Полынный ветер. Часть 1. След в небе

Но не было ни сочувствия, ни злорадства. Лишь чёткое понимание, что поступил правильно: васпы не любят оставаться должниками. А уж офицеры — тем более. Значит, нельзя дать Отто умереть, и тогда ситуация может обернуться в его, Кира, пользу.

Преторианец захрипел сильнее. По телу пробежала судорога, будто через мышцы пропустили ток. Кир чертыхнулся и огляделся.

Буря подчистую слизала хуторок. Из снега торчали обломки деревянных стропил и балок, грудами высились уцелевшие кладки печей. Лишь на окраине, почти у самого леса, виднелась пара уцелевших изб. От одной из них отделилась фигура и спешно направилась в их с Отто сторону. Это был тот самый молодой васпа, что привел Кира на допрос.

— Ранен? — приблизившись, глухо спросил он.

На Кира не смотрел, прошел, как мимо фонарного столба, и стало понятно — его интересует только судьба офицера. Кир нахмурился и ответил сухо:

— Да, придавило балкой, — и не преминул добавить: — Я вытащил.

Бывший конвоир не ответил. Он склонился над преторианцем, бегло осмотрел раны, затем подхватил его под мышки, и велел:

— И ты бери.

Киру не понравился командный тон, но он все-таки обхватил руками заляпанные кровью сапоги. Правда, не очень усердствовал — больная рука давала о себе знать.

Отто втащили в избу и кое-как уложили на мерзлую солому. И Кир понял — поторопился хоронить своего палача. Организм васпов отличался крайней живучестью, вот и теперь Отто дернулся, зашелся в кашле и повернулся на бок, сплевывая в солому слюну и кровь. Уцелевшие васпы отпрянули, сгрудились у дальней стены, обмениваясь взволнованными взглядами. Тогда Отто утерся рукавом, размазав кровь по лицу, и проговорил глухо:

— Все вон.

Васпы бросились к двери, не смея ослушаться приказа. Кир тоже повернулся уходить, но замешкался, раздумывая: может, стоит остаться и напомнить преторианцу о долге? Но Отто все решил за него. Слова ударили в спину, точно хлыстом.

— К тебе, сучёныш, разговор есть.

Кир вздрогнул, протестующе вскинул голову, но встретился взглядом с ледяными пронзительными глазами офицера. Даже от тяжело раненого, кулем лежащего на соломе преторианца исходила сила, которой не хотелось перечить.

Колени словно подрубили. Кир покорно присел рядом, кивнул:

— Говори.

Отто болезненно ухмыльнулся.

— Долг я верну. И слово сдержу. Только если продашь — пеняй на себя. О долге забуду. И цени, что предупредил...

Окончание фразы потонуло в хрипах. Отто снова закашлялся и без сил отвалился на подстилку. А Кир остался сидеть, стиснув в побелевших кулаках пучки прелой соломы. Слова Отто лишили его уверенности в правильности своего поступка, и под сердцем заворочался и принялся точить червь сомнения. Глупо было верить в порядочность ката. Глупо надеяться на чью-то помощь.

Преторианец забылся тяжелой дремотой, и Кир сначала осторожно отполз от его лежанки, а затем поднялся на ноги и поспешно вышел за дверь.

Нужно прочистить мозги, а заодно поразмыслить над своей дальнейшей судьбой.

Сделав несколько глотков освежающего морозного воздуха и немного успокоившись, Кир заметил стоявших неподалеку васпов. Они что-то негромко обсуждали, а один из прошлых конвоиров Кира — тот, что всегда молчал — изъяснялся знаками. Достаточно неловко, надо признать. Он первым заметил Кира, и замычал, дернул стоящего рядом за рукав. Васпы замерли и затихли. Шесть пар внимательных глаз уставились настороженно и недобро. Так смотрят на чужака. Так на Кира смотрели мужики в деревеньке. Одно неверное движение, одно неправильно истолкованное слово — набросятся.

"Не время о дурном думать, — решил он про себя. — С таким соседством — успеется".

И, памятуя о том, что лучшая защита — это нападение, сказал строго, будто его уже избрали старшим:

— Нужны дрова. Печь затопить. А то он околеет — много крови потерял.

