С чего-то приснился юноша, некогда встреченный в доме господина Таэна. Он прикрывал лицо рукой, а вокруг мелькали черные птицы и росли такие же ирисы. Затем вспомнилась Тайлин. Но не так, как было на самом деле — будто она сидит на краю повозки и улыбается, не по-доброму, и не понять, то ли самой вышивальщице, то ли кому-то за ее спиной. Потянуло оглянуться — но и во сне боль помешала.

Сквозь сон и подумалось: умершие уходят на небеса или в Нижний дом, кроме тех, кто стал призраком или нежитью... а жертвы этой нежити? Неужто и впрямь душа Тайлин будет с плачем бродить в холмах долгие годы, века?

Проснулась. И не было здесь никого. Здесь-то не было точно, и не мерещилось ничего, не то что много-много дней назад, когда в подвале сидела. Там горячка была и бред. А здесь только мертвая спутница улыбается из темного угла, будто говоря — ну ты и дуреха... Такой парень был — все глазами прохлопала, теперь он голову из-за тебя сложит. А может, умрет и человек, тебя приютивший. Молодец, ничего не скажешь! А все прибеднялась — мол, серая мышка, совсем безобидная! Нээле расхохоталась, и смеялась, невзирая на вонзившиеся в тело невидимые когти, громко смеялась — голоса послышались из-за двери, но войти к ней не решились. Наверное, жутко звучал смех ведьмы.

Глава 26

Пока госпожин генерал в очередной раз был в отлучке, домочадцы старались — амулеты от ко-йоши разве что под ногами не валялись, монах приходил читать заклинания...

Понять, исчез маленький дух или нет, так и не смогли. Монах из тех, что собирают милостыню на городских улицах, пробормотал нечто туманное о силе, которая держит нечисть в этом доме, и посоветовал прибегнуть к более сильным средствам, вызвать помощников из Храмовой Долины.

Слуги домашние засомневались — Тагари Таэна уехал всего лишь в Срединную, мог вернуться в любой миг, и вряд ли одобрит, если в доме невесть что творится. Монаха-то управляющий пригласил, готовый ответить за самоуправство, но замахиваться на большее не хотел. А брату генерала и вовсе не до того было, да и не любил он монахов.

Так что пока все усилия слуг привели только к тому, что Энори исчез из дома и пропадал невесть где, но явно был в городе, время от времени передавая письменные указания. К концу третьего дня он все же явился, обосновался в саду и велел привести ребенка туда.

Тэни кинулся к нему, словно к спасительной лодке посреди бурной реки.

— Ты здесь! Они все с ума сошли! Вели им прекратить, я больше так не могу! — мальчик держал Энори за рукав, просительно глядя в глаза. Но ответа ему не суждено было дождаться — от ворот прибежал слуга, Энори передал, что его дожидается вестник из дома Кэраи. И тот, высвободившись из рук Тэни, мигом покинул мальчика, оставив того в состоянии недоумения и жгучей обиды.

— Догадаться было бы трудно, но в заварке остались бутоны. Один так называемый "двухсердечник", его изредка можно встретить в садах, но не в этом доме. У него слабый аромат, но красивый густо-розовый цвет у отвара. Второй - "змеиный цветок", он растет ближе к северу, напоминает запахом сразу мяту и розу. Возможно, растения, заваренные вместе, вызвали такие последствия... но нельзя сказать, что это было сделано с умыслом. Простите, — судейский врач поклонился. — Это не яд, по отдельности растения довольно безобидны — их нет смысла подмешивать. По совести сказать, даже я не знал о таком свойстве их сочетания.

— И не может убить?

— Разве что человек очень болен или очень слаб, тогда есть опасность.

— То есть, это могло быть ошибкой, желанием придать питью аромат?

— Могло.

— И умыслом тоже?

