Кто поверит эху? - Часть 3

Услышал шорох, напрягся, скосив глаз.

— Это летучие мыши... здесь никого нет, кроме вашего спутника.

Вот как. Знает, почувствовал или догадался про Пулана? Хотя догадаться нетрудно...

— Слухи о вашей смерти прокатились по всей провинции. Выходит, они неверны... Мне надо знать, что случилось.

— Не надо, — ответил он тихо и на сей раз почти своим прежним тоном. — Я пришел по своей воле и никем не подослан. Довольно и этого. Вы скажете, чем я могу помочь?

— Я лучше выслушаю, что предложите.

— Тогда пусть птицы летят... Кто вам не нужен, скажите? Помимо братьев Таэна — с ними у меня свой счет, — юноша в сером расхохотался, наклонив голову.

Тяжко было его видеть таким; хоть и чужой человек — но слишком большая разница с тем искрящимся существом, гладящим тигриную шкуру. Воплощение жизни и юности было, теперь же...

А он, наконец, отодвинулся от дерева — отлепился, вернее сказать. Будто ощутил, что подпорка или защита уже не нужна.

— Вы можете предоставить мне кров на несколько дней и ночей? Или дольше, не знаю пока?

— Это опасно для нас обоих.

— Меня никто не увидит, — тот же нездоровый блеск в слепых потемневших глазах, и усмешка, похожая на оскал. — Мне... нужно быть среди людей, пусть даже оставаясь незаметным. Иначе я, кажется, не скоро смогу понимать до конца, что делаю.

— Но это и в самом деле невозможно, при всем желании и старании...

— Я знал о голубях, но молчал, и продолжу молчать... но голуби — ненадежные вестники, — откликнулся юноша, так же невидяще глядя не просто в упор, а будто внутрь зрачков собеседника.

— Пусть так, но я не могу сменять опасность возможную на неизбежную, — начал северянин, но Энори перебил его.

— Не ту считаете неизбежной. Или я остаюсь здесь, и делаю, что вам угодно, либо... подумайте, что теряете.

— Но послушайте! — риэстиец не знал, сердиться ему или уговаривать. — Это дом, предоставленный мне как послу — здесь, вероятно, слежка на каждом шагу! В доме только трое моих людей, остальных приставили ко мне на время! Я ухитряюсь уходить от их внимания, озираясь на каждом шагу, но еще один человек...

Юноша смотрел на него неподвижным взглядом. Северянин почувствовал, что ночь холоднее, чем показалось вначале, захотелось набросить на плечи что-нибудь теплое.

Энори медленно протянул руку вперед, будто хотел коснуться груди посла. Неприятный это был жест — так змея подползает, не торопясь, вроде безобидно, однако вгоняет в дрожь.

— Позвольте мне придти в ваше жилище. И отыщите меня там.

Рассмеялся:

— Посмотрите, умею ли я быть невидимым!

"Такое — пускать в дом?" — эхом отдалось в голове. Но Энори опустил руку, и северянин помотал головой — отпустило наваждение; в самом деле, мальчишке, видно, чересчур крепко досталось, он и впрямь слегка не в себе. Но если уйдет — прости-прощай планы...

— Тогда и разрешения моего не надобно, — сказал он шутливо. — Раз никто не найдет.

— Мне нужен не просто приют. Чтобы хоть один человек говорил со мной... словно все, как раньше...

— Но много разных людей.

— Мне нужен богатый дом. Но только ваша игра... мне подходит.

Камарен приподнял фонарь, вглядываясь в стоящего. До чего же неприятно даже случайно бросать взор на это... существо, а решать надо сейчас. Что безопасней — держать его при себе и, может быть, угодить в ловушку, или отказаться — тогда он выдаст. А может быть — скорее всего — в доме посла у него есть свой человек. Ведь обязан был кто-то из шпионов жить с Камареном под одной крышей. Вот и способ узнать...

Ну что ж.

— Я не могу привести вас с собой. Но когда вернусь, найду, чем занять слуг, чтобы не видели лишнего... А если еще кто следит, тут я бессилен.

