Неблагодать

— Что ещё важнее, она скоро станет моей женой.

Юларен откинулся назад; его лицо совершенно замкнулось. Глаза Айсард были пусты, руки лежали на столе неестественно неподвижно. Траун знал — это не ревность. То, что между ними было, не создало для ревности никакой основы. Неподвижность и пустота в лице Айсард произрастали из уверенности в том, что человек, дорогой её сердцу, только что у неё на глазах вырыл себе могилу. Траун взглянул на её новый знак ранга — теперь, по безвременной смерти отца, Исанн встала даже выше Юларена; — на её руки, растопыренные пальцы. Сила, твёрдость. Крови ни следа.

Момент затягивался. Траун стоял, не мешая; старался не улыбнуться. Его друзья не говорили ни слова, однако он видел — они строят планы; чувствовал, возясь с голоподом и избегая смотреть им в глаза, как напряжение их растёт.

— Вы не доводили своих опасений до Императора? — беззаботно спросил он.

Ещё миг звенело молчание — а потом они уловили, что он сказал. И будто плотину прорвало: глядящие на него замкнутые маски сменились чистым облегчением, сердитым, искренним. Юларен откинулся на спинку стула — его словно отпустила цепь.

— Он знает?

— Конечно, знает, — пробормотала Айсард, ущипнув себя за переносицу.

— Он целиком одобрил, — сказал Траун, не в силах больше скрывать улыбку. Ему не казалось теперь, что он улыбается за их счёт, за счёт друзей; жар в груди вырос, краем достиг лица. Он кожей чуял цепкий взгляд Айсард и понял, что избегает смотреть ей в глаза совсем не по той причине, чем прежде. — Наши дети, когда родятся, будут отнесены к человеческим вариантам, как я.

Айсард и Юларен переглянулись — радость за него, но и тревога. Осторожность. Траун видел это краем глаза. Они как бы молча советовались друг с другом, обдумывая вопросы, которые надо задать.

— Говоришь, твоя будущая жена? — спросила Айсард.

Траун быстро взглянул на неё — лёгкая озабоченность, ни намёка на чувства.

— Да, — сказал он.

— Ты её только что встретил, — вставил Юларен.

— Я впервые столкнулся с её портретом больше года назад, — невозмутимо обернулся к нему Траун. — Тщательно изучил её работу. Мы с ней уже месяц беседуем ежедневно, часами...

Айсард выглядела огорчённой. Она не выглядела огорчённой, узнав о его отношениях с Парком. Значит, не просто ревность; Траун умолк, осторожно глянул на Юларена и увидал у него на лице почти то же.

— Так терять голову совсем на тебя не похоже, — сказала Айсард.

— Нет, — Траун позволил этим словам лечь всей тяжестью ей на плечи. — Не похоже.

Айсард и Юларен молчали, не отрывая от него глаз. Их вспыхнувшая было радость испарилась, осталось теперь вполне явное беспокойство.

— Её прошлое... — начал было Юларен.

— Не проблема, — сказал Траун. — Теперь она так же верна Империи, как и я. — Он умолк и кивнул по очереди им обоим. — Как каждый из вас.

Айсард и Юларен переглянулись; в тот краткий миг от Трауна не требовалось владеть выражением лица. Жар у него в груди утихал и несколько сбился; обсидиановая статуэтка, дар Палпатина, грозно нависла в сознании; чувств, вызванных ею, было не опознать. Он отмахнулся от всего этого, сосредоточился на голозаписи перед собой.

Гера, свободная, в безопасности на Корусанте, гуляет по улицам как захочет. Мимика, жесты, язык всего тела выдают открытость и довольство — ни единого следа тревоги. Никакого страха. На лице улыбка до ушей — она как раз платила продавцу, парнишке с синей кожей, и тот, должно быть, напомнил Гере о нём.

— Ты с нею счастлив? — спросила Айсард.

Траун не отрывал глаз от голопода. Глупый вопрос, думал он. Очевидно же, как она счастлива, как довольна, жива. А пока счастлива она — ...

