Джейми заметил, что у сестры слегка сморщился подбородок, и понял, что Дженни близка к панике. Он подумал, что и сам почти в таком же смятении.
— Вот как? — подчёркнуто спокойно переспросил он. — Ну, ладно, тогда я поищу его. Где он может быть?
Мальчик беспомощно пожал плечами.
— Где угодно, мсье.
Оставив Дженни на пристани караулить багаж, Джейми пошёл обратно по улицам, прилегающим к гавани. Большой медный полупенсовик (В 1672 г. Карл II ввёл в оборот медный полупенсовик. В 1717 г. Георг I выпустил полупенсовики, по размеру немного меньшие, чем старые. Народ не принял их, поэтому монеты вскоре приняли обычный размер, который практически не изменялся до второй половины XIX века — прим. перев.) обеспечил ему услуги одного из сорванцов, которые болтались у лавок в надежде на полусгнившее яблоко или неохраняемый кошелёк, и Джейми решительно последовал за своим проводником в грязные переулки, держа одну руку на кошельке, а другую — на рукояти дирка.
Брест был портовым городом, и жизнь там била ключом. Это означало, прикинул Джейми, что приблизительно каждая третья здешняя жительница — проститутка. Несколько работающих без сутенёров шлюх окликнули его, когда он проходил мимо.
Понадобилось три часа и несколько шиллингов, чтобы найти, наконец, мертвецки пьяного шкипера с 'Эвтерпы'. Джейми бесцеремонно отпихнул в сторону шлюху, которая спала рядом, и грубо разбудил его, приведя в чувство пощёчинами.
— Корабль? — тупо уставился на него мужчина, потирая рукой небритое лицо. — Твою мать. Кого это волнует?
— Меня, — процедил Джейми сквозь стиснутые зубы. — А сейчас будет волновать и тебя, засранец. Где корабль, и почему тебя на нём нет?
— Капитан меня оттуда вышвырнул, — угрюмо признался мужчина. — Не поладили мы с ним. Где корабль? Думаю, на пути в Бостон. — Шкипер неприятно осклабился. — Если ты достаточно быстро плаваешь, может, и догонишь его.
ДЖЕЙМИ ПОНАДОБИЛИСЬ ОСТАТОК ЗОЛОТА и умело рассчитанная смесь угроз и уговоров, но он нашёл другой корабль. Тот направлялся южнее, в Чарльстон, но в данный момент Джейми устраивало, что он попадёт на нужный континент. А уж в Америке он решит, что делать.
Когда 'Филомена' вышла в открытое море, мрачная ярость Джейми начала, наконец, стихать. Вцепившись в перила, Дженни стояла рядом с ним, маленькая и молчаливая.
— Что, a pìuthar (сестра, гэльск., — прим. перев.)? — положив руку ей на талию, Джейми осторожно помассировал ей поясницу костяшками пальцев. — Горюешь по Йену?
Дженни отозвалась на его прикосновение, на секунду прикрыв глаза, потом открыла их и, нахмурившись, посмотрела вверх, на брата.
— Нет, мне очень не по себе, когда я думаю о твоей жене. Она будет злиться на меня. Из-за Лири.
Джейми не мог удержаться от кривой ухмылки при мысли о Лири.
— Из-за Лири? Почему?
— Из-за того, что я сделала, когда ты привёз Клэр из Эдинбурга обратно домой, в Лаллиброх. Я и перед тобой не извинилась за это, — добавила она, пристально глядя ему в лицо.
Джейми засмеялся.
— А я ведь тоже перед тобой не извинился. За то, что привёз Клэр домой и, как настоящий трус, до нашего приезда не рассказал ей о Лири.
Морщинка между бровями Дженни разгладилась, и её глаза вновь заискрились.
— Ну да, — подтвердила сестра, — не извинился. Значит, мы в расчёте?
Джейми не слышал этих слов от сестры с тех пор, как в четырнадцать лет уехал из дома к дядьям в Леох.
— В расчёте, — ответил он и обнял Дженни за плечи, а она его — за талию.
Тесно прижавшись друг к другу, они наблюдали, как последний краешек Франции погружается в море.
