Война - дело молодых

"Солдаты удачи".

— Кому подписываю? — Он нацелился ручкой на страницу, глянув выжидающе и оценивающе.

Оценивать было что.

— Алисе, — пролепетала она, вскидывая ресницы разрекламированного тройного объёма. И глазки в их тени — ничего себе, а уж ножки...

— А можно написать "С любовью"? — спросила она тихонько, снова на секунду взметнув робкий взгляд.

— Нужно! — горячо заверил писатель. — Кстати, меня зовут Лев Николаевич...

— Очень приятно! — воскликнула она. — Я все-все ваши книги покупаю, Лев Николаевич!

— А почему, собственно? — Лев Николаевич приосанился ещё больше — вот-вот затрещит камуфляж. — Для такого... гм... нежного создания... такое суровое чтение...

— Я обожаю читать про настоящих мужчин! — Она лихо закинула ногу на ногу, как Шарон Стоун в "Основном инстинкте", спиной ощущая сверлящий взгляд Бека.

— Только... читать? — писатель несколько понизил голос, и она осознала наконец, что чувствует на охоте хищник.

— Ну почему же... не только... — она медленно провела языком по приоткрытым губам.

Шарон Стоун услужливо уступала место Сильвии Кристель.

Мысль об Ахмаде равномерно вспыхивала в мозгу красным стоп-сигналом.

Очередной камуфлированный поклонник таланта Льва Николаевича нетерпеливо кашлянул позади неё.

— Может быть, мы продолжим нашу беседу в более приятной... и приватной обстановке? — Лев Николаевич решил ковать железо, не отходя от кассы.

Помедлив несколько секунд, она кивнула и раскрыла вишнёвую раскладушку новёхонького "Самсунга":

— Я дам вам свой номер. Можно?

— Нужно! — писатель начал повторяться. Впрочем, его творения нетривиальностью тоже не блистали.

Зная, что он смотрит вслед, она удалялась неторопливо, покачивая всем, что покачивалось.

И поспешно свернула за угол, увлекая за собой догнавшего её Бека.

— Спятила?! — только и выговорил тот. — Чего ты хочешь?!

— Чтобы он получил своё! Эти его... книжонки, они ничуть не лучше, чем какой-нибудь... Кадет!

— А... как?

* * *

Когда номер писателя погас в окошке телефона, она бросила мобильник в сумочку и в последний раз поглядела в зеркало. Платье, в котором она когда-то гастролировала в казино, всё ещё сидело, как влитое. Хотя чуть-чуть тесноватым стало в боковых швах.

— Бешеная... — пробормотал Бек. — Может, всё-таки завяжем с этим делом, а? Пока не поздно.

— Сдрейфил? — нежно спросила она.

— Кто?! Я?! — задохнулся тот. — Окей, проблем яц!

— Лиска... — вступил Гелани. — Если Ахмад с Бесом узнают...

— Не узнают, — твёрдо сказала она и переглотнула. — Всё получится. Этот... червяк, он только у себя в книжках крутой. КIилло (трус)!

— Тебе бы, блин, военные операции планировать! — буркнул Бек. — Ладно. Главное — заранее настроиться... По Кастанеде. Значит, так. Сперва нас будет мочить Бес. Потом — твой... Нет, сначала — твой, потом — Бес...

— Я позвоню, когда мы поедем к нему из ресторана, — поспешно бросила она, открывая дверь.

— А точно поедете? — крикнул Бек ей вслед.

Обернувшись, она ехидно улыбнулась.

Ресторан был неплох, но распробовать еду толком не удавалось. Лев Николаевич так красочно развёртывал перед нею сюжеты своих будущих бессмертных творений, что её начало мутить. Сам писатель отсутствием аппетита не страдал, а коньяк подстёгивал его красноречие.

Во второй раз отлучившись в туалет, она позвонила Беку:

— Большая Грузинская, девять. Где-то через полчаса поедем. У меня уже сил нет его слушать...

— Дика ду, — только и сказал Бек, и связь разъединилась.

Недоумённо пожав плечами, она нажала на кнопку "отбой".

У Льва Николаевича на стоянке остался "пежо" последней модели, о чём он не преминул несколько раз ей сообщить, но из ресторана к его дому пришлось ехать на такси — писателя изрядно развезло. К счастью, Большая Грузинская была недалеко, но за двадцать минут дороги она двадцать раз пожалела, что на ней нет бронежилета.