— Да, — просто сказал он. — Я счастлив.

— -

Он чувствовал на губах Геры пресную воду, чувствовал в своих влажных волосах её пальцы, ногти кожей головы. Здесь, в тени дерев южного берега, их не увидит никто — ни группа наблюдения ИСБ, ни посетители летучих ресторанов вдалеке, ни Суртин сын-подросток, который всё чаще слонялся у озера с тех пор, как узнал, что Гера загорает обнажённой.

Одной рукой Траун вцепился в корни нависшего над водой дерева, а другой поддерживал Геру за поясницу. В воде она двигалась, будто бы родилась в ней — взяла его за плечи, подтянулась и поцеловала, затем грациозно скользнула вниз, обхватила его бедро ногами, прижалась к нему шелковистым теплом возбуждённой плоти.

Её пальцы обвились вокруг него под водой, поглаживая и крепко сжимая; она настойчиво, плотно льнула к нему; её дыхание сбилось, перешло в стон. Он зажмурился; он сейчас ничего не мог, лишь обнять её, целовать, прижиматься к ней ближе в ответ.

Гера стонала громче. Он целовал её жёстче, неряшливей — языком, зубами — чувствуя всё острей напряжение собственных мускул. Из горла рвалось рычание. Гера жалась к нему сильнее, быстрей, неистово лаская его член — ...

Он будто сквозь пелену ощутил, как вся она напряглась, прижалась грудями к его нагой груди, согревая вздохами горло. Из него излилось тепло, скрытое ото глаз озёрной водой, но он знал — Гера почувствовала, уловила изменение давления в воде, поднесла туда пальцы, играя с крохотной струйкой.

Она прижалась лбом к его плечу, всё ещё тяжело дыша, и обессиленно, тихонько рассмеялась. Её рука в воде скользнула по сверхчувствительной головке члена, потёрла большим пальцем щель.

— Ты всё это время держался за...

Закончить фразу она не успела. Траун вздрогнул, его хватка на корне дерева сорвалась, и едва он успел обнять Геру, как оба они с головой окунулись в воду.

Он понятия не имел, хорошо ли тви'леки видят в воде, но чувствовал хлопок её ладони по груди и видел, как её губы оформили слово "сволочь" за миг до того, как она толкнулась назад на поверхность, обратно к солнцу.

Он видел и её улыбку, хотя Гера попыталась её скрыть.

— -

Свет падал сквозь стекло оранжереи, грел кожу Геры, слепил белизной со страницы книги в её руках. Длинные гибкие травинки щекотали плечи. Траву венчали пушистые ости, она источала аромат свежей зелени, вызывая в памяти Лотал. Траун сидел напротив, склонив голову над своей книгой и чуть касаясь ногой ног Геры. Ему это было, должно быть, ещё дороже, чем ей — стеклянный дом, полный растений, куда он мог прийти, когда хотел; землистый запах сада, столь повседневный для многих, но ценный для таких людей, как он и Гера. Они-то проводили большую часть жизни в космосе, дыша воздухом из фильтров.

Она украдкой глянула на него, сосредоточенного на книге, залюбовалась тем, как свет играет на его лице, а он читал. Поэтому и увидела шаттл раньше него — в этот момент она уже смотрела вверх. Секунду спустя низкий гул двигателя проник сквозь стены оранжереи. Траун повернулся и смотрел, как садится шаттл.

Взгляд его заострился. Выражение лица осталось прежним — расслабленным, рассеянным, но Гера не обманулась.

— Мне остаться здесь? — спросила она, сунув в книгу палец вместо закладки.

— Если хочешь, — Траун мягко улыбнулся и встал, протягивая ей руку. — Я думал, тебе будет интересно увидеть лорда Вейдера вблизи.

Лорд Вейдер? Глядя на Трауна, Гера приподняла бровь, позволила ему поднять её на ноги; мысли метались. Вейдер в её сознании был зловещ и тёмен, но странно далёк — мысль о жутковатой маске, воображаемое шипение респиратора не породили той низкоуровневой тревоги, что вызывали раньше.