ГЛАВА 93
СЕРИЯ КОРОТКИХ, РЕЗКИХ УДАРОВ
Я ЗАПЛЕТАЛА КОСИЧКУ ФЕЛИСИТЕ на кухне Марсали, успевая приглядывать за стоявшей на огне кашей, когда над дверью типографии зазвенел колокольчик. Перехватив конец косы лентой и второпях наказав девочкам следить за овсянкой, я вышла принять заказчика.
К моему удивлению, пришёл лорд Джон. Но таким лорда Джона я никогда раньше не видела. Не столько растрёпанным, сколько убитым: всё было в порядке, кроме его лица.
— Что? — сильно встревожилась я. — Что стряслось? Генри...
— Не Генри, — хрипло ответил он и положил руку на прилавок, словно для того, чтобы удержаться на ногах. — У меня... плохие новости.
— Я вижу, — немного резко заметила я. — Садитесь, ради Бога, а не то упадёте.
Он помотал головой, словно лошадь, отмахивающаяся от мух, и посмотрел на меня. Его потрясённое лицо было мертвенно-бледным, а веки покраснели. Но если это не Генри...
— О, Боже, — сказала я, и грудь словно обручем сдавило. — Дотти. Что с ней случилось?
— 'Эвтерпа', — выпалил Джон, и я, потрясенная до глубины души, застыла столбом.
— Что? — прошептала я. — Что?
— Утонула, — произнёс он чужим голосом. — Утонула. Со всеми, кто находился на борту.
— Нет, — возразила я, стараясь вникнуть в смысл слов, — нет, этого быть не может...
Грей впервые посмотрел мне прямо в глаза и схватил за предплечье.
— Послушайте, — сказал он, и его пальцы сжали мою руку так, что мне стало страшно.
Я попыталась вырваться, но не смогла.
— Послушайте, — повторил он. — Я узнал об этом нынче утром от знакомого капитана военного флота. Я встретил его в кофейне, и он подробно рассказал о трагедии. Он её видел.
Голос лорда Джона дрожал, и он на какое-то мгновение умолк, плотно сжав челюсти.
— Шторм. Капитан преследовал корабль, чтобы остановить его и взять на абордаж, но тут налетела буря и обрушилась на оба судна. Корабль капитана, хоть и изрядно потрёпанный, уцелел и дотащился до берега, но он видел, как 'Эвтерпу' захлестнуло, по его словам, из-за брочинга (Брочинг — потеря управляемости судном (вплоть до опрокидывания) в связи с тяжёлыми погодными условиями. — прим. перев.) — понятия не имею, что это такое...
Лорд Джон махнул рукой, раздражённый тем, что отвлёкся от темы.
— 'Эвтерпа' затонула на глазах капитана. 'Робертс' — его корабль — держался неподалёку в надежде подобрать выживших. — Грей сглотнул. — Никого не осталось.
— Никого, — тупо повторила я.
Я слышала, что он говорит, но не понимала значения слов.
— Он мёртв, — тихо сказал лорд Джон, отпуская мою руку. — Его нет.
С кухни донёсся запах сгоревшей каши.
ДОЙДЯ ДО КОНЦА УЛИЦЫ, Джон Грей остановился. Он начал ходить взад-вперёд по Стейт-стрит ещё до рассвета. Солнце поднялось уже высоко. Влажные от пота песчинки раздражали шею, грязь и навоз заляпали чулки, а гвозди в подошве башмака, казалось, впиваются в ступню при каждом шаге. Грею было всё равно.
Перед ним протекала река Делавэр, грязная и воняющая рыбой. Люди толкались и проходили мимо него, толпясь у конца пирса в надежде попасть на паром, который медленно направлялся к ним с противоположного берега. Поднялись небольшие волны, и тревожный шум, с которым они бились о причал, казалось, так подействовал на ожидающих, что те начали толкаться и пихаться, а один из солдат на пирсе, сняв с плеча мушкет, отшвырнул им женщину.
Споткнувшись, она вскрикнула, и её муж, как бентамский петушок-задира (Куры породы бентам, или бентамки, ведут своё происхождение из Японии. Являются самыми крошечными представителями куриного рода — прим. перев.), бросился вперёд со сжатыми кулаками. Солдат, оскалившись, что-то сказал и замахнулся ружьём; его приятель, привлечённый шумом, обернулся посмотреть, и этого оказалось достаточно, чтобы кучка людей в конце причала вдруг заволновалась, а остальные начали кричать и вопить, когда находившиеся сзади постарались убраться подальше от свары. Мужчины в толпе попытались оттеснить их и кого-то столкнули в воду.