— Согласия мне достаточно, — он снова прислонился к стволу, прикрыв глаза, будто пытался слиться с деревом. В неярком свете фонаря так и казалось — лишь светлые и темные пятна на коре, человека нет.

Северянин чуть поклонился и прямо так, в полупоклоне, шагнул назад; спиной поворачиваться не хотел. Не опасался удара, конечно, только уж очень зябко было от мысли, что может вот так протянуть руку, как недавно... Шелест прошел по листьям. Ветки скользили по одежде, не цепляясь, но неприятно — много-много пальцев.

Лишь вынырнув из-под ветвей, осмотревшись, Камарен перевел дух.

Верный Пулан бдительно прогуливался неподалеку, все было тихо.

— Господин, я бы двести раз подумал, чем предоставлять ему убежище.

— Я подумал. И не двести, а больше. Во всяком случае, мою воздушную почту он никому не выдал. А может, позволь я ему уйти.

— Так проще убить его прямо сейчас! Безопаснее...

— Вот уж нет. Придумал тоже! Лучший способ сорвать все сделанное к полночной бабушке. Не ворчи. Он знает столько, сколько нам и не снилось...

— Чего он там знает! Вы же не верите в эти байки про особый дар!

— Верю я или нет, неважно, и дар тут не знаю при чем — но советником генерала он был. В двадцать-то лет, или сколько ему там...

— Такому, как генерал, нетрудно советовать! Но я бы все же поостерегся насчет Энори. Тут шпионы за каждым камнем, узнают — и придется возвращаться в Риэсту! Ладно, если еще при своей голове.

Пулан недоумевал, возмущался — и Тэйлар Камарен прекрасно его понимал. Тот, кто всегда был мерилом осторожности, совершал глупость за глупостью! Но чутье подсказывало — прими этого парня, как бы ни вопил о безрассудстве здравый смысл. Чутью посол привык верить.

**

Тем временем лазутчики доносили — Мэнго ухитрился завербовать в свое войско тихих Людей Ракушек, живущих в речной пойме на северо-западной границе рухэй. Тихими-то они были, это верно, только неурожай и мороз сделал их еще и сговорчивыми, и они поставили несколько тысяч воинов из молодежи, которой надоело бродить по илу и терпеть притеснения. Рассудили — лучше будем сражаться за своих обидчиков, зато потом жить станем намного лучше.

Эта новость совпала с письмом Кэраи от помощника министра финансов: не иначе как по указанию начальника он сообщал по секрету, что в Столице уже подбирают людей, которым передадут власть над провинцией.

Ясно было, что зимой никого сюда не пришлют, и зимой война не начнется, как и ранней весной. Так что еще пару-тройку месяцев можно было прожить спокойно. Например, самостоятельно удалиться от дел.

Тагари готовился к большому призыву, чтобы, как в старину, выступить всей провинцией. Но Кэраи видел, что крестьяне сражаться совсем не хотят; в отличие от Людей Ракушек, наводнение, погубившее урожай, плохо сказалось на их боевом духе.

Возможность была получить военную помощь от соседей, но в одной из граничащих с Хинаи провинций, Окаэре уже сидел столичный ставленник, второй же, Мелен, управлял давний недруг Тагари. Он пока самостоятельность сохранил, был человек колеблющийся и жадный. Очень жадный, и тоже пострадавший от неурожая. Вот если не вооружать слабых духом крестьян, а заручиться поддержкой настоящего войска...

Это предстояло еще хорошенько обдумать.

Что до случая в конюшне, Кэраи уже почти полностью был уверен — ошибся. Его, вероятно, убивать не хотели, а вот напугать... Так же, как и с сонным отваром. Только здесь просчитались, он не потеряет голову, увидев якобы призрака.

А племяннику стало получше — верно, сказался уход туманов. Воздух теперь был холоднее, но суше.

Под неодобрение всех домочадцев — и его, и Тагари — он отослал монаха, щедро наградив за труды. Но сил уже не было оставлять ребенка в постоянном дыму курений под неусыпное бормотание. Он вновь перевез мальчика в собственный дом. Здесь Тайрену во всяком случае не прислушивался к любому скрипу или шагам, ожидая, что вдруг вернется его воспитатель. Да и дышалось намного легче.

