Риза подползла поближе к вальтрапу, толкнула его ладонью и словно уперлась в стену. Ткань не поддавалась. От усилия стало еще жарче, и Риза почувствовала, как отчаянно заколотилось сердце при мысли о том, что эта пещера станет ее могилой, что здесь она и задохнется, не сумев выбраться. Риза облизнула пересохшие губы, сжала кулаки так, что ногти до крови впились в ладони, силясь справиться с паникой, и, понимая, что второй попытки не будет, резко рванула вальтрап на себя. Ткань прогнулась, тяжело сползла на девушку, и в образовавшиеся отверстие хлынул песок. Он лился бесконечным потоком, и Риза, набрав полные легкие остатков кислорода и не дыша, упрямо стремилась сквозь него к свободе, увязая в плотной массе, сползая вниз и снова прорываясь вперед. Когда сил уже не осталось, когда воздух закончился, и руки почти перестали подниматься, налившись чугунной тяжестью, Риза вдруг ощутила ладонями, что песок становится все горячее, и в последнем порыве толкнулась вверх. И пальцы выскользнули из песчаной толщи, а следом и Риза оказалась на поверхности, жадно заглотнув наконец-то кислород. Несколько секунд она бессильно лежала, с хрипом втягивая воздух и выкашливая из легких песок, потом ощутила, что воронка затягивает ее снова вниз и зашевелилась, отползая подальше от пролома, спасшего ей жизнь.

Точнее сказать, продлившего ей жизнь до окончания песчаной бури.

Риза медленно поднялась на колени и осмотрелась. Солнце тянулось к зениту. Вокруг растеклись ровные, ослепительно-белые дюны. Посреди этого раскаленного безмолвия на высоту не более человеческого роста поднимались развалины старинного ишварского храма, в провале основания которого и сумела укрыться Риза. Лошадь исчезла — то ли сбежала в надежде добраться до людей, то ли лежала где-то здесь, под слоем песка, задохнувшись во время бури.

Девушка взглянула на небо, определяя по солнцу направление на север. Ее везли день. На лошадях, с водой, но только день. У нее был шанс выбраться. И это был лучший шанс, чем сидеть в развалинах древнего храма в надежде, что однажды к нему забредет кто-то из ишваритов. И найдет то, что от нее к тому времени останется.

Риза поправила бурнус, понадежнее закрывая кожу от солнца, еще раз облизнула сухие губы и направилась на север.

За прошедшие сутки Рой вообще перестал понимать, почему всю жизнь относился к Алексу Армстронгу лишь как к горе мускулов.

Искренний интерес к людским проблемам и желание общаться, помноженные на связи древнего и высокородного семейства, как оказалось, способны были творить чудеса. Менее чем через сутки заглянувший в купе к Мустангу Алекс, подмигнув коллеге-алхимику, сообщил, что дежурство на постах в его вагоне отныне будут нести ребята надежные, умеющие держать рот на замке. А вечером в его дверь постучали, и на пороге вытянулись в струнку два незнакомых парня с капитанскими нашивками, которые, как сообщил тот же вездесущий Армстронг, и собирали информацию для отчетов по Ишвару, преподносимых фюреру генералом Хиеном.

— Вольно, — скомандовал Мустанг, жестом приглашая гостей войти.

Парни помялись на пороге, потом неуверенно ступили на пушистый ковер, покрывающий пол купе, и с совсем уж растерянными лицами опустились на мягкий диван, следуя указаниям фюрера.

Рой оседлал стул и уселся напротив, уперев предплечья о высокую спинку.

— Итак, господа... — Мустанг выдержал паузу, переводя взгляд с невысокого блондина, чем-то неуловимо смахивающего на Хавока, на мрачного рыжеволосого верзилу, который хмурился и кусал губы.

Оба тут же вскочили.

— Капитан Куртис! — мгновенно отрапортовал блондин, отдавая честь.

— Капитан Вангард! — с заметно меньшим энтузиазмом представился его коллега.