Отступив на три шага, Грей наблюдал, как два маленьких мальчика с искажёнными от страха лицами выбрались из толпы и кинулись вверх по улице. Он услышал, как обезумевший высокий женский голос звал откуда-то из толпы: 'Итан, Джонни! Джо-о-о-о-о-онни!'
Какой-то смутный инстинкт подсказывал лорду Джону, что он должен выйти вперёд, крикнуть, взять всё под контроль, навести здесь порядок. Но он повернулся и зашагал прочь.
Джон говорил себе, что сейчас на нем нет мундира, что его не станут слушать, что возникнет неразбериха и он принесёт больше вреда, чем пользы. Но он не привык лгать самому себе и тотчас отмёл эти доводы.
Грей и раньше терял людей. Некоторых из них он горячо любил — больше жизни. Но теперь он потерял себя.
В полнейшем оцепенении Джон медленно вернулся к своему дому. С тех пор, как пришло известие, он не спал. Только несколько раз от полного физического истощения он ненадолго забывался, обмякнув в кресле на веранде Мерси Вудкок, а когда просыпался, покрытый липким соком растущих во дворе платанов и крошечными зелёными гусеницами, спустившимися с листьев на невидимых шёлковых нитях, не мог понять, что происходит.
— Лорд Джон.
Он пришёл в себя от настойчивого голоса, и до него дошло, что кто-то уже несколько раз его окликнул. Джон остановился и, обернувшись, обнаружил капитана Ричардсона. Голова у Грея была как в тумане, а лицо, по-видимому, выглядело отрешённым, потому что Ричардсон взял лорда под руку в самой фамильярной манере и потащил в таверну.
— Пойдёмте со мной, — вполголоса сказал Ричардсон, отпустив его руку и кивком указывая на лестницу.
Сквозь окутавший его туман лорд Джон начал ощущать нечто похожее на любопытство и настороженность, однако он пошёл, и стук его башмаков гулко отдавался в пролёте деревянной лестницы.
Ричардсон закрыл за собой дверь комнаты и заговорил, прежде чем Грей успел собраться с мыслями, чтобы расспросить его о крайне необычных обстоятельствах, о которых рассказал Уильям.
— Миссис Фрейзер, — произнёс Ричардсон без предисловий. — Насколько хорошо вы её знаете?
Грей настолько опешил от вопроса, что ответил.
— Она жена... вдова, — поправил он себя с таким чувством, будто вогнал булавку в свежую рану, — хорошего друга.
— Хорошего друга, — повторил Ричардсон, не вкладывая в слова какого-то особого смысла.
'Вряд ли у кого-то может быть более неприметная внешность', — подумал Грей, и внезапно перед ним услужливо всплыл образ Хьюберта Боулса. (Хьюберт Боулс — персонаж повести 'Лорд Джон и личное дело' — прим. пер.). Самыми опасными шпионами оказывались люди, на которых никто не посмотрел бы дважды.
— Хорошего друга, — твёрдо повторил Грей. — Ведь его политические пристрастия больше не имеют значения?
— Не имеют, если он и вправду умер, — согласился Ричардсон. — А вы думаете, он мёртв?
— Я в этом совершенно уверен. Что вы желаете узнать, сэр? У меня дела.
Ричардсон слегка улыбнулся, услышав это заведомо ложное заявление.
— Я собираюсь арестовать леди как шпионку, лорд Джон, и, прежде чем это сделать, хотел бы удостовериться, что с вашей стороны нет... личной заинтересованности.
Грей довольно резко сел, сцепив на столе руки.
— Я... она... Какого дьявола?
Ричардсон учтиво уселся напротив него.
— В течение последних трёх месяцев, а может, и дольше, она распространяла по всей Филадельфии материалы, подстрекающие к мятежу. И, предвосхищая ваш вопрос: да, я уверен. Один из моих людей перехватил кое-что — взгляните, если хотите.