— Я и не знала, что ты пригласил Дарта Вейдера.

Траун открыл дверь оранжереи. Перед Герой предстал шаттл — и Дарт Вейдер, который шёл прямо к ним.

— Я не приглашал, — сказал Траун.

Гера бросила ему быстрый, острый взгляд, но больше вопросов не задавала. Он был спокоен, уверен в себе; что бы им ни предстояло, он считал, что справится.

Она полагала так же. Шипя респиратором, Вейдер остановился прямо перед ними. Он смотрел на Геру — изучал её, слишком долго, чересчур внимательно — и она обнаружила, к собственному изумлению, что встретила его взгляд безмятежно. Сердце её билось ровно, ладони остались сухими. Она взяла Трауна за руку, но не из страха, а из желания быть к нему ближе.

Когда всё так изменилось? — гадала она, разглядывая маску Вейдера. От него разило напряжением, вихрем чёрного гнева, укутавшего его, как плащ; гнев этот, казалось, жёг дотла снега вершины над головой.

— Лорд Вейдер, — приветливо сказал Траун.

Наконец Вейдер отвёл взгляд от Геры.

— Я пришёл видеть это собственными глазами, — сказал он.

Его голос потряс Геру. Резонансный, глубокий, как она всегда себе и представляла, он звучал зловеще, хоть и приглушённо — как она ждала. Этот человек наводил страх, однако — ...

Она взглянула на Трауна, не заметила испуга на его лице и крепче стиснула его руку.

... — однако её Вейдер не пугал. Он глянул на неё опять, тяжко дыша через респиратор, и негромко обратился к Трауну:

— Я принял тебя за умного человека.

Гера украдкой следила за Трауном. Таинственный помощник Императора был первым, кто выразил открытое неодобрение их отношений — неодобрение, очевидно, столь сильное, что он прилетел сюда лично, дабы убедиться: это правда, Траун в самом деле спас и полюбил мятежницу. А неодобрение Вейдера для Трауна явно что-то да значило; тень напряжения появилась в его глазах. Он крепко сжал руку Геры и, глядя прямо на Вейдера, с высоко поднятой головой сказал, серьёзно и мрачно:

— Что бы ты сделал, если бы эта возможность была у тебя?

Вейдер не проронил ни слова. Дрожь пробежала по спине Геры, в первый раз с того момента, как приземлился шаттл. Она ждала, горячо молясь, чтобы тишину нарушил звук респиратора — чтобы хоть что-то нарушило тишину, пока она их не удушила. Траун глядел жёстко, стиснув челюсти; что бы он ни имел в виду, слов своих он назад не возьмёт.

Раздался механический щелчок; лёгкие медленно зашипели, расширяясь. Шлем Вейдера чуть заметно склонился в сторону. Глядя на Трауна, он наконец произнёс:

— Ты сделал выбор.

Траун кивнул, склонил голову медленно и устало.

— Значит, ты должен извлечь из него урок, — сказал Вейдер. — Таков путь ситхов.

Его взгляд, кажется, на миг упал на Геру.

Он повернулся, чтобы уйти, взметнув снежинки краем плаща, и прогрохотал низко, тихо и окончательно:

— Ты понесёшь последствия сам.

Интерлюдия 4

У него не было светового меча. Когда он окреп и смог передвигаться без посторонней помощи, он спросил у медиков про свои вещи, и ему выдали пакет окровавленной, обгорелой одежды. Он развернул рубашку одной рукой, отстранённо, словно одежда была чужой, и на колени ему упал осколок рукояти. Опалённый металл оставил на покрывале след сажи.

Он осмотрел обломки в лазарете, слабо надеясь найти осколок илумского кристалла, который выбрал ещё мальчишкой. Но не нашёл ничего; если от каменного сердца оружия что и осталось, оно было погребено в слоях горелой материи там, где семью Кэнана настигла смерть.

Так что на Корусант Кэнан прибыл с одним только бластером.

