Может быть потом, когда нам удастся нащупать точки соприкосновения, внедрить в движение нужных нам людей, прикормить самых яростных, уничтожить непримиримых. Может быть, тогда...

— До вашего "тогда" еще надо дожить, мистер Си.

— Да, госпожа Премьер-Министр.

— Ну что же, грех не поинтересоваться устремлениями этих в высшей степени достойных джентльменов, — наморщив лоб в тяжком раздумье и оттого постарев лет на двадцать, сказала Железная Леди.

...Берни Роджерса, прибывшего накануне из автономии с неким сенсационным материалом, господин Брешковский принял без промедления.

Во-первых, всем было известно, из какой семьи происходит Берни, и с этим следовало считаться.

Во-вторых, парень заслуженно считался настоящим профессионалом. Репортажи Роджерса всегда становились событием. Талант, кристальная честность и внимание Берни к деталям позволяли твердо рассчитывать , что получив эксклюзивный ролик, телеканал только выиграет.

Когда на экране возник крупный план пожелтевшего от времени постановления РВСР, Брешковский насторожился. Когда по экрану поплыли машинописные строки: "На случай измены и предательства высшим руководством интересов народа, гибели или отсутствия комиссаров на местах, предусмотреть нижеследующий порядок действий...", настороженность сменилась беспокойством. По мере просмотра, беспокойство плавно переросло в панику.

— Вы же понимаете, Берни, это я в эфир выпустить не могу. Меня просто растерзают, и это еще слабо сказано.

— А вы посмотрите вторую часть, мистер Брешковский, — меланхолично ответил журналист, и в пару глотков осушил дежурную бутылку с "Боржоми". Он волновался не меньше своего визави, но тщательно старался удерживать poker-face. Традиции старой доброй Англии и все такое...

Просмотр отснятого материала занял всего несколько минут, после чего, Брешковский непонимающе уставился на собеседника. Удивление распорядителя первой кнопки было настолько велико, что хватило его лишь на сакраментальное:

— И ты, Брут...

— Да, Вы все правильно поняли, — облегченно рассмеялся Роджерс. — Я действительно выполняю просьбу господина Вояра ознакомить вас с текущей ситуацией. В силу моей к вам симпатии и нашей давней дружбы, я уговорил Командующего дать вам возможность выбора.

— Ценю, — прохрипел Брешковский мгновенно севшим голосом. Рука его слепо шарила по столу в поисках минералки.

— Вот, — Берни всунул в руку Якова Самуиловича высокий стакан с пузырящийся водой.

Брешковский, стуча зубами о стекло, сделал пару жадных глотков. Перевел дыхание. Закурил, предварительно тщательно размяв сигарету. Это дало мгновения, необходимые для принятия решения. Впрочем, что там было выбирать, выбора как раз и не было.

— Я с вами.

— Рад за Вас, Яков. — очень серьезно произнес Роджерс.

— Меня беспокоит только возможность чрезмерно нервной реакции спецслужб, — окутавшись клубами дыма, неуверенно высказался Брешковский.

— Они намекнули, что не видят в предстоящих событиях никаких нарушений законности. Потому, вмешиваться не будут.

— Чтобы эти, да не вмешивались?! Не верю, — тоном Станиславского высказался Яков. — Скорее всего, все идет именно так, как они и надеяться не могли. Иначе обязательно бы влезли.

— Бросьте, — отмахнулся Роджерс. — История учит нас, что никакая активность спецслужб не может противостоять воле большого числа решительно настроенных людей. Максимум, на что они способны, это реагировать на доносы и реализовывать отдельные оперативные разработки. Когда идет барагоз, эти ребята профессионально прячутся по щелям, чтобы в дальнейшем предложить свои бесценные услуги победителю.

— Но когда победитель уже известен ..., — задумчиво протянул Брешковский.

— Совершенно верно.

— Cкажите мне Берни, когда материал должен пойти в эфир?

— В ближайшие часы узнаем, Яков. Пока что подготовьтесь к приему картинки из автономии. Радиорелейные линии будем использовать отечественные, спутниковый канал — арендован лично мной. Главное, не волнуйтесь, и не переживайте, я буду рядом.

— Тогда по пять капель за удачу, Берни?

— Имеет смысл, дружище!

— Дорогие взрослые, — внезапно произнес Брешковский тоном бессменной ведущей передачи "Спокойной ночи, малыши".

Затем, наслаждаясь удивленным лицом собеседника, щедро расплескал янтарную влагу по тяжелым низким стаканам, и продолжил:

— Настало время рассказать вам сказку о том, как в некотором царстве-государстве жили-были президент и его любимый парламент. О том, как они были счастливы, как нежно и с выдумкой любили друг друга. И как они умерли. В один и тот же день и час.

Закончилась четвертая по счету бессонная ночь, наступило серое, дождливое, безнадежное утро, промелькнули насыщенные краткими докладами дневные часы, и когда сумерки потихоньку начали превращаться в ночную тьму, в оперативном зале прозвучало:

— А что, товарищи, не пора ли нам глянуть на дело рук своих?

