Мне пришло в голову — с запозданием, как и многое в эти дни, — что интимные воспоминания Джона тоже принадлежат только ему.
— Я не хотела лезть вам в душу, — смутилась я.
Он слабо, но искренне улыбнулся.
— Польщен, мадам, что вы питаете ко мне интерес. Я знаю много других... обычных семейных пар, где супруги предпочитают абсолютно не интересоваться мыслями и прошлым друг друга.
С огромным удивлением я обнаружила, что между нами теперь возникла душевная близость — нежданная и незваная для нас обоих, но... она появилась.
От этой мысли я смутилась, но следующая оказалась более приземлённой: человек с работающими почками не может вечно лежать в постели, потягивая пиво.
Заметив, что я заёрзала, он тут же поднялся, набросил свой баньян [мужской просторный халат в восточном стиле — прим. перев.], а затем передал мне пеньюар. Я с беспокойством заметила, что чья-то добрая рука повесила его на стул перед огнём, чтобы согреть.
— Откуда он здесь взялся? — кивком указала я на шелковый наряд в руках у Джона.
— Полагаю, из вашей спальни, — он на секунду нахмурился, глядя на меня, а потом понял, что я имела в виду. — О, миссис Фиг принесла его, когда приходила развести огонь.
— Ох, — произнесла я еле слышно.
Я сгорала от стыда при мысли, что миссис Фиг видела меня в постели лорда Джона: вне всякого сомнения, в полной отключке, растрёпанную, храпящую, а может, и пускающую слюни. Собственно говоря, меня крайне смущал сам факт пребывания в его постели, независимо от того, как я выглядела.
— Мы ведь женаты, — подчеркнул он.
— Хм... да. Но...
Мне на ум пришла другая мысль: а, может, для миссис Фиг это не стало чем-то из ряда вон выходящим, как я думала. Не развлекался ли он иногда в постели с другими женщинами?
— Вы спите с женщинами? Э-э... То есть, не спите, а...
Он уставился на меня, перестав распутывать волосы.
— Не по доброй воле, — Джон помедлил, потом положил серебряный гребень. — Вы хотели бы спросить меня о чём-то ещё, — чрезвычайно учтиво спросил он, — прежде чем я позволю войти лакею?
Несмотря на разожжённый огонь, в комнате было зябко, но щеки у меня пылали. Я плотнее запахнула шелковый пеньюар.
— Ну, раз вы предлагаете... Я знаю, Брианна рассказала вам... кто мы такие. Вы этому поверили?
Некоторое время он молча меня разглядывал. Джон не обладал способностью Джейми скрывать свои чувства, и я увидела, как лёгкое раздражение Джона из-за моего предыдущего вопроса сменяется весельем. Он слегка наклонил голову.
— Нет, — ответил он. — Но даю вам слово вести себя во всех отношениях так, будто я поверил.
Я таращилась на него, пока не поняла, что у меня безобразно отвисла челюсть.
— Так тому и быть, — сказала я.
Странный пузырёк интимности, в котором мы провели последние полчаса, лопнул, и, несмотря на то, что именно я задавала нескромные вопросы, я почувствовала себя улиткой, внезапно лишённой своей раковины, — не просто обнажённой, а безнадёжно уязвимой как эмоционально, так и физически. В полном замешательстве я шёпотом попрощалась и направилась к двери.
— Клэр? — обращение прозвучало как вопрос.
Я уже взялась за ручку двери, но остановилась. Мне было неловко: никогда прежде Джон не называл меня по имени. Заставив себя обернуться через плечо, я увидела, что он улыбается.
— Подумайте об олене, — ласково сказал он. — Моя дорогая. [Игра слов: dear — дорогая, deer — олень. На слух фразу можно понять, как 'Моя олениха' — прим. перев.]
Молча кивнув, я выскользнула из комнаты. Смысл последней фразы дошел до меня позже, уже после того, как я с остервенением вымылась, оделась и выпила бодрящую чашку чая с бренди.
'Его появление — подарок, — сказал Джон о белом олене, — и я принимаю его с благодарностью'.