**

Щебечущих женский смех раздавался и тут, и там, и также повсюду горели фонарики — оранжевые, желтые, бледно-зеленые. Покачивались вверх-вниз, и в стороны. Словно очень, очень большие светляки, висящие в воздухе... Казалось, от этого света и смеха теплее на улице. Праздник бумажных цветов, таких же радостных и фальшивых, как фонари-светляки; старшие разошлись по домам или праздновать под чужую крышу, а молодежь никак не хотела покинуть сады Квартала. То в прятки играли, то в снежки, то обменивались бумажными бутонами и устраивали "угадайку".

Ни одной девушки из почтенных семейств не было тут, хоть много богато одетых. Но черный и красный почти не мелькали, обычай не предписывал, каким должен быть теплый зимний наряд. Значит, можно почти что угодно, были бы деньги, не обязателен даже хороший вкус. Но весело, да...

Лайэнэ давно бы ушла — по чести сказать, замерзла, прогуливаясь по дорожкам. Бегать, заливисто хохоча, ей было уже не по возрасту, не по рангу. Ей надарили охапку самых разных бумажных цветов: хризантем, лилий, гербер; с трудом удерживала сразу все стебли, не рассыпая. Больше, чем у любой другой здесь; уже стало хорошим тоном засвидетельствовать ей свое восхищение. Так и до почтения недалеко.

Ушла бы — но Кайто Аэмара велел быть здесь, и она не решилась ослушаться. Уловки уловками, но впрямую отталкивать было опасно. А он, кажется, понял, что она намеренно ускользает... На очередные слова о покровителе, который вряд ли одобрит, и нужно лишь время ответил довольно жестко — достаточно лишь слова отцу, и найдется, что ей предъявить.

Что она может против главы судей провинции?

— О, покровителей у тебя предостаточно, но я не дурак, знаю, о ком ты думаешь, — говорил Кайто, до боли сжимая ее руку. Синяки же останутся, думала Лайэнэ с тоской. Улыбалась. — А знаешь ли, что его почти обвинили в измене? И если б не смерть, помешавшая ответить сполна, он бы слетел со своего высокого места и тебя бы утянул за собой? Скажи спасибо, что после всего на тебя еще кто-то смотрит!

— Он не был изменником...

— Брось, мой-то отец знает достаточно! Просто молчит, раз все решилось и так.

— Что же едва не принял его в свой дом? — не сдержалась Лайэнэ. Кайто от неожиданности выпустил ее руку, запнулся, но быстро нашелся:

— А это была ловушка.

К счастью, он не спросил, откуда знает она сама... Хотя с нее взятки гладки — Энори рассказал.

Но вот Кайто... не ожидала такого упорства от слабохарактерного мальчишки.

Уже пару недель как она пыталась увлечь его новенькой в Кварталах, молоденькой красавицей со снежно-фарфоровой кожей и манерами девочки-скромницы. Поначалу Лайэнэ даже казалось, что успешно — у нее самой Кайто появляться перестал, а девочка вцепилась в него со всем пылом, потрясенная собственным везением.

И вот блестящий ее план провалился.

По счастью, Кайто не дал ей замерзнуть, и они пришли в любимый "бутон" Лайэнэ раньше, чем та превратилась в ледышку. Смотрители уже поставили жаровню, тепло было, ароматное, фиалковое, и почти все равно, кто спутник, лишь бы укрыться от холода.

Если бы не ее любимый "бутон"... тут бывали многие, но, как назло, напоминает все об одном. И Кайто, похоже, чует что-то такое, никак не уймется. И помогая ей снять длинную верхнюю иссу, отороченную лисой, все болтает.

Забрал охапку бумажных цветов, небрежно положенную на столик, сунул в пустую напольную вазу. За такой букет меня бы наставница этой вазой, мелькнуло в голове у молодой женщины. Красные, желтые, голубые, лиловые... нет белых. Еще недавно, поздним летом этот цвет вызывал только ненависть...