— Вольно, вольно, — повторил Мустанг, и парни снова опустились на диван. Рой мотнул головой в сторону стола. — Вот там... валяется гора официальных отчетов по ситуации в Ишваре...

На этом месте помрачнел даже бодрый Куртис. Мустанг сделал вид, что не заметил и продолжил с прежней невозмутимостью.

— Насколько я понимаю, именно на основании вашей информации сделаны выводы о накаленной ситуации в Ишваре и принято решение завтра напомнить ишваритам о военной мощи Аместриса...

Парни совсем сникли и уставились в пол. Рой выдержал короткую паузу и поинтересовался:

— Это ваша идея?

И блондин, и рыжий разом вскинулись — блондин просто обиженно, а его приятель еще и с нехорошим прищуром.

— Выводы делать и идеи предлагать не наша работа, — буркнул Куртис. — Мы предоставляем начальству информацию. А уж как ее потом перевирают... — блондин запоздало спохватился и даже прикрыл рот ладонью.

Мустанг усмехнулся.

— Ну, вот и завязался разговор, — он поудобнее устроился на стуле и ободряюще кивнул растерянно смотревшим на него военным. — Давайте, ребята, рассказывайте. Очень хочу знать, что же действительно творится в Ишваре...

Раскалившийся за день песок обжигал ступни даже сквозь толстые подошвы сандалий. Солнце палило нещадно, и с каждым шагом все больше и больше хотелось пить. Риза упрямо держала направление на север и, впервые увидев прямо перед собой город, сразу вспомнила о миражах, о которых рассказывали во время ишварской войны проводники, и заподозрила неладное. Вскоре она практически уперлась в белокаменные стены, которые не замедлили раствориться при ее приближении, и Риза пошла дальше. Пить хотелось все сильнее, по коже горячими струйками стекал пот, но останавливаться было нельзя. Каждый шаг увеличивал шансы на спасение, каждая секунда задержки убивала.

Риза прошла еще несколько каменных миражей, а один раз даже полюбовалась на драку перед городскими воротами, когда солнце начало клониться к горизонту и впереди появилось огромное озеро. Девушка мысленно скрипнула зубами, отерла прилипший к губам песок ладонью, упрямо пошла вперед, прямо в несуществующую блестящую рябь, и очень удивилась, когда ступня провалилась во что-то мокрое.

Вода. Это и правда была вода. Огромнейшее озеро посреди пустыни. Вода, дарившая жизнь и спасение. Не веря не то что глазам, а даже ощущениям, Риза торопливо наклонилась, как-то отстраненно понимая, что вода странно щиплет ноги, набрала полную горсть и уже поднесла ко рту... и вдруг замерла. Что-то разумное еще жило в ее затуманенном сознании, и она осторожно коснулась воды кончиком языка.

Вода была соленой. Такой соленой, что язык сразу защипало, и Риза торопливо сплюнула остатки слюны и бессильно опустилась на песок. Захотелось упасть, разрыдаться, забиться в истерике. Захотелось войти в это озеро, окунуться в его прохладу и умереть. Вот только смерть в соленом растворе ее ожидала куда более мучительная чем та, что грозила ей сейчас.

Несколько минут Риза сидела неподвижно, потом сосредоточилась на острой боли в ногах, где соль немилосердно щипала потрескавшиеся до крови ступни, и поднялась. И, с ненавистью глядя на песок под ногами, хрипло втягивая в пересохшее горло раскаленный воздух, медленно пошла в обход.

Озеро она обходила не менее получаса. На прощание она решила все-таки еще раз попробовать воду с другого края в дурацкой надежде, что с этой стороны она будет менее соленая. Но стертые ступни сразу защипало, и Риза безнадежно отвернулась от блестящей водной глади и снова пошла на север. С трудом переставляя ноги. Больше всего боясь, что давно ходит кругами, и что часа через два опять выйдет к проклятому соленому озеру и от ужаса немедленно сойдет с ума. Голова налилась тяжестью, язык распух, глаза покраснели и закрывались. Она уже не понимала, сколько и куда идет, когда на вершине очередной дюны ноги подкосились, Риза споткнулась и покатилась вниз. Раскаленный песок насыпался под бурнус, обжег кожу, девушка попыталась приподняться, но запуталась в складках ткани и, несколько секунд подергавшись, бессильно распласталась в тени дюны. Если остаться лежать здесь, она умрет.