Васпы косо переглянулись. Должно быть, решительный тон возымел действие. От группы отделились его недавние провожатые: может, решили, что раз первые его обнаружили, то отныне должны присматривать за ним.

— Идём, — сказал тот, что помоложе.

И медленно двинулся по сугробам в сторону опушки. Молчун махнул Киру рукой — мол, иди следом! И тот пререкаться не стал.

Топоров не было. Но это не стало проблемой — сухостой в зиму ломок, можно и голыми руками справиться. Тем более, после бури осталось много валежника. И Кир уже представлял, как запляшет огонь, похрустывая ветками, и как утлое жилище наполнится желанным теплом. Был бы огонь да пища, а остальное — приложится.

Утопая по колено в сугробах, Кир ломал одну ветку за другой, и на время позабыл о своих спутниках. А зря.

Хруст ломаемых веток за спиной прекратился, вместо него послышались шаги. А затем что-то тяжелое ударило Кира по затылку.

И с высоты своего роста он рухнул лицом в снег...

* * *

Когда сознание вернулось, Кир первым делом подумал, что уже находится в избе, и пламя отплясывает у самого его лица, опаляя кожу жаром и обсыпая угольками. Но, проморгавшись, увидел все тот же бесконечный снег вокруг, все те же искореженные черные стволы.

А еще — тени. Багряные, пляшущие, как бесы из пекла.

Кир утер рукавом лицо и поморщился от боли — видно, ободрал кожу о наледь и ветки. Затылок гудел. Кир попытался сфокусировать взгляд, и теперь стало ясно, что это не бесы отплясывали адский краковяк, а дрались васпы. Старший мычал и тряс за грудки младшего, а тот сопел громко и пытался вывернуться из захвата.

Кир попытался встать, ухватился рукой за обломанную ветку, и та хрустнула, словно выстрелил холостой патрон. Старший обернулся на звук. Младший, воспользовавшись его замешательством, извернулся змеей и едва не выскользнул из гимнастерки.

— Все из-за тебя! — с ненавистью бросил он Киру.

Старший снова занес кулак, но младший уже отодвинулся на безопасное расстояние и крикнул:

— Уходи! Без тебя было лучше!

— Ушел бы, да ваш начальник не пускает, — сухо ответил Кир. — Кстати, он в долгу передо мной. Интересно, что сделает с теми, кто его спасителя убить пытался?

— Я не пытался! — в отчаянии огрызнулся младший. — Я был его адъютантом. А теперь — он выберет тебя. Ты спас! Не я!

Когда до Кира дошёл смысл сказанного, он запрокинул голову и расхохотался. Слезы обожгли ободранную кожу, и Кир помотал головой, выдавил хрипло:

— Этакого счастья мне и не хватало!

Васпы исподлобья смотрели на него, как на умалишенного. Но Кир почувствовал облегчение. Его не пытались убить. Пытались только устранить с дороги конкурента.

Отсмеявшись, Кир вытер слезы и произнес как можно более дружелюбно:

— Не волнуйся — мне это вовсем не нужно.

— Правда? — недоверчиво переспросил младший.

— Более чем, — заверил Кир и недобро оскалился: — Эта тварь уничтожила мою семью. Зачем мне ему прислуживать?

Младший дернулся, как от пощечины, сжал кулаки.

— Ты называешь господина офицера "тварью"? Он тебя облагоденствовал! Избавил от жалкого существования! Неблагодарный!

Кир отмахнулся и принялся выбираться из сугроба на проторенную тропу.

— Разберемся, — буркнул он. — Ты не лезь.

Старший васпа снова показал младшему кулак, кивнул Киру, словно поддерживая его, и побрел собирать оброненные ветки.

— Что это с ним? — шепотом обратился Кир к младшему.

Тот, наконец, понял, что опасности никакой нет, поостыл и расслабился.

— Эд немой, — пояснил юноша и продолжил: — Попал в плен к людям. — Васпа помолчал, подумал и добавил немного застенчиво: — Я — Рэй.