— Верно. Но я слышал также, что змеиный цветок используют как приворотное зелье, а про двухсердечник в таком же качестве знают все. В этом деле обвиняют двух юных девушек... каковы их познания в травах?

— У Айсу никаких, — сразу ответил управляющий. — Это здешняя служанка, ей просто негде было научиться. О второй ничего не известно. Но она не имела доступа на кухню, и не смогла бы достать цветы, раз в доме их нет. Правда, эти девушки вроде бы успели сдружиться...

— Эта служанка стала бы рисковать жизнью ради подруги?

— Вряд ли. Айсу очень себе на уме.

— Она могла подложить цветок, не зная, каких он дел натворит, — сказал Ариму, его сюда никто не звал, но он почти силой прорвался. — Хотя могла всего лишь провести вторую, не зная, что та задумала.

— Это уж не моя забота, — врач пожал худыми плечами, одеяние колыхнулось складками. — Сами решайте, что с ними делать. Повторю еще раз — само по себе это не яд.

— Вы хотите, чтобы генерал, как голубиная почта, носился туда и сюда? — сердито спросил Энори.

Судейский следователь уже покинул дом, последствия остался расхлебывать управляющий, бледный в синеву и зелень одновременно. Воистину, словно злые силы ополчились на всю семью!

— Ничего нет опасного. Он уже просыпается, завтра будет в сознании полностью, а еще через пару суток не останется и следа от слабости, — молодого советника, похоже, эта ситуация вовсе не беспокоила, хотя он, в свою очередь, с интересом изучил остатки питья.

— От нас останется мокрое место, когда господин генерал вернется и узнает, что мы его не уведомили!

— Ничего от вас не останется... хм... я лишь хотел сказать, что все уже не будет иметь значения, и господин Кэраи первый за вас заступится и скажет, что я был прав.

— Я все-таки напишу, — управляющий поклонился, поглядывая на столик с бумагой и тушечницей. Страх пересилил в нем доверие.

— Я сам, — Энори протянул руку перед его грудью, словно управляющий мог прямо в этот миг кинуться к столику и начать писать. — Раз вы не можете внять моему совету, хотя бы признайте: я лучше знаю, что нужно сказать.

— Конечно, — управляющий выдохнул так, словно у него с плеч свалилась целая телега с камнями. Он и не думал препятствовать, напротив, был счастлив, что не придется самому подбирать слова.

Спросил неуверенно, чуть заискивающе даже, хоть сам привык распоряжаться:

— Мы, разумеется, всецело виноваты, что не уследили, но господин сам привел эту девушку, несмотря на дурную славу о ней...

— Не беспокойтесь, не собираюсь вас всех оговаривать, — Энори уже расправлял лист бумаги на столике, прижимая деревянной плашкой, — Что касается девушки... — рука с кистью на миг замерла в воздухе, и в нем же начертила какой-то знак, вроде бы от сил зла:

— Тут уж мне предоставьте решать, что делать.

Айсу мучили кошмары. Чудилось, что она идет по ажурному мостику, такому, как в саду господина, и все вокруг тихо, щебечет соловей-черногрудка, и пряди тумана подрагивают между кустами. Слова чьи-то звучали — будто не голос даже, а листва ожила и шуршала, или пела земля, остывая ночью и теплея под утро. Подламывается дощечка под ногой, и Айсу летит в яму, до краев заполненную сколопендрами...

С криком проснулась — осознала, что по-прежнему закрыта в одной из подсобок. Всю ночь не сомкнула глаз, и сейчас, несмотря на то, что в беде оказалась, ее все же сморило. Неудивительно, что кошмары приснились.

Девчонка сцепила пальцы, принялась молиться — губы дрожали, слова получались невнятные. Не дойдет такая молитва до тех, кому предназначена.

А другому молитвы не предназначены, можно лишь надеяться, что поможет, что помнит...

Может, она допустила ошибку, самую страшную в жизни? Скоро узнает, и тогда жизнь эта окажется очень короткой...