"Надо встать. Надо любой ценой подняться", — подумала Риза и закрыла глаза, признавая поражение.

— Так я ж и говорю — идиотизм это! — возмущенно воскликнул Куртис, тыча кулаком в кружок, обозначавший на карте Ишвар. — Окончательно настроим против нас народ, себя покажем дураками, а потом еще кровь прольем, ну и зачем?

Военные стояли вокруг стола, склонившись над картой Аместриса.

— Второй Ишварской войны в Аместрисе не будет, — категорично отрезал Мустанг.

Куртис застыл, несколько секунд раздумывал и толкнул приятеля в плечо.

— Слушай, а может уже до конца все расскажем? Что уж теперь...

Рыжий поморщился, оценивающе покосился на фюрера и покачал головой. Мустанг вздохнул. За последние два часа обстановка в купе здорово изменилась. Оба капитана, сообразив, что главнокомандующий оказался не столь безнадежен, как они по сей день считали, вывалили на Роя кучу новостей и сплетен про Штаб, правительство и ситуацию в армии в целом. И про ожидавший Мустанга Ишвар.

— Мне нужно знать правду... — стараясь, чтобы в голосе не прозвенел командный металл, и в то же время давая понять, как важен ответ, алхимик повернулся к Вангарду. Тот снова покачал головой, потом вдруг уставился в глаза Мустангу, несколько секунд раздумывал и, наконец, тяжело вздохнул.

— Ладно... — решился он. — Разные слухи о вас ходят — кто говорит, что вы остались таким же, как во время Ишварской войны — когда простых солдат собой прикрывали; кто говорит, что вы прогнили, как все Штабные... Ну... хочу думать, что вам можно доверять...

— Не знаю, как тебя убедить, но, поверь, что можно. Я все исправлю, — пообещал Мустанг. — Но чтобы не наломать дров, мне нужно знать реальное положение дел...

Вангард еще раз окинул главнокомандующего тяжелым взглядом, потом ткнул пальцем в карту к северо-западу от Ишвара и весомо сообщил:

— Вот здесь находятся те, кто может здорово испортить жизнь и себе, и вам, и жителям Ишвара.

— Что это значит?

Вангард выпрямился, сложил руки на груди и медленно начал:

— Где-то пару лет назад в Ишваре появился аместриец. Нанимал проводников, чтобы найти какую-то старую лабораторию в пустыне. Потом как-то уж очень начал сочувствовать ишваритам и собирать вокруг себя тех, кто до сих пор мечтает о независимости Ишвара. А однажды объявил, что знает способ выгнать из страны аместрийских захватчиков. Нужно только время, чтобы закончить какие-то исследования...

— Какие? — насторожился Мустанг.

Вангард пожал плечами.

— По слухам, он обещал сделать алхимиком каждого, кто пойдет за ним. И этой силой уничтожить аместрийские войска.

— Бред, — объявил Рой. — Алхимия это дар. Он либо есть, либо нет. Нельзя просто обучить алхимии любого человека.

— А этот тип считает, что можно, — встрял Куртис. — И мутит народ.

— Значит, в самом Ишваре...

— В самом Ишваре остались люди, которые хотят жить, как жили их предки, которым нет дела до Аместриса и нужно только одно — чтобы их не трогали.

— И вот именно туда-то мы завтра... — Мустанг привычно вытащил из кармана серебряные часы и откинул крышку, — вернее, уже сегодня... заявимся, бряцая оружием и вспахивая дороги бронетехникой...

— Мы окончательно настроим против себя старейшин. Мы окончательно настроим против себя людей. И вполне вероятно, что после нашего парада даже те, кто относится к Аместрису нейтрально... согласятся поддержать тех, кто хочет выгнать аместрийцев с ишварской земли, — закончил Вангард.