Вдыхая ароматный пар, я наблюдала, как крошечные завитки чайных листьев медленно опускаются на дно чашки. Впервые за несколько недель я задалась вопросом, что может ожидать меня в будущем.
— Так тому и быть, — прошептала я и, осушив чашку, почувствовала на языке резкую горечь чаинок.
ГЛАВА 96
ОГОНЕК
БЫЛО ТЕМНО. ТЕМНЕЕ, ЧЕМ В ЛЮБОМ другом месте, где он когда-нибудь бывал. Ночь на улице никогда не бывает по-настоящему темной, даже если на небе облака. Но здесь было темнее, чем в глубине шкафа Мэнди, когда они играли с ней в прятки. Пальцами он чувствовал щель между дверями, но сквозь нее не виднелось никакого света. Видимо, сейчас была ночь. Наверное, он увидит свет через эту щель, когда наступит утро.
И когда оно наступит, возможно, мистер Кэмерон вернется. Размышляя об этом, Джем отошел подальше от двери. Он не думал, что мистер Кэмерон стремится причинить ему вред: наверняка, нет — по крайней мере, сам он сказал, что не собирается — но он может попытаться вернуть его к камням, а Джем не хотел туда — ни за что.
Воспоминания о камнях причиняли боль. Не такую сильную, когда мистер Кэмерон подтолкнул его к одному из них, и ЭТО... НАЧАЛОСЬ, но довольно чувствительную. Джем оцарапал локоть, когда, сопротивляясь потоку, ударился о камень, и он потер ранку сейчас, потому что было намного лучше ощущать эту боль, чем думать о камнях. Нет, сказал он себе, мистер Кэмерон не собирался вредить ему, потому что вытащил его обратно из камней, когда ОНИ ПЫТАЛИСЬ... Джем тяжко сглотнул и попробовал думать о чем-нибудь другом.
Он полагал, что знает, где находится, только потому, что вспомнил, как мама рассказывала папе о шутке, которую мистер Кэмерон сыграл с ней, заперев в туннеле. И она говорила, что роллеры, запирающие двери, скрипели так, будто перемалывались кости, а именно так ему и показалось, когда мистер Кэмерон втолкнул его сюда и закрыл двери.
Джем слегка дрожал. Здесь было холодно, несмотря на его пиджачок. Не так холодно, конечно, как когда они с дедушкой встали перед рассветом и ждали под падающим снегом, пока олень спустится к водопою, но все равно довольно прохладно.
В воздухе чувствовалось нечто странное. Мальчик принюхался, пытаясь учуять, что же это может быть, как могли это делать дедушка и дядя Йен. Чувствовался запах камня, но это был просто старый камень: не... ТЕ. И металл тоже, а еще что-то похожее на мазут, как на бензоколонке. Кроме того, запах чего-то горячего, которым, полагал он, обладало электричество. В воздухе ощущалось еще что-то, что не было запахом вообще — своего рода гул. Джем распознал его: так звучало напряжение. Не совсем такое, как в большом зале, где обитали турбины, которые мама показывала ему и Джимми Глазгоку, но очень похоже. Значит, это техника. Джемми почувствовал себя немного лучше. Механизмы обычно дружелюбно к нему настроены.
Мысли о механизмах напомнили, как мама говорила, что здесь есть поезд, маленький локомотив — и это знание позволило ему почувствовать себя намного лучше. Если здесь был поезд, то тогда это — не просто пустое темное пространство. Возможно, этот гул и издавал поезд.
Джем вытянул руки и шарил ими впереди себя, пока не уткнулся в стену. Затем он ощупал ее и пошел вдоль, ведя по ней одной рукой. Он обнаружил, что идет не в ту сторону, когда вернулся обратно к двери, и вскрикнул: 'Ой!'
Звук собственного голоса заставил его рассмеяться, но в большом пространстве смех звучал странно. Джемми замолчал и, развернувшись, пошел в обратную сторону, держась за стену другой рукой.
Где сейчас мистер Кэмерон? Он не сказал, куда пошел: просто велел Джему ждать и обещал принести немного еды.