Атмосфера планеты казалась гнетущей даже с орбиты, но здесь, внизу, она удушала. Дело было не в смоге, естественном для городов — по крайней мере на верхних уровнях очистители воздуха с ним справлялись. То, что душило Кэнана, незримо смыкая хватку на горле, было нематериально — Тёмное присутствие Палпатина. Император так глубоко врос в Корусант, что улицы превратились в чёрные реки, и Кэнан пробирался через них, не глядя ввысь на знаменитую иллюминацию — в каждом её огне пульсировала тьма.

Он помнил планету другой. Предельно тщательно скрыв собственное присутствие в Силе, Кэнан смотрел на руины Храма джедаев и чуял пепел на языке. Он даже издали видел проломы в заброшенных стенах и слышал, как там в дырах свистит ветер. Звуки, похожие на вопль духов, заполонили уши и пронзили тело, впились в его заживающие кости, заставляя уйти прочь. Может, и хорошо, что пришёл без меча, думал он. Исполненный Силы кристалл в ядре точно так же призывал бы Палпатина, как пела теперь для Кэнана Тёмная сторона.

Слишком многие умерли здесь. Он ощущал их души — они вились в Силе, как осы, гудящим роем. Голоса, которые он мог несколько лет назад назвать по именам, теперь слились воедино, и он отвернулся от них. Он ничего не мог для них сделать.

Пришёл он за Герой.

Глава 15

Сообщения от Трауна капали в почтовый ящик Парка целый час после того, как он вернулся в зону действия голонета. Их было удручающе мало — редкие поначалу, то одно, то другое, хоть частота и выросла в последние недели. Парк уединился в личной каюте и слушал эти сообщения, борясь со сном и отслеживая неуловимые изменения в лице Трауна за месяцы своего отсутствия.

Прослушав всё, он откинулся на спинку кресла и прикусил щёку. Потом пролистал список, нашёл одно сообщение, всего месячной давности, и включил его ещё раз.

Щёки Трауна слегка впали, глаза помрачнели и чуть потусклели — изменения, видимые лишь тому, кто знал его много лет и тонко чувствовал его мимику. Нахмурившись, Парк смотрел и слушал, как Траун рассказывает ему о Лотале и действующей в округе ячейке повстанцев — тех самых ребят, что они обсуждали друг с другом как раз год назад, когда Траун наткнулся на тот мурал во время планетарной миссии. Значит, судьба — или невидимая рука Императора — таки свела их вместе.

— ...мы взяли агента Каллуса и капитана Синдуллу, — сказал Траун — ровно и, для постороннего, бесстрастно. Его взгляд был прикован к чему-то слева от камеры; зная его, там, вероятно, висели изображения недавней битвы, и он изучал их во время доклада. На чьё же тело он смотрит? Не Кэнана Джарруса, точно: Траун уже описал в подробностях, как джедай и девушка-художница сгорели дотла. Может, мальчишки или ласата; тьму в глазах Трауна без труда объяснило б и то, и другое.

— Казнь Каллуса уже одобрена, — ещё бесстрастнее произнёс Траун. — Что касается Синдуллы... — Он запнулся. — ...Надеюсь, что удастся убедить её к нам присоединиться.

Он вскинул глаза и на мгновенье встретил через камеру взгляд Парка. Миг спустя отвернулся снова, но этого быстрого взгляда хватило. Парк видел в нём колебания, неуверенность, знал, что, будь он тогда в пределах досягаемости, Траун бы не держал новостной монолог, а засыпал его вопросами.

Что мне делать? Вот о чём спрашивал Траун.

К сожалению, отвечать было поздно. Парк отвернулся от голограммы, глянул в иллюминатор; двух дней не пройдёт, как его корабль приземлится на Корусанте.

— -

Слов она не хотела слышать. Не то чтобы новость её расстроила — всё дело в том, что ни в одном сражении, в воздухе ли, на земле ли, Гера не чувствовала, как сейчас, будто от волнения желудок лезет в горло. Слышать и одновременно видеть результат было бы невыносимо. Это её бы ошеломило, так что пришлось обойтись без устного подтверждения.

И всё же она почувствовала укол сожаления, приказав гладкому меддроиду молчать.