Кир тоже назвался, и инцидент был исчерпан. Валежник дособирали молча, и хотя, представившись, васпы обрели личину и плоть, тем самым став понятнее и ближе, Кир суеверно опасался вновь предаваться мечтам о теплой печке. Но на обратном пути все-таки не выдержал и задал вопрос, не дававший ему покоя с момента появления в лагере:

— Как давно вы здесь?

Рэй остановился, поправил вязанку, должно быть, просчитывая что-то в уме.

— Чуть больше недели. После поражения. И около месяца, как Эдом с ребятами сбежали из плена. Их пленили ещё до падения Улья...

Эд покосился на него через плечо, но шага не сбавил, продолжил размеренно брести вперед, а Кир, наоборот, остановился.

— Когда погибла Королева, — тихо продолжил Рэй, — с господином офицером случился припадок. Всё вокруг рушилось. Я кое-как дотащил его до ангара. Взяли одну машину. Это был не бой — бойня, — юношу передёрнуло от воспоминаний. — Нас подбили минут через десять. Мне удалось посадить вертолёт. Выбрались до того, как рванул бак. Долго шли. Без цели. На третью ночь увидели огонь. Там были Эд и другие. Господин офицер возглавил нас.

Воспоминания и монолог подкосили его. Рэй опустился на вязанку хвороста и обхватил голову руками. Эд тоже остановился и бросил хворост на землю. Он не повернулся, стоял, сгорбившись, понурив голову. И Кир испытал что-то вроде жалости к ним.

— За что же вы сражались потом? — с сочувствием спросил он.

Рэй поднял на него покрасневшие глаза.

— Господин офицер говорит: нужно мстить.

— А ты? — спросил Кир. — Чего хочешь ты?

Рэй снова тяжко вздохнул.

— Я хочу умереть. Вернуться в Улей, и умереть там, где умерла Она...

Его голос задрожал и надломился. И вслед за жалостью пришло раздражение.

— Разве её смерть не повод начать жить по-своему? — резко осведомился Кир.

Рэй качнул головой.

— Так я жил раньше.

— А теперь?

— Теперь ничего нет. Разве ты ещё не понял? Ни-че-го!

Кир заглянул ему в глаза, а показалось — в бездну. Ту самую, что была вначале мира и будет в его конце. В тёмную бесконечную пустоту.

И накатил страх...

* * *

Огонь бесновался в печи и жадно пожирал дрова.

Васпы перетащили преторианца поближе к теплу. Эд обработал и перевязал раны, и Отто, наконец, перестал дрожать и забылся тяжёлым сном. Рэй снял с огня котелок — пока он с Киром ходил за растопкой, остальным удалось изловить пару тощих ворон и раздобыть под завалами немного крупы. Вышел нехитрый ужин.

В молчании ели прямо из котла. Приберегли и для Отто — страшило остаться без командира. И Кир не мог понять: почему? Вместо того чтобы радоваться обретенной свободе, они тяготились ею. Это рабское отношение к жизни пугало, ибо нет никого страшнее и упрямее раба, мечтающего вернуть свои цепи...

Невесёлые размышления Кира прервало пробуждение преторианца: его разбудил запах пищи — у васпов тонкое обоняние. Отто попросил воды, которую ему тут же услужливо принёс Рэй. А напившись, снова потребовал, чтобы все удалились, оставив их с Киром наедине.

Васпы послушно ушли в сени и прикрыли дверь. Отто немного помолчал, буравя Кира ледяным взглядом. Наконец, прохрипел:

— Втёрся в доверие?

Кир промолчал, но взгляд выдержал, не отвернулся.

— Или по-прежнему мечтаешь вернуться к людям? — выдавил Отто, и голос звучал, будто из-под толщи воды. — Молчишь... Значит, угадал.

Его лицо задергалось, на лбу выступили бисеринки пота. Видимо, каждое слово давалось с трудом, и Кир недобро радовался мучениям врага.

Отто втянул воздух сквозь сжатые зубы, оперся ладонью о скамью, пытаясь принять сидячее положение.

— Видел Эда? — вдруг просипел он.

Кир решил, что лучше поддержать разговор, иначе офицер может подумать, что он трусит, поэтому кивнул и ответил:

— Да. Рэй сказал — он немой.

