это я. Это моё. Нужно просто принять.

Медленно боль успокаивается.

И воспоминания двигаются дальше.

Коноха. Величественное зрелище. Сказочное. Нереальное ощущение. Странные люди. Из прошлой жизни я знаю, что люди ведут себя по-другому. Но это оказалось не так. Мои знания не годятся для этого мира. Я должен их отбросить.

Воспоминания тянутся дальше. Но я не хочу.

Я боюсь. Боюсь того, что я увижу.

Момору-сенсей.

Первый его урок. Раз за разом увеличивающаяся нагрузка. Моя упрямость. Я должен. Ради рода, ради клана.

Дом. Отец недоволен. Он кричит, чтобы я упорнее тренировался. Говорит, что я разочарование.

Мать. Вмешивается. Кричит на неё. Она виновата.

Она кричит в ответ. Говорит, что я показываю невероятные результаты.

Но отцу всё равно. Отсылает меня в комнату с напутствием завтра вложить в тренировку всю свою душу.

Момору-сенсей недоволен. Всё время ворчит.

Не сдерживаюсь, упав, начинаю плакать. Я не хочу. Не важно, что я делаю, все недовольны.

Большая шершавая рука треплет голову. Поднимаю взгляд. Момору-сенсей. Улыбается. Говорит, чтобы я не принимал всё так близко к сердцу.

Говорит, что всегда ворчит. Это не моя вина. Это он такой странный, сумасшедший, старый ворчун.

Улыбаюсь. Встаю. Решаю тренироваться для себя.

Тренировки стали труднее. Но я не сдаюсь.

Упорно, выжимая из себя все соки.

Первый выход за границы Конохи. Интересно.

Нужно убить.

Нет, нельзя. Они ведь не виноваты.

Моя старая часть вскинулась против этого.

Александр Старинов против такого. Это же не по-человечески!

Но Изами Учиха за. Я должен. Чтобы стать сильным. Чтобы развиваться.

Чтобы быть воином.

Для себя. Не для кого-то ещё.

Но обе части равны. Ни один, ни другой не могут перебороть друг друга.

Перевес пришёл от третьего. Момору-сенсей подталкивает меня. Помог мне принять правильное решение. Правильное для этого мира.

Правильное для шиноби — воина, палача, убийцы.

Жалость, стыд, решимость. Всё это переплелось.

Вновь голову разрывает невероятная боль.

Глубоко дышу. Слышно голоса. Не из моих воспоминаний. Из реальности.

— Изами-сан, очнитесь! Изами-сан! — Женщина. Писклявый голос. Схватила за плечо. Трясёт меня. Досада, злость, ярость. Боль усилилась.

— Пошла прочь. — Отталкиваю её. — Оставь меня, — сказано было тихо, без крика. Но она поняла, что лучше уйти. Я еле сдерживался, чтобы не смять её горло. Лишь бы вновь оказаться в тишине, не слышать этот писклявый голос. Он мешает мне. Я просто знаю, что мне нужно вспомнить, просмотреть все мои воспоминания.

Кто-то с кем-то говорит. Больше голосов. Боль всё больше усиливается.

— Прочь из комнаты! — не выдержав, прорычал я, сдабривая мой рык просто огромной дозой жажды крови.

Замолкли.

Люди поспешно покидают комнату.

Хлопок двери.

Я вновь один.

После пробуждения второго томоэ тренировки лишь усилились.

Но мне было всё равно. Пока я не встретил Майю.

Троюродная племянница Рен-доно.

Моя первая детская любовь или, лучше сказать, влюблённость?

Стал меньше стараться на тренировках.

Пытался отлынивать.

Момору-сенсей отпустил. Сказал, что если я не хочу, то толку не будет.

Отец в ярости. Мать говорит мне, что я разочарование. Думаю только о себе. А не о роде и клане.

Боль.

Но вскоре стало больнее, я наскучил Майе.

Было не просто больно. Очень больно, невыносимо.

Я не понимал почему.

Момору-сенсей был рядом со мной, поддержал. Объяснил всё. То, что это всегда больно. Я знал это с прошлой жизни. Знал, но не понимал.

Сенсей объяснил, что для меня это ещё трудней. Из-за додзюцу.

Сказал, что, если я хочу убрать боль, мне нужно больше тренироваться.

Вернулся к тренировкам. Тренировался как одержимый.

Момору-сенсей объяснил мне.

Мы, Учихи, не созданы для любви. Мы созданы для войны. Воины от ступней до кончиков волос.

Мы рождены забирать жизнь. Лить кровь. Каждый Учиха — клинок. Клинок, защищающий Коноху и обагряющий наш клан славой.

Я понял это. Стал стремиться к перфекционизму в ремесле убийства подобного себе. В искусстве разрушения.

Момору-сенсей стал гордиться мной. После каждого дня, полного крови, пота и боли, он говорил мне, что сделает из меня величайший клинок.

Самый острый. Самый сильный. Самый искусный. Абсолютно смертоносный.

Экзамен на генина. Ярость на выскочку, папенькиного сынка.

Проблемы.

Из-за которых умер Момору-сенсей.

Перед глазами битва в Узушиогакуре.

Учихи, убивающие врагов.

Скорость, напор.

Я посреди этого праздника Шинигами.

Быстро продвигаюсь по селению.