— Алисонька, ну что ты, солнышко, — обиженно бормотал он, утыкаясь ей в шею мокрыми губами.

— Я не люблю торопиться... Лёва... — ласково отозвалась она, в очередной раз выскальзывая из его объятий. — Я не привыкла так... с мужчинами... но в вас есть что-то... что-то такое...

Лёва самодовольно улыбнулся и ненадолго утих.

Такси затормозило, и, пока писатель расплачивался, она выпорхнула на блестевший инеем в свете фонарей асфальт, зябко поёжившись в короткой шубке и не менее короткой юбке. Осталось только миновать охрану в подъезде элитного дома.

Лев Николаевич галантно распахнул перед нею массивную дверь подъезда, начал что-то говорить, но вдруг осёкся, как-то странно всхрапнув. Обернувшись, она почувствовала, что ноги подкашиваются — за спиной писателя стоял Ахмад. Бек и Гелани маячили поодаль.

— Гости — к вам, Лев Николаевич? — осведомился охранник, высунувшись из стеклянной будки, и она машинально ему улыбнулась.

— Д-да... это со мной... — промямлил, сглотнув, Лев Николаевич, и какой-то деревянной походкой прошествовал к лифту. Ахмад шёл за ним почти вплотную, практически не хромая.

Она обречённо переглянулась с пацанами и пошла следом, слыша позади их шаги.

В зеркальном со всех сторон лифте Ахмад наконец немного отстранился от писателя, — пистолет мелькнул только на мгновение.

— Вы... вы... — Лев Николаевич ненадолго обрёл дар речи. — Чего вы хотите?

— Устроить читательскую конференцию, — сказала она негромко, поражаясь тому, как спокойно звучит её голос.

— Ты... ты, су... — Писатель поперхнулся.

Лифт встал.

Лев Николаевич, нервно озираясь, с трудом попал ключом в замочную скважину навороченного замка, дверь лязгнула, открываясь. Уже не церемонясь, Ахмад втолкнул его внутрь квартиры. Бек, пошарив ладонью по панелям шикарного холла, зажёг свет.

Ей хотелось отвернуться — не было сил смотреть, как, беспомощно моргая, корчится этот человек.

— Возьмите денег... у меня много... всё равно вас поймают! Вы... вы, сволочи, чехи...

— Чехи — в Чехии, — ровно сказала она.

— Ты! А ты! Ты же — русская... ты позоришь...

— Это вы русских позорите, — кулаки сжались сами. — Мой прадед с первой мировой четыре "Георгия" привёз, вот он — воевал! А вы...

Подхватив за углы пакет, который был в руках у Бека, она вытряхнула его содержимое на паркет. Книги хлынули, переливаясь глянцем обложек.

— Что вы хотите?! — Лев Николаевич с ужасом воззрился на свои произведения.

— Ты их сейчас сожрёшь, — презрительно бросил Бек.

— Я... что?! Нет!

Ахмад достал пистолет, и писатель выставил перед собой ладонь:

— Я... я...

— Иди, — тихо сказал ей Ахмад.

Она молча перешагнула через разноцветную кучу и открыла дверь.

* * *

— Ну, хватит, хватит чай солить. Дай сюда чашку. Побереги слёзы — скоро пригодятся.

— Беслан А-алиевич...

— Когда надо, ты сразу вспоминаешь, что ты женщина, правда?

— П-почему? Я всегда помню...

— Конечно, конечно...

— Он... он меня теперь выгонит, да?

— Ну, я бы не выгнал... Но даже у меня руки так и чешутся... И давно, учти. Ох, давно-о...

— Как тебе вообще это в голову взбрело? Ладно, знаю — как обычно... Молчи, а то опять реветь начнёшь! Чёрт... час скоро, как Малхаз тебя привёз... Если их взяли, пора уже ехать...

— Беслан Алиевич...

— Сказал, молчи!

* * *

По стеклам пробежал отблеск фар.

Не помня, как очутилась в прихожей, она замерла, обхватив себя руками.

Ахмад, чуть прихрамывая, вошёл первым, за ним — мальчишки.