— И тебя это не удивило? — глаза Отто поблескивали в лихорадке, будто иней. Не глаза — оледенелое стекло. Кир сглотнул комок, но все-таки ответил:

— Нет. Все васпы изувечены. Я еще не забыл, как ты издевался надо мной в пыточной!

Отто ухмыльнулся, словно эти слова были ему приятны.

— Да, но заметь, — прохрипел он. — Язык я тебе не вырезал... — помолчал и добавил со значением: — хотя стоило...

— Эду отрезали язык? — Кира проняло холодком.

Он отступил на шаг и обернулся, будто искал помощь. Но не было никого, лишь тени сновали по стенам, да за закрытой дверью тихо переговаривались васпы. Они не помогут. Кир для них — чужак. Везде чужак.

— Да. Люди, — сказал Отто. — Разве мы так поступали с неофитами?

— Вы поступали гораздо хуже, — упрямо сказал Кир. — Убивали душу.

Отто досадливо поморщился.

— Избавь меня от этих бредней о душе. Люди, со всей своей душой, слабаки. Эда резали наживую. Разве человек выдержал бы такое?

Кира замутило. Ноги сделались ватными, застарелой болью отозвались собственные шрамы.

— Да у тебя, никак, от одного рассказа коленки дрожат, как у девицы? — с издевкой подметил Отто, и внутри у Кира все похолодело. — Слюнтяй! Будь ты настоящим васпой, ты бы выдержал. Как Эд. Неблагодарный щенок. Я дал тебе силу... а ты...

Он закашлялся, и кашлял долго, надрывно, сплевывая сгустки слюны и крови. Не переставая кашлять, дрожащей рукой потянулся за кружкой, но не удержал равновесия, и упал обратно на подстилку, стукнувшись, при этом, головой о край печи. Звук словно отрезвил Кира: дрожь в коленях прошла, и он едва подавил смешок.

Это ничтожество говорит с ним о силе? Киру захотелось, чтобы преторианец попросил его о помощи, и тогда Кир просто нагло рассмеется ему в лицо. Но Отто молчал. Только зубы заново начали выстукивать дробь — его снова знобило.

— Тяжело... говорить, — с усилием выдавил Отто. — Подойди.

Кир не сдвинулся с места.

— Ты затеял этот разговор.

Отто помолчал, глядя мимо Кира застывшим взглядом. Потом сказал спокойно:

— А ты... далеко пойдёшь. Если кому-нибудь не надоест твоё хамство, щенок.

— Пошёл бы, — не остался в долгу Кир, — если бы ты, ублюдок, не перепоганил мою жизнь.

— Так! — каким-то странно восторженным шёпотом сказал Отто и прикрыл глаза. — А хочешь... скажу тебе, какой была бы твоя жизнь? — не дождавшись ответа, начал: — Когда я подошёл к твоему дому — от него за версту смердело слюнтяйством. Твой отец... был подкаблучником. А мать... Она бегала за тобой, как наседка. Вытирала сопли и кормила с ложечки...

Отто ухмыльнулся зло, а Кир стоял, постепенно наливаясь гневом, но понимал, что ничего сделать теперь не может, и оставалось только, что в бессилии сжимать кулаки да слушать шепот ублюдка.

— Даже дочь не пожалела... — продолжал тот. — И других щенков, и себя саму... лишь бы любимчика уберечь... Кем бы ты вырос в такой семье? Размазнёй да белоручкой! Тебе самому не противно...

— Довольно!

Кир повернулся к преторианцу спиной. Нужно закончить этот разговор. Уйти, пока он не размазал эту гниду по стенке. Кир не спустит это с рук. Обязательно отомстит. Но позже.

Юноша вышел на крыльцо и сел прямо на стылые порожки, жадно глотая морозный воздух и не обращая внимания на прохаживающегося рядом часового. В груди жгло — там разгорался пожар ненависти. И в голове по кругу ходили злые мысли.

"В том мире, у меня была бы любовь, — думал Кир. — Но ты, мразь, отнял у меня все. Ты измарал меня своей тьмой, сделал монстром и чужаком. И этого я тебе никогда не прощу!"