Мустанг прислонился к стенке купе и задумался.

— Что предлагаете? — поинтересовался он через несколько минут молчания.

Вангард и Куртис переглянулись и потупились.

— Ну же, — ободрил подчиненных Мустанг. — Я уже вижу по вашим физиономиям, что вам есть, что сказать...

Куртис упер ладони о стол, подался вперед, к начальнику, и выпалил:

— А что бы вам завтра не поехать в Ишвар одному, с парой машин сопровождения? Вот уж этого точно никто не ждет. Народ поверит, что Аместрис не хочет войны. Старейшины увидят, что к ним относятся с уважением. Глядишь, и за один день приобретете в Ишваре немало сторонников...

Внутренне насторожившись, Мустанг внимательно осмотрел военных. Предложение могло, конечно, оказаться ловушкой. Вот только зачем? Устранив фюрера, Ишвар ничего не выигрывал...

Пауза затягивалась.

— Мне нужно время подумать, — наконец, объявил Мустанг.

Подчиненные привычно отдали честь, Вангард неторопливо сложил карту и засунул ее за отворот мундира. Мустанг никак не мог справиться с ощущением, что рыжий знает больше, чем говорит, но часть информации держит при себе — то ли, потому что что-то планирует, то ли потому что пока просто не доверяет.

Когда капитаны были уже у дверей, Мустанг крикнул им в спины:

— Если мы оставим солдат и бронетехнику на станции, и я поеду один, согласитесь меня сопровождать?

Куртис мигом расплылся у улыбке и показал большой палец. Вангард лишь небрежно пожал плечами.

— Ладно, — вдруг решился Мустанг. — Завтра с утра придется запудрить мозги нашему генералитету. Вы уж там намекните на возможность терактов, чтобы Хиен и Сенден сами не захотели с нами ехать. А перспектива лишиться фюрера, думаю, их не расстроит.

— Все организуем, — хихикнул Куртис. — Носа из вагонов не высунут.

Капитаны открыли дверь, застыли на пороге, отдавая на прощанье честь, и, когда уже вышли в коридор, Вангард обернулся и, перехватив взгляд главнокомандующего, негромко, но как-то очень уверенно сказал:

— Ничего с вами в Ишваре не случится. Обещаю.

Мустанг кивнул со всей возможной невозмутимостью. В душе, он был совсем не уверен, что не отправляется по доброй воле прямо в аккуратно расставленную ловушку.

Глава 19

Последние метры до станции поезд прополз неторопливо, стараясь не потревожить пассажиров резкой остановкой. Но гости купе фюрера были настолько погружены в спор, что не среагировали бы, пожалуй, и на рывок стоп-крана.

— Это невозможно! Не-воз-мож-но! — категорично отрезал Сенден. — Простите меня, конечно, фюрер, но то, что вы предлагаете, это бред! Вы чушь какую-то порете!

Мустанг недобро прищурился, но до поры до времени молчал, припоминая, что только Цельнометаллический в былые времена позволял себе подобное хамство по отношению к начальству. Но наглый пацаненок вызывал симпатию, а вот зарвавшийся генералитет Аместриса — скорее острое желание взять обоих "служак" за шкирятники и пинками вытолкать из купе. А еще лучше из поезда.

— Вы плохо знаете ишваритов. Этот народ не понимает хорошего к нему отношения. Мы должны давить и демонстрировать силу, давить и демонстрировать силу — и только так можно с ними договориться. Еще фюрер Бредли предлагал... — на этой высокой ноте Хиен вдруг спохватился и прикусил язык, сообразив, что переборщил.

— О, фюрера Бредли вспомнили... — незамедлительно перехватил инициативу Мустанг, воспользовавшись промашкой собеседника. — Вы хотите продолжить его начинания? Не желаете вспомнить, почему он поступал именно так, и чем дело закончилось?..

Синен и Хиен, одинаково скорбно поджав губы, опустили глаза.

— Я поеду один, — повторил Мустанг. — Возьму только машину сопровождения. И никакого парада бронетехники...