Рука мальчика коснулась чего-то округлого и гладкого, и он отдернул ее. Но ЭТО не двигалось, и Джем снова положил туда ладонь. Это были силовые кабели, идущие вдоль стен. Большущие. Он чувствовал их негромкое урчание — точно такое же он ощущал, когда папа заводил мотор своего автомобиля. Джем вдруг вспомнил о Мэнди. От нее исходил такой же тихий гул, когда она спала, и — более громкий, когда она бодрствовала.
Он вдруг подумал, может мистер Кэмерон пошел схватить Мэнди? И от этой мысли ему стало страшно. Мистер Кэмерон хотел знать, как проходят сквозь камни, и Джем не смог объяснить ему, а Мэнди и подавно не сумела бы рассказать: она тогда была всего лишь младенцем. Но от одной только мысли все внутри похолодело, и в панике Джем подался к сестренке.
Впрочем, она была с ним. Что-то вроде маленького теплого сияния в его голове, и Джем вздохнул. Значит, с Мэнди все хорошо. Ему было интересно узнать: он может общаться с ней вот так, издалека. Он никогда не догадывался попробовать раньше, потому как обычно она все время находилась рядом, как заноза в заднице, и когда они с друзьями уходили от сестренки, он и не вспоминал о ней.
Его нога чиркнула обо что-то, и Джем остановился, протянув руку. Ничего не обнаружив, он спустя минуту набрался смелости и отпустил стену, потом, вытянув руку подальше, медленно двинулся в темноту. Сердце стучало, и он вспотел, хотя ему было по-прежнему холодно. Пальцы ударились о металл, и сердце подскочило в груди. Поезд!
Мальчик нашел проход внутрь и наощупь заполз туда на четвереньках, ударившись головой о ту штуку, где находились рычаги управления. В глазах у него засверкали разноцветные звездочки, и он воскликнул: 'Ifrinn!..' (Черт! (гэльск.) — прим. пер.) Это прозвучало забавно, и не так звучно теперь — он находился внутри поезда. Джем хихикнул.
Он ощупал сверху пульт управления. Там были, как мама и рассказывала, просто выключатель и маленький рычаг, и он нажал на первый. Красный огонек пробудился к жизни, заставив мальчика подпрыгнуть. Но ему стало намного лучше, просто от того, что Джем увидел его. Он ощущал электричество, бегущее сквозь поезд, и от этого ему тоже становилось спокойнее. Он слегка нажал на рычаг и с трепетом почувствовал движение поезда.
Куда он следовал? Джем еще немного двинул рычаг, и почувствовал на лице дуновение воздуха. Он принюхался, но это ничего не дало ему. Но, хотя бы он уезжал на этом поезде подальше от больших дверей, — и подальше от мистера Кэмерона.
Может, мистер Кэмерон пойдет и попытается выяснить о камнях у мамы или папы? Джем на это надеялся. Папа порубит мистера Кэмерона на котлеты — Джем это знал точно — и эта мысль согрела его. Потом родители придут и найдут его, и все будет хорошо. Он задался вопросом, сможет ли Мэнди подсказать им, где он находится. Она 'видит' его так же, как и он 'видит' ее: мальчик посмотрел на маленький красный огонек на пульте. Он светился, как Мэнди — уверенно и тепло, и, глядя на него, Джем почувствовал себя хорошо. Он нажал на рычаг посильнее, и поезд быстро пошел в темноту.
ГЛАВА 97
NEXUS
[nexus — по-латыни: переплетение, взаимосвязь, путы, препоны — прим. перев.]
РЕЙЧЕЛ С ПОДОЗРЕНИЕМ ПОТЫКАЛА в край ковриги. Заметив это, торговка хлебом раздражённо проворчала:
— Эй, а ну, не трогай! Хочешь купить — плати пенни. А нет — так иди отсюда!
— Когда испекли этот хлеб? — спросила Рейчел, не обращая внимания на сердитый взгляд молодой женщины. — Он не пахнет, как свежий. А если хлеб такой же чёрствый, как выглядит, я не дам больше полпенни за ковригу.
— Да его только вчера испекли! — возмутилась торговка, отдёргивая лоток с ковригами. — Свежего хлеба не будет до среды: хозяин не сможет достать муки раньше. Ну, будешь брать хлеб или нет?
— Хм, — с притворным недоверием произнесла Рейчел.