Фигурка девочки — со сложенными ладонями, чуть подавшаяся вперед — замерла у выхода. Одна из прислужниц в доме, молчаливая, себе на уме. Именем Айсу — "серебряная". Да, это она упорно смотрела вслед, издалека, уверенная, что не видят ее. Решилась...

— Господин...

Он шагнул к ней с улыбкой, вроде бы не испытав и тени недовольства, что девчонка некстати встретилась на пути. Айсу подняла на него полные тревоги глаза. Прикусила нижнюю губу.

— О чем ты хочешь спросить? — он коснулся ее руки, разводя соединенные ладони Айсу.

— Я бы хотела... — девочка потупила взор, зарделась. — Вам дана... особая сила... читать в душах людей, и другое... Может быть, я... если возможно...

— Ты хочешь, чтобы я научил тебя этому?

— Да, — выдохнула Айсу, и опустила голову, рука ее вздрогнула в руке юноши.

— Понимаю. Но такие способности дорого стоят. Чем ты готова платить?

Девочка посмотрела на него изумленно-растерянно.

— Своей верностью...

— В чем же? В том, что не пойдешь к другому учителю?

— Если надо, я не пожалею жизни...

— Если завтра я потребую ее, согласишься?

Девушка подавленно замолчала.

— Тогда через сколько — и что ты надеешься получить прежде, чем всерьез мне ее предложишь?

Не дождавшись ответа, заключил:

— Тогда тебе не нужно умение, о котором так просишь. Ты не готова расстаться ни с одним из своих сокровищ.

— Я готова! — Айсу умоляюще потянулась к нему — и будто натолкнулась на задумчивый взгляд.

Энори отпустил ее руку. Небрежно, будто отбросил.

— Я рассердила вас?

— Нет... это не так просто, — он улыбнулся ей как всегда, но в глазах проскользнуло нетерпение, чуть ли не досада — так жалеют о напрасно потерянном времени. — Подобный дар есть не у всякого.

— Тогда, может быть, вы скажете, что я должна...

— Нет. Лучше забудь.

Он покинул дом Кэраи Таэна, а девочка смотрела на тропу, где только что был силуэт, щурилась от полдневного солнца и не слышала, как ее окликали. Думала о своем.

...Она почти влюбилась в нового хозяина, когда тот приехал, но не верила, что сможет быть интересна ему. Простая служаночка, на таких и не смотрят. И уже скоро мысли ее вновь вернулись к тому, о ком думала с тайной надеждой.

Но раньше он не наведывался в этот дом, а ей нельзя было часто отлучаться. И вот такая удача...Уже не первый раз он тут, и будет еще. Красивая внешность его скорее мешала — Айсу больше надеялась бы на успех, будь он стар и уродлив. Но зато она была смелой. И не хотела сдаваться.

Глава 27

Нээле то засыпала на четверть часа, то просыпалась — нельзя было сон отличить от яви. Тишина была всюду, все сильней болела голова, а душу затянула серая муть. Ничего нельзя сделать, ничего не смогла — и жалеть о том уже поздно.

Смотрела перед собой, с трудом понимая, видит или зрение потеряла.

Отметила только, что дверь отошла в сторону — за ней что-то было, но девушку это коснуться уже не могло. Для нее мир кончился здесь, в подвале.

Кто-то легкий и быстрый очутился подле нее, миг — и он уже стоит на коленях, совсем близко от девушки.

Нээле с вялым удивлением отметила его появление — нечто бело-серебряное, невесомое, то ли человек, то ли дух... Слишком светлый и легкий для каменного мешка.

Но сейчас ничего не имело значения.

— Нээле.

Осторожно стер уже подсохшую кровь со щеки — Нээле узнала платок, свою вышивку...

— Господин Энори, — неуверенно окликнули его из коридора. — Что-то не так?