Три шиноби Кири. Одна красноволосая женщина.

Сношу сразу двоих ударами ног. Вдогонку летят кунаи. Готовы.

Третьему ломаю опять же ногами шею.

Окидываю женщину взглядом. Отмечаю порванное кимоно.

Тц. Слабаки. Только и могут что насиловать.

Отдаю приказ отвести её в безопасное место.

К женщине откуда-то подходит девчонка. Смотрит на меня как на Рикудо-сенина во плоти. Неприятно.

Их уводят. Я двигаюсь дальше.

Бой. Я проигрываю.

Третий томоэ.

Сражаться становится легче, но я проигрываю.

Зверская боль раскалывает мою голову. Пред глазами багряные круги.

Противник срывается. Быстрый. Я не увернусь. Я ранен. Я слаб.

Момору-сенсей! Смерть. Нет, нет, нет! Это я виноват.

Не Сарутоби, не Данзо. Я сам! Нет!

Сознание медленно покидает меня, очень медленно, будто специально, чтобы продлить мою агонию.

В один момент сливаются события войны. Все, кроме одного.

Цунаде. Боль отступает.

Слова Наваки.

Цунаде больше не моя.

Ярость.

Я убью их всех. Никто не смеет отбирать МОЮ женщину у меня!

Тело, лежавшее на кровати в палате 403, судорожно изогнулось и резко расслабилось.

Абсолютно безмятежное лицо, и лишь кровь, шедшая из глаз, носа и ушей, порванные одеяла и простыни говорили о том, что ещё секунду назад Изами Учиха бился здесь словно в предсмертной агонии, рыча и брызжа слюной.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — -POV — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Посыльная из больницы разбудила Наваки в два часа ночи.

Что-то случилось с Изами.

Наваки, недолго думая, подорвался с места, нужно было торопиться.

Он прекрасно знал, каким непредсказуемым мог быть Изами в ярости.

Не дай Ками-сама ему сорваться. Он ведь может убить весь персонал, впав в ярость.

Влетев в больницу, Сенджу прямиком направился к палате 403.

Залетев в неё, увидел, как совершенно невменяемый Учиха буквально рычал на медсёстер, которые пытались его успокоить.

Запредельная концентрация жажды крови просто вырубила всех людей в палате, кроме самого Наваки.

— Прочь из комнаты! — голос, больше напоминающий рык дикого зверя, в левой глазнице зловеще горящий вечный мангекью шаринган, лицо в собственной крови... Изами мало походил на человека.

— Хорошо, успокойся, Изами. Я заберу их и ухожу, — тихо приближаясь к лежавшим в отключке девушкам, сказал Наваки.

Подхватив четыре бессознательных тела, Наваки одним прыжком вылетел из комнаты, захлопнув за собой дверь.

Он никак не мог помочь Изами, пока тот был в таком невменяемом состоянии.

Осталось только ждать.

Шесть часов позже.

Сладко зевнув, Наваки вышел из палаты 403.

"Вот ты ж гад, Изами. После своего припадка просто отрубился и сейчас сладко спишь. А мне за твоим состоянием следить, — недовольно подумал Сенджу. — Но хотя бы никто не пострадал, пока ты не перебесился. Хоть бы после пробуждения опять не сорвался".

— Наваки-сан, я позвала Сакумо Хатаке, как вы и просили! — известила ждавшая его в кабинете Сакура-чан.

— Спасибо тебе, Сакура-тян. Можешь быть свободна, — мягко улыбнувшись, поблагодарил Наваки женщину.

— Не за что, Наваки, — мило покраснев, сказала Сакура-чан, прежде чем быстро выйти из кабинета.

"Ммм... Какая милая реакция. Надо будет познакомиться поближе... Замужем? Ну, пока никто не знает, всё хорошо, — проводив медсестру заинтересованным взглядом, подумал Наваки. — Да и некая пикантность присутствует..."

— Чего это вы, Наваки-доно, на замужних женщин засматриваетесь? — ехидный голос Сакумо вырвал главу клана Сенджу из его фантазий.

— А, Сакумо. У меня к тебе просьба, — сразу же, без предисловий перешёл к делу Наваки.

— Какое именно? Ты же знаешь, у меня жена с маленьким сыном дома, я не могу надолго отлучиться.

— Ммм... Это проблема... В общем, выслушай сперва, — подняв усталые глаза на Сакумо, попросил его Сенджу. — Нужен человек для присмотра за нашим Коноха но Тайёко-сен.

— Что случилось с Изами? — взволнованно спросил Хатаке, тут же подобравшись.

— Ничего особенного. Впал в ярость, чуть не накинулся на четырёх медсестёр, причём не в хорошем смысле, ну, ты понимаешь... — поиграв бровями, намекнул Наваки, — а в плохом. Оглушил своим КИ, и если бы я не подоспел, то, возможно, он бы и убил их... — рассказал Наваки Сакумо. — Саки, я почти всю ночь не спал, так как боялся повтора. Ты ведь понимаешь, что будет, если Изами сорвётся? — спросил своего собеседника Сенджу и, не дожидаясь ответа или хотя бы реакции, продолжил уговаривать: — Кто-то должен проследить за ним. Не оставлять же это на медсестёр. Я вон один раз эту ошибку сделал. Так Сакумооо...