Он полез за пазуху и вытащил неаккуратную пачку бумаг, явно прошедших через множество рук. Грей не думал, что Ричардсон его обманывает, но тянул время, не спеша их рассматривая. Положив документы, он почувствовал себя обескровленным.
— Я слышал, что эту леди принимали в вашем доме и что она часто бывает в доме, где проживает ваш племянник, — сказал Ричардсон, и его глаза пытливо остановились на лице Грея. — Но она не... друг?
— Она врач, — ответил Грей и испытал лёгкое удовлетворение, увидев, как взметнулись вверх брови Ричардсона. — Она оказала... величайшую услугу мне и моему племяннику.
Ему пришло в голову, что, наверное, к лучшему, что Ричардсон не знает, сколь велико уважение, которое лорд может питать к миссис Фрейзер, так как если негодяй поймёт, что у Грея есть личный интерес, то ничего больше ему не сообщит.
— На этом всё, — добавил он самым небрежным тоном. — Конечно, я уважаю эту леди, но привязанности нет. Нет.
И Грей решительно встал и ушёл, так как дальнейшие расспросы показали бы, что судьба Клэр ему не безразлична.
Он пустился к Уолнат-стрит, больше не чувствуя отупения. Он снова стал самим собой: сильным и решительным. В конце концов, он мог оказать Джейми Фрейзеру ещё одну услугу.
— ВЫ ДОЛЖНЫ ВЫЙТИ ЗА меня, — повторил лорд Джон.
Я услышала его и в первый раз, но от повторения фраза не стала более осмысленной. Я сунула в ухо палец и покрутила его, затем повторила процесс с другим ухом.
— Вы просто не могли сказать то, что я сейчас услышала.
— Именно это я и сказал, — возразил он: вернулась его обычная сухая резкость.
Отупение от шока начало проходить, и что-то ужасное полезло из маленькой дырочки в моём сердце. Я не могла смотреть на этот ужас, и поэтому уставилась на лорда Джона.
— Я знаю: у меня шок, — признала я, — но уверена, что ни бреда, ни слуховых галлюцинаций у меня нет. Тогда зачем, черт возьми, вы это говорите?
Я резко поднялась, испытывая желание ударить его. Он это заметил и предусмотрительно отступил назад.
— Вы выйдете за меня, — произнёс он с яростным раздражением в голосе. — Вы понимаете, что вас вот-вот арестуют как шпионку?
— Я... Нет. — Я снова села так же внезапно, как до этого встала. — Что... Почему?
— Вам лучше знать, — холодно сказал он.
Я в самом деле знала. Подавив внезапную паническую дрожь, грозившую захлестнуть меня, я подумала о бумагах, которые тайно передавала из рук в руки, пряча их в своей корзине и снабжая подпольную сеть 'Сынов свободы'.
— Даже если это и правда, — сказала я, изо всех сил стараясь говорить спокойно, — почему, чёрт побери, я должна выходить за вас? Не говоря уж о том, что я ни на миг не поверю в ваше желание на мне жениться.
— Поверьте, — резко посоветовал он. — Я женюсь, потому что это последняя услуга, которую я могу оказать Джейми Фрейзеру. Я смогу защитить вас. Мою жену никто не тронет. И вы выйдете за меня из-за...
Приподняв подбородок, он бросил мрачный взгляд мне за спину, и я оглянулась: все четверо детей Фергюса сгрудились в дверях; девочки и Анри-Кристиан смотрели на меня огромными круглыми глазами. Герман глядел прямо на лорда Джона, страх и вызов ясно читались на его красивом удлинённом лице.
— Их тоже? — спросила я, глубоко вздохнув и повернувшись, чтобы встретиться глазами с Греем. — Вы сможете и их защитить?
— Да.
— Я... да. Ладно. — Я оперлась обеими руками о прилавок, будто это как-то могло мне помочь не разлететься на кусочки. — Когда?
— Сейчас, — ответил он и взял меня за локоть. — Нельзя терять время.
МНЕ НЕ ЗАПОМНИЛАСЬ короткая церемония в гостиной дома лорда Джона. Единственным воспоминанием за целый день была фигура Уильяма, спокойно стоявшего в качестве шафера возле своего отца, то есть отчима. Высокий, стройный, длинноносый, его чуть раскосые кошачьи глаза смотрели на меня с неопределённым сочувствием.