Юноша задел рукавом ее плечо, и на перламутровом шелке появилось алое пятно.

— Ты, — одним губами произнесла девушка, позабыв о рангах и обращениях. — Невозможно...

Он теперь касался платком ее лба, рассеченной брови — пальцы были прохладными и чуть снимали боль.

Не умудренный опытом провидец в темных одеждах.

Белое сияющее создание. Белое.

Так вот кому она писала, оказывается.

Теперь девушка уже не смогла бы сдержать слезы — и не пыталась. Они не катились по щекам — лились нескончаемо, и мокрым было не только лицо, но и воротник.

Он попытался вытереть ей и слезы, но платка не хватило — большая часть его была уже красной. Тогда он просто поднял ее и вынес наружу. От яркого света заболели глаза — а небо тоже было красным.

Она так и не поняла, что это закат. Ей было почти все равно, и ничто не пугало — так, как бывает в конце пути. Потом она очутилась в носилках, а там вновь было хорошо и темно, и она снова была одна. Из-за ткани, закрывшей дверцу носилок, донеслось:

— Я запомнил тебя тогда, в этом доме.

Короб качнулся, отрываясь от земли, и девушке показалось, что земли больше никогда под ногами не будет.

Не так давно ее вез друг — к спасению. Куда везет этот?

— Хочешь жить?

Голос шел с той стороны окошка, незнакомый, глухой и холодный. Страшный голос, в кровь проникающий. Но не слушать нельзя — куда отсюда денешься-то?

— Кто ты? — Лиани потянулся вверх, безнадежно пытаясь разглядеть говорившего. Но какое там... еще и ночь на дворе.

— Не трудись. Я могу дать тебе свободу.

— В обмен на что? — быстро спросил молодой человек. А сердце сперва замерло, потом только так застучало.

— Просто беги из города, и побыстрее. С одним условием — поклянешься взять с собой одну вещь.

— Кто ты? — повторил Лиани.

— Я не собираюсь тебе открываться.

Такое знакомое чувство от говорящего... Сейчас легче, нет той безмерной жути, но все же...

— Ты знаешь, кто убивал стражников?

Коротких хриплый смешок был ему ответом.

— Так как, договорились?

— Я один раз уже нарушил слово.

— Ну так не привыкать...

Лиани отошел от окна. Кто бы ты ни был... а не пошел бы ты.

— Стража будет мертва — беги, пока я помогаю тебе.

— Мне не нужна твоя помощь — а такой ценой тем более.

— Это не спасет тех, кто тебя охраняет.

— Если я не смогу тебе помешать — а я постараюсь — уж всяко не побегу.

— Ты мне не веришь, — прилетело с той стороны окна. — Хочешь напоследок сохранить честь, или доброе имя? Твоя девчонка в большой опасности.

— Нээле? — дыхание замерло, и воздуха не хватило. Давно про нее не слышал, и больше узнать ничего не смог. Порой, думал, жива ли еще.

— Не знаю, как ее имя.

— Что с ней?!

— Она попала в очень плохую историю, куда хуже, чем ты, когда увез ее.

— Выпусти меня отсюда!

— Как загорелся сразу! — судя по голосу, говоривший недобро усмехнулся — но молодому человеку почудилась и боль в его голосе. — Если ты намерен сразу кинуться ее выручать, то ты просто глуп. В городе тебя отыщет любая кошка. И тогда конец вам обоим. Уходи подальше, а там поймешь, как быть.

— Ты откроешь дверь?

— Сам справишься, если постараешься — я уже немного помог. А стражи на пути не окажется.

— Зачем ты нам помогаешь?

— Вам?! К тебе у меня нет ни малейшей приязни, но я тебя понимаю. Об остальном тебе знать и вовсе не нужно... пользуйся, пока предлагают! — сказал некто совсем уже зло. И это неожиданно сделало голос вполне человеческим. И леденящей жути заметно убавилось.