— Ну? — только и спросил Тимурханов.

— Кхардамхо (позорник), — процедил Ахмад.

— Его на первой же книжке вывернуло, — брезгливо сморщился Бек. — Ну, тогда мы остальную макулатуру подпалили и ушли. Даже по морде не надавали...

— Искать не будет?

— Вряд ли, — Гелани пожал плечами. — Да и найдёт — что с того?

Тимурханов устало покачал головой и глянул на Ахмада:

— Как протез?

— Я про него забыл, — ровным голосом отозвался тот и кивком головы указал ей на лестницу, ведущую на второй этаж.

— А вы — живо ко мне в кабинет! — спокойно сказал Тимурханов, поворачиваясь к парням. — Хочу наконец узнать, почему вы всегда следом за нею лезете.

Бек шмыгнул носом и безнадёжно поглядел на Гелани.

Лестница казалась бесконечной, но всё-таки закончилась.

Не зажигая света, Ахмад пропустил её вперёд и плотно прикрыл за собой дверь спальни.

— ...Да-а... сам говорил, что никогда-а... — всхлипнув, пробубнила она наконец сквозь подушку.

— Так разве я тебя бил? — Его ладонь бережно легла на её горевшие огнём ягодицы. — Слегка ударяйте непослушных, дабы вразумить...

— Да-а... слегка-а...

— Ну, вразумить-то всё равно не вразумил, — вздохнул Ахмад.

Она невольно фыркнула:

— Конечно, предыдущее же условие не соблюдено: отлучайте их от ложа...

— Вот этого я точно никогда не смогу... — он опять вздохнул. — Знаешь, ты бы лучше ту книжку купила, помнишь, про которую тогда говорила... ну... "Боги, за что вы наказываете меня..."

— "Мастер и Маргарита"?.. — заморгав, она приподнялась на локте.

Он кивнул.

Не сводя с него глаз, она нашарила на полу сумочку, а в ней — мобильник.

— Бек?

— Ты живая? — хмуро осведомился тот.

— Почти, — хихикнула она невольно. — А вы?

— Тоже почти... Ну, чего тебе?

— Завтра с утра надо будет книгу одну поискать...

— Че-го?! Книгу?! Какую ещё книгу?! Опять?! Не всех ещё накормила, что ли?! Книгу!!!

Хмыкнув, Ахмад забрал у неё телефон и отключил его.

— Так ты, значит, в прадеда такая...

— Он был первым в Курске полным Георгиевским кавалером! — гордо выпалила она. — Вот только...

— Что?

— Да вот... он всю войну без единой царапинки прошёл... — она запнулась, — а когда домой возвращался... на первом в Курске трофейном велосипеде... его задавил первый в Курске автомобиль...

Ахмад долгим взглядом поглядел на неё и наконец со стоном откинулся на подушки.

— Болит? — вскинулась она тревожно. — Что?

— Валлахи... Что... На велосипеде чтоб не смела ездить, вот что!

— Ладно, — послушно кивнула она. — На велосипеде — не буду. Честное слово... Только на самокате...

— Чего?!

— Или на самолёте... Или... Мара йоллахь со (обними меня)...

* * *

— Всё-таки домой надумали возвращаться? Смотрите... Не рано ли? Может, здесь останетесь? Работу найду.

— Её там полно. И потом... зря вы все, что ли, нам дом строили, Беслан Алиевич?

— Лисичка, едете на войну... Я не могу ручаться, что...

— Вам и не надо ни за что ручаться. Вы и так...

— Поговори у меня, женщина!

— Вы... обиделись? Я...

— Ох, отстань. На себя не обижаются...

* * *

12.03.03

Начало марта, а здесь уже так тепло — никак я не перестану этому удивляться... Благодатнейший всё-таки климат... только теперь в этой земле больше мин и осколков, чем семян и ростков...

Но земля всё равно родит. Она, как мать, всех прощает...

Что-то я расфилософствовалась... Ладно.

Короче, дела наши такие — Ахмад работает у Беса в одной из его фирм. С протезами он уже так свыкся, что они совсем незаметны.

Я всё-таки сдалась и вышла в "Маршу" корректором. Подсела на типографскую краску, видимо... Впрочем, Бес продолжает угрожать мне звёздной телекарьерой на частном ТВ-канале, — через третьи руки опять же принадлежащем ему, — что для такой старой нерпы, как я, по меньшей мере, смешно.