И начальник штаба включил самый обыкнолвенный телевизор.

Усталые от хронического недосыпа люди с интересом разглядывали картинку. Каждый из них сделал очень многое для того, чтобы самая важная в их жизни телепередача передача была радовала глаз.

Надо отдать должное: тандем блестящих профессионалов превзошел каждого из них по отдельности. Да и остальные каналы, дабы случайно не пострадать, вынужденно включились в работу, конечная цель которой их попросту пугала. Зато было понятно, что все мы грешны, а потому шаг влево...

В итоге, по всем каналам показывали одно и то же.

Передача была оформлена как прямое включение регионального телеканала. Вроде бы, ничего особенного, но если учесть, что дело происходило в прайм-тайм, а из сетки полностью выкинули рекламу и популярнейшую передачу про поле чудес (не будем уточнять, где), то сразу становилось понятно, что повод экстраординарный.

Так оно и оказалось. Репортажи сменяли друг друга. И каждый ошеломлял, будто выстрел в упор.

Первым дали съемки поля боя. Бешенно ревущее пламя пожирающее Зил-131, от которого буквально за несколько минут осталась искореженная сизая рама, покрытая хлопьями копоти.

Неубранные тела боевиков, вперившиеся в низкое, плачущее дождем небо залитыми водой глазницами. Оборванная, понурая колонна пленных.

Краткие выдержки из показаний многих людей, из которых следовало, что власть покусилась совершить страшное злодеяние: во имя сохранения себя самой спалить предгорья в испепеляющем огне цепной реакции. Фрагмент разговора генерала Рябцова с генерал-полковником Карасиным на фоне их фотографий и старой кинохроники с рвущимся в небеса зловещим, подсвеченным адским пламенем багрово-черным, заворачивающимся внутрь и одновременно расползающимся вширь, грибом.

Соблюдая законы жанра, дали слово приглашенным экспертам.

— Да, предательство, — уныло констатировали должностные лица высоких рангов на фоне фотографий Хиросимы, которыми украсили стены студии.

— Действительно, налицо признаки государственной измены, — подтверждали слегка растрепанные военные, неведомо как принявшие решение поделиться известными им фактами с телезрителями.

— Решение принималось с ведома Президента, Министра Обороны и глав парламентских фракций, — подтверждали и те, и другие.

Комментирующие выглядели кающимися. Костюмы от лучших дизайнеров производили впечатление рубищ отъявленных грешников. Гостей студии била нервная дрожь, они периодически дергались и отводили глаза, будто на них направляли не безобидную камеру, а как минимум, пушечное жерло . Безжалостная оптика подробно, останавливаясь на малейших деталях, крупным планом показывала судорожные сокращения мимических мышц, подергивающиеся кадыки, капли пота, ползущие по коже, серые, землистого цвета лица, так непохожие на прежние самодовольные физиономии хозяев жизни.

— А это уже Берни, его стиль — подумал Виктор. — Странное дело, как люди, говорящие о справедливости лишь ради личных выгод, предлагающие честность по заказу и хамство по прейскуранту, смогли создать настоящий шедевр?

Тем временем, по экрану поплыли крупные планы пожелтевших от времени машинописных страниц .

Седой, слегка сгорбленный Председатель Конституционного Суда Хорькин тут же пояснил, что данное постановление РВСР имеет силу закона, является документом прямого действия и никем не было отменено, а потому обязательно к исполнению.

На таком фоне создание Совета Командиров и Совета Народных Комиссаров выглядело совершенно естественным и логичным. Куда деваться, правительство и парламент оказались замараны в известной субстанции по самые брови, а хаос в стране никому не нужен.

Так же естественно прозвучало сообщения, что назначенные в ключевые министерства и ведомства комиссары из числа проверенных в боях товарищей, уже приступили к работе. Пошла картинка из министерств — воины, не успевшие сменить камуфляж на деловые костюмы, деловито осваиваются в коридорах власти.

С телеэкрана повеяло давно знакомыми образами, уважение к которым воспитывалось поколениями. Телезрители из тех, кто, кто постарше, довольно улыбались, одновременно зябко поеживаясь. Понимание, что легко не будет, пришло мгновенно.

Закончилась передача, как в таких случаях и положено, призывом к спокойствию с сдержанности. Многие сочли, что наступил праздник, и ринулись за спиртным. Кто-то в кладовку или буфет, кто-то к ближайшему ларьку. Окна на многих кухнях горели в тот день до самого утра утра, на улицах толпилась возбужденная молодежь, а пиротехники сожгли как бы не больше, чем в новогоднюю ночь. Однако, в целом, все прошло более или менее мирно.

К утру в народе окончательно укрепилось мнение: СССР возрождается, и такому благому делу неплохо бы и помочь. Люди стали неторопливо приглядываться, а что из изгаженного и исковерканного можно поправить прямо у себя на улице, во дворе, на работе.

Может, начать с того, что послать лесом фирмочку, через которую директор банкротит некогда процветавшее предприятие, да спасти уникальные станки, обреченные на переплавку? Пожалуй, что и господ акционеров, тоже пора наладить по известному адресу.