Дэнни очень возмутился бы, решив, что она пытается обмануть женщину. Но заплатить разумную цену или быть ограбленной — это разные вещи. И дать обобрать себя, и одурачить другого — одинаково несправедливо.
Что это на лотке? Крошки? А вот это, на краешке той ковриги? Следы зубов? Нахмурившись, Рейчел наклонилась поближе, а Ролло неожиданно заскулил.
— Что, пёсик? Думаешь, тут поработали мыши? — спросила его Рейчел. — Я тоже так считаю.
Однако мыши Ролло не интересовали. Не обращая внимания ни на вопрос Рейчел, ни на гневный протест торговки, он, странно повизгивая, тщательно обнюхивал землю.
— Что это с тобой, пёс? — спросила Рейчел, с испугом наблюдая за этим зрелищем.
Она положила руку ему на загривок и с удивлением почувствовала, что его огромное, покрытое шерстью тело охвачено мелкой дрожью.
Ролло не обратил внимания на её прикосновение. Почти бегом он нарезал небольшие круги, скуля и уткнув нос в землю.
— Эта собака, часом, не бешеная? — спросил подручный пекаря, наблюдая за происходящим.
— Разумеется, нет, — рассеянно ответила Рейчел. — Ролло... Ролло!
Пёс вдруг бросился прочь от прилавка и, не поднимая нос от земли, рысцой припустил вниз по улице.
Ворча себе под нос, Рейчел подхватила свою корзину для покупок и кинулась следом.
Она встревожилась, увидев, что Ролло уже добрался до соседней улицы и исчез за углом. Девушка побежала, зовя его. Корзина колотила её по ноге, грозя высыпать на ходу всё, что Рейчел успела купить.
Что с ним такое? Раньше он никогда так себя не вёл. Рейчел побежала быстрее, стараясь не упустить Ролло из виду.
— Плохая собака, — задыхалась она. — Пеняй на себя, если я тебя упущу!
И всё же она мчалась за псом, на бегу окликая его. Одно дело, когда Ролло уходил поохотиться, — он всегда возвращался. Но сейчас Рейчел была довольно далеко от гостиницы и боялась, что пёс заблудится.
— Хотя, если у тебя такой острый нюх, как кажется, ты, несомненно, сможешь прибежать вслед за мной обратно! — задыхаясь, проговорила Рейчел и резко остановилась, поражённая мыслью.
Ролло что-то учуял — это было очевидно. Но какой именно запах заставит собаку так себя вести? Наверняка не кошачий и не беличий...
— Йен, — прошептала она. — Йен.
Хотя Рейчел и пыталась обуздать свою безумную надежду, она подобрала юбки и понеслась во весь дух за псом, так что стук сердца отдавался в ушах. Она всё ещё видела Ролло, который, уткнувшись носом в землю и низко опустив хвост, целеустремленно шёл по следу. Он свернул в узкий проулок, и Рейчел без колебаний последовала за ним, перескакивая из стороны в сторону, чтобы по пути не наступить на всякую липкую дрянь.
Любая из этих пакостей, конечно, заворожила бы какую угодно собаку, включая Ролло, но он, идя по следу, совершенно не обращал на них внимания.
Заметив это, Рейчел вдруг поняла, что на самом деле означает слово dogged — 'упорный' (в английском языке слово dogged образовано от dog — 'собака', прим. перев.), и при этой мысли улыбнулась.
А вдруг это Йен? Думать так было глупо, и её надежды, скорее всего, напрасны, но поселившуюся в душе уверенность Рейчел побороть не могла. Хвост Ролло мелькнул, исчезая за углом, и Рейчел, задыхаясь, бросилась за ним.
Если это Йен, то что он может сейчас делать? След уводил их на окраину, довольно далеко от главной дороги и обжитой, респектабельной части города, в район домов-развалюх, где располагались импровизированные лагеря сопровождавших британскую армию. Стайка кур закудахтала и рассыпалась при приближении пса, но тот не остановился. Теперь он вернулся, обежав дальнюю сторону сарая, и выскочил на узкую улочку со слежавшейся, скрученной, как язык, грязью между рядами близко стоящих лачуг.