Кайто будто прочел ее мысли. Хохотнул:

— Говорили, он не совсем человек. Будто матерью его была тери-тае. Как, призраком не являлся? Говорят, его уже видели несколько раз.

Лайэнэ делано засмеялась. Что-то стукнуло по окну, верно, упала небольшая ветка. Говорят, на юге, за проливом, мастера сумели изготовить диковинку — прозрачное большое стекло, и вставить его в оконную раму. Страшно было бы ночами смотреть на него...

— Не выпьете ли со мной? — спросила она.

Жидкость в голубоватом флаконе, чуть вяжущая на вкус, но вино перебьет его. Лайэнэ не составило труда влить в чашу несколько капель незаметно для Кайто. А он был доволен и весел, сейчас не заметил бы, проделай она это три раза подряд не таясь.

— Долго пришлось добиваться твоей благосклонности, но я-то знал, что ты просто кокетничаешь, — говорил он, отпивая глоток за глотком. А она сидела на подушке, брошенной на пол, смотрела на гостя снизу, поигрывала концом его золотого пояса и улыбалась призывно.

Только когда он завалился вбок, не выпуская чаши из руки, улыбка стала медленно сходить с губ Лайэнэ.

Все подобные ей знали секрет. Несколько капель в вино, и человек почти сразу уснет, проснется счастливым и ничего не вспомнит. Этим же зельем порой пользовались женщины, чтобы ограбить доверчивую жертву. За это грозили суровые кары...

Но и без цели поживиться чужим добром такое делали порой и красавицы Квартала, и Лайэнэ считала, что это непростительно. Нечестно. И небезопасно. Может быть, на сей раз это ей сойдет с рук, но больше нельзя пользоваться силой зелья. Каким бы недалеким ни был Кайто, он не дурак.

Лайэнэ смотрела на спящего. У многих лица во сне менялись, но чтобы так, ей видеть не доводилось. Наследник, самодовольный баловень судьбы... домашний котенок-подросток, такой же беспомощный и безвредный! И без того молодое лицо совсем разгладилось, улыбка из хвастливой стала какой-то счастливо-растерянной.

Эх...

Говорят, выпившим зелье снится то, с мыслью о чем они заснули. Значит, сейчас он видит ее во сне, и, может быть, поутру будет уверен, что ночь не пропала даром. Может, оставит ее в покое? Ой, вряд ли. Скорее наоборот.

Она могла бы уйти к себе домой, никто не обязывал оставаться тут до утра, но пропало желание бродить по темноте. Да и согреться никак не могла до конца. Заснуть Лайэнэ не сумела бы тоже, и, подобрав юбки, устроилась на кушетке, разглядывая некогда оставленный тут подарок очередного поклонника — свиток старинных сказок, украшенный причудливыми рисунками.

Страшными были сказки, но иных душа не просила. Отвлекали зато хорошо.

Перевалило за полночь, значки начали расплываться перед глазами — полночь не срок, нередко до рассвета не спала, но, видно, устала за последние дни, а то и недели. Только вот книга от мыслей о Кайто, от чувства вины отвлекла, а взамен пригнала другие мысли, совсем неуютные. Поскрипывание деревьев за окном, тягучее поскуливание ветра — в одиночестве и в светлое время неуютно будет, если один. А уж ночью...

Недавние страхи снова проснулись в душе, и на сей раз Лайэнэ поняла, что не успокоится, прежде чем не развеет их или не утвердится в их обоснованности. Вспомнила слова Лиани о нежити. Не поверила парню тогда, а ведь могла бы узнать куда больше. Почему, когда не надо, человек бывает настолько слеп... И где теперь отыскать Лиани?

Светлый силуэт у озера, и слова товарки, и пропавшая флейта...

Стал ли Энори после смерти обычным призраком? Но те, хоть могут убить, не способны забрать предмет. И мелькнувшая у окна черная птица, которой тут не место зимой...

Лийэнэ лихорадочно залистала страницы, ища, как защититься от нечисти. Разные были названы способы, даже от кровожадных тори-ай можно было спастись, если плеснуть им в глаза горячим вином. Только от Забирающих души, проклятия горных троп, не находилось защиты.