Много мыслей возникло у людей, внезапно осознавших, что появилась возможность вернуться в казалось бы, навсегда потерянный мир. Мир, где не было безработных и бездомных, а чтобы умереть с голоду, надо было иметь недюжинную силу воли. В том мире не было рулетки, олигархов, бандитов и шлюх. Воры не купались в бассейнах с шампанским и не летали на личных самолетах. Там не было безудержных наслаждений, но и страдания было намного меньше. В том мире дети безопасно гуляли в парках в любое время года и суток. А родители знали, что их всегда будет чем накормить. За такое был смысл побороться.

— Ну, держитесь, господа! — решило обычно молчаливое большинство.

Уже через час после того, как закончилась передача, на российско-украинской границе пограничники деловито паковали вещи, старясь сохранить максимум полезного для семьи и дома.

— Неровен час, завтра все бульдозерами сгребут без разбора, а тут половина своего, честно нажитого, — думали по обе стороны границы.

Похожий на согнутого заботами ушастого Добби, которому так и не подарили заветный носок, Президент воздержался от комментариев и спешно уехал на дачу, где его предшественник так любил работать с документами.

Может быть, он рассчитывал переждать неразбериху подальше от опасного во всех отношениях эпицентра событий, может, просто поехал, куда глаза глядят. От безнадежности и еще потому, что соваться в войска было никак нельзя.

Бесцельно перебирая на столе безделушки, он выслушал доклад руководителя администрации. Реальная ситуация оказалась намного хуже чем можно было предполагать.

Первым, еще при выезде из Кремля, исчез немногословный, флегматичный полковник с чемоданчиком кодированной связи. Неожиданно оказалось, что спецсвязь не работает уже пару часов как. Сотовая — выключена по всей стране. В проводном телефоне — ничего, кроме длинных гудков. Армейская радиостанция при попытке установить связь, разразилась дикой какофонией из шипения, треска, волчьего воя и щелчков. Постоянно закрепленный за объектом вертолетчик, не говоря никому худого слова, улетел в неизвестном направлении. Да что вертолетчик, обслуги и то, осталось меньше половины.

Все, что оставалось у бывшего владыки — это горстка лично преданных ему бойцов из службы охраны, глава аппарата, да машины кортежа.

По раскладу выходило, что беглецами займутся в лучшем случае завтра, в худшем — с минуты на минуту.

И тогда гарант отдал последний приказ:

— Вот список. Эти заговорить не должны ни при каких обстоятельствах. Вытаскивайте семьи. На посольства не надейтесь — джентльмены и на порог не пустят. Вот номера счетов и коды. Я остаюсь.

Ждать пришлось недолго. Будто сорвавшийся с фиксаторов нож гильотины, ударил по нервам звонок телефона.

— Господин, Президент, — доложил охранник. — Тут к Вам приехали.

— Кто?

— Полковник Степанов и двое сопровождающих.

— Всего двое? Что им надо?

— Говорят, по поручению СНК. К вам.

Несколько секунд охранник слышал в трубке лишь тяжелое дыхание.

— Покажи им дорогу, — наконец ответил президент, ставший таковым в качестве новогоднего сюрприза для нации.

Про себя же гарант подумал:

— Эти не отвяжутся. А откажешь, поволокут за ноги.

Из интервью Председателя СНК "Комсомольской Правде".

— Наши читатели хотели бы знать, что новая власть планирует делать дальше. Некоторые опасаются репрессий, поговаривают даже, что не за горами новый 1937 год.

— Это несколько вопросов. Начну отвечать с полследнего. Нового 1937 года не будет. Кстати, картина того 1937 года, что был, чудовищно искажена пропагандой. Если посмотреть реальную статистику, то получится, что у простого рабочего шанс попасть под репрессии был порядка полутора процентов, у руководителей среднего звена — около двадцати, а вот у верхушки партийного и армейского руководства — приближался к восьмидесяти. Кого действительно зачистили жестко, так это карательные органы, занявшиеся под шумок элементарным сведением счетов и мародерством.

Теперь о будущем. Если вы представляете его как нескончаемый митинг под барабанный бой. Если воображение рисует развевающиеся знамена освещаемые отблесками пожаров, хоровое скандирование лозунгов и прочую непотребщину, то спешу заверить читателей: такого не будет.

Репрессий ожидать не стоит.

— А как же милые сердцу ура-патриотов картинки? — задал очередной вопрос журналист.

— Это как? — недоуменно приподнял брови Виктор.

— Ну примерно так: патриоты, поймавшие за штаны рыжего Чуба. И сам Чуб, истошно орущий, что отдаст все, совсем все, до последнего миллиарда... Фигура диктатора, в мундире, но без лица, произносящая нескончаемую, но такую нужную и умную речь, — обнаруживая неплохое знакомство с классиками, близко к тексту процитировал корреспондент.

— Вы это серьезно?

— Да нет, конечно. Просто многие интересуются, не пойдут ли отбирать у людей то, что при крахе социализма прилипло к рукам. Боятся люди.