Гелани с Беком, естественно, перебрались жить к нам, — не в редакции же, в самом деле, им обитать, — короче, как обычно, обслуживаю толпу мужиков. И ты ещё вспомни при этом, что нохчи воду не носят...

В общем, верчусь, как белка в колесе.

И ещё есть у меня одно подозрение... Ладно, потом... Поинтригую тебя пока. Боюсь сглазить. Потерпи уж, сан йишка...

* * *

Она ещё не успела толком проснуться, когда жёсткая ладонь Ахмада легла ей на губы.

— Кто-то во дворе, — прошептал он. — Будь здесь, не выходи!

Как он выскользнул за дверь, она не услышала. Поспешно натянула одежду. Села на кровать, обхватив себя руками.

Сердце глухо билось.

Когда она услышала за дверью ещё и голос Бека, не выдержала — выскочила.

— Узнаёшь гостя? — глянул через плечо Ахмад.

Ибрагим застыл у входа, держа правую руку под курткой, обводя всех затравленным взглядом. Гелани вошёл со двора, и тот развернулся к нему всем телом:

— Говорю, один я!

— Говори лучше, зачем пришёл. И выметайся, — бросил Бек.

Ибрагим покосился на неё:

— Салман... — Он переглотнул. — Салман стал шахидом.

Дала гIазот къобал Дойла

да примет Аллах его газават

Она прислонилась к стене, прикрыла глаза.

руки на затворе, голова в тоске

а душа уже взлетела вроде

для чего мы пишем кровью на песке

наши письма не нужны природе

— Он сказал... что ты обещала его простить.

Она молча кивнула.

— Он еще говорил... — Ибрагим запнулся, — он сказал, что ты вылечила его...

пока не вспомнит рука

дрожит кастет у виска

зовёт косая доска

я у дверного глазка

под каблуком потолка

Она поглядела на Ахмада.

— И что? — спросил тот спокойно.

Ибрагим по-прежнему смотрел только на неё горящим отчаянным взглядом.

— Ты... а ты... ты можешь так же вылечить... меня?

— Нет! — не раздумывая, бросил Ахмад. — Уходи.

Ибрагим не отрывал от неё запавших глаз.

— Ты... можешь?

— Уходи, — повторил Ахмад сквозь зубы.

— Ради Аллаха... — хрипло выдохнул Ибрагим.

— Ради Аллаха! — отозвалась она эхом.

— Нет! Больше никогда! — гаркнул Ахмад, схватив Ибрагима за плечо. — Уходи!

Тот вырвался, полоснув Ахмада взглядом:

— Пристрели меня тогда!

— Другого кого поищи, — холодно проронил Гелани, тесня Ибрагима к выходу. — Давай-давай!

Тот в последний раз отчаянно обернулся на неё с порога и исчез. Бек и Гелани исчезли следом.

— Я тебе ещё тогда сказал — думать не смей даже! — с силой проговорил Ахмад. — Иди ложись.

Она молча лежала, стараясь дышать ровно, до самого рассвета. Ахмад так же ровно дышал рядом, но она знала — не спал.

Утром, накинув куртку, она только и успела, что спуститься с крыльца.

Холодное дуло упёрлось ей в шею, а ладонь, сдавившая плечо, обожгла даже сквозь рукав.

— Ну! — Ибрагим встряхнул её так, что она ударилась затылком об стену. — Лечи! — И оскалился, поворачиваясь к выскочившим на крыльцо Ахмаду и Беку: — А вы — стоять! Я её убью! Ясно?

— Парень, у тебя же температура, — сказала она тихо. — Ты что, здесь, во дворе, ночевал? С ума сошёл?

-Тебе-то что?! — Ибрагим еще раз встряхнул её, и Ахмад дёрнулся вперёд.

— Собар де (подожди)! — выдохнула она и повернулась к Ибрагиму: — Ты что же думаешь, я смогу это сделать вот так?.. под пистолетом?

Тот заморгал. Металл по-прежнему леденил ей кожу.

— Так ты ничего не добьёшься. — Она сглотнула. — Совсем. Даже если меня застрелишь.