Кампоки наблюдали за ней.
Хотя Алия возвышалась над Кампоками, как взрослая среди детей, эти странные маленькие человечки не были детьми. В них была спокойная серьезность, не похожая ни на что, что она испытывала раньше. Казалось, они прислушивались к голосам, которых она не могла слышать. Но она была здесь с определенной целью: подготовиться ко второму этапу своего обучения, подразумевающему непосредственное общение. Хотя она еще не понимала как, эти странные маленькие человечки должны обладать качествами, превосходящими ее; они должны быть по крайней мере на шаг ближе к истинной Трансцендентности, чем кто-либо, кого она встречала раньше.
И, помимо этого тревожного осознания, она подумала, что все трое казались расчетливыми, когда изучали ее, как будто у них были свои собственные цели для ее визита. Особенно пристально смотрел на нее Бейл. Лицо Бейла было похоже на его мир, подумала она, его нос маленький, рот — бесцветная линия; его глаза, хотя и большие и водянистые, были похожи на озера без волн.
Бейл спросил: — Вам уже лучше?
— Думаю, да. — Ей было неловко показывать ему слабость или нервозность. — Мы идем к тем зданиям?
— Да...
— Тогда давайте сделаем это. — Она побежала вперед по перрону. К своему удивлению, через несколько шагов почувствовала усталость. Она озадаченно оглянулась на Бейла.
Он мягко сказал ей, что она должна научиться действовать в условиях повышенной гравитации. Здесь, как, собственно, и на старой Земле, гравитация была настолько большой, что на самом деле энергетически эффективнее было ходить, переступая с ноги на ногу, чем бегать. Бегать, проводя большую часть времени в воздухе, когда оттолкнешься от земли, было легче только при низкой гравитации. Это показалось абсурдным, но в водном мире ей не пришлось ходить достаточно много, чтобы усвоить этот тонкий урок. Бейл показал ей, как это делается, и несколько экспериментов подтвердили, что он был прав.
Затем они отправились пешком в городок.
Здания были просто кубами и цилиндрами, приземистыми и массивными, как и люди, которые их построили. Ни одно из них не было большим, просто скопления из нескольких комнат, прижатых друг к другу. Машины-сервиторы трудились на клочках садов, ярко зеленеющих на фоне преобладающего цвета ржавчины. И все здания были коробками из железа, добытого из земли.
— Добро пожаловать в наш дом, — сказал Бейл. Он указал на одно невзрачное здание. — Вот где мы живем, там вы и останетесь.
Алия приехала сюда учиться; она ожидала чего-то более формального. — Где находится семинария?
— У нас нет семинарии, — сказал Ден, или, может быть, Сиир.
Бейл прижал массивный кулак к сердцу. — Нас интересует то, что находится здесь. Не здания.
Алия вздохнула. — Хорошо. — Она пошла вперед в поисках своей комнаты, волоча за собой свой неповоротливый багаж. Ей пришлось пригнуться, чтобы не задеть притолоку.
Мы прилетели в Хитроу.
Огромный аэропорт сильно сократился, как и все аэропорты. Наш самолет был комариком, летящим вниз на огромный ковер летного поля, где когда-то самолеты приземлялись каждые три минуты, днем и ночью, а теперь ничто не двигалось, кроме мышей и травы на ветру. Но на окраине участка я заметил какое-то строительство. Разработчики возводили тематический парк. В конце концов сюда свезут содержимое всех британских авиационных музеев: "Ягуары", "Харриеры" и "Торнадо", почтенные "Спитфайры" времен Второй мировой войны, "Ланкастеры" и "Харрикейны" более чем столетней давности, но все еще летающие, даже пару "Конкордов". С воздуха старые самолеты выглядели как птицы, навечно пригвожденные к земле.
Когда мы пробирались через здания аэровокзала и проходили более строгие проверки британской иммиграционной службы, ко мне подошел Джек Джой. Он спросил, не хочу ли я поехать с ним в Лондон; у него был забронирован отель, он был уверен, что сможет снять еще один номер, может быть, мы могли бы выпить или сходить на шоу, и так далее. Моим планом было просто дождаться прилета Тома — он должен был прилететь через пару дней. Но теперь, когда нас выпустили из самолета, мне не терпелось сбежать от Джоя и его "реализма".
И, кроме того, я уже решил не оставаться в Лондоне. Пока я сидел в гудящей тишине самолета, размышляя о прошлом и будущем, всплыли более глубокие опасения. Я действительно сел на поезд до Лондона, но только для того, чтобы пересечь город и добраться до Кингс-Кросс, одного из крупных железнодорожных терминалов, обслуживающих линии на север страны.
Я решил отправиться на поиски Мораг. Итак, я направлялся в Йорк.
Не помню, когда начались ее визиты.
Может быть, она даже приходила, когда я был совсем маленьким, во время, которое теперь затерялось в сияющем тумане детских воспоминаний. Она всегда была просто частью моей жизни. Не думаю, что до тех пор, пока не стал подростком, тринадцати или четырнадцати лет, я понимал, что у других людей не было такого постоянного опыта, что это было только у меня.
Когда я, наконец, встретил Мораг, то испытал шок узнавания.
Это было во время рабочей поездки в Англию. Я был на вечеринке, которую устраивала ирландская семья, старые друзья моей матери. Я просто направился прямиком к Мораг, словно влекомый какой-то невидимой силой. Думаю, я действительно напугал ее своей настойчивостью.
Когда я успокоился, мы прекрасно поладили. В ней была сильная ирландская жилка, она была остроумной, сообразительной, забавной. Даже ее работа была интересной. Она была биологом-поисковиком; она проводила свое время в поисках новых видов грибов-аскомицетов, ключевого источника антибиотиков. Оказалось, что на самом деле она была подругой Джона, чья юридическая карьера привела его в столь же "современное" русло, поскольку он зарабатывал деньги на значительном перемещении богатства и населения, вызванном изменением климата. В некотором смысле у Мораг было больше общего с Джоном; в конце концов, в то время я превращался в этого старомодного зверя, инженера-ядерщика. Но Мораг всегда была "зеленее" Джона; позже я всегда думал, что эта ее сторона передалась Тому.
И она была прекрасна с этим пламенем клубнично-светлых волос.
По мере развития наших отношений она быстро стала для меня самой собой: Мораг, а не воплощенной версией моего личного призрака. За годы наших отношений я не видел ни одного из своих видений. Через некоторое время, и особенно после рождения Тома, другие, более реальные проблемы заполонили мою голову. Я начал отмахиваться от своих видений.
Я никогда не рассказывал Мораг о них.
Я всегда собирался. Просто так и не придумал, как сказать это, не напугав ее. Как ты должен сказать своей жене, что она преследует тебя с детства? В конце концов, когда видения отступили в памяти, мысль даже о том, чтобы попытаться поговорить об этом, стала казаться абсурдной, и я отбросил все это.
Потом она умерла, и было слишком поздно.
И снова появились призраки. Первый раз, жестокий, был в мрачном больничном коридоре, где я сидел с Томом, всего через несколько мгновений после того, как мы узнали, что потеряли ее и ребенка.
Сначала они были нечастыми, может быть, раз или два в год. Они все еще не пугали меня. Но после того, как я ощутил, что потерял ее, они стали невыносимо болезненными.
В последний год или около того, в месяцы, предшествовавшие травме Тома, они участились. Буквально за последние несколько дней я видел ее на пляже во Флориде и даже во время моей виртуальной поездки в Сибирь. Я чувствовал себя хуже, чем когда-либо, когда меня преследовали. Возможно, это был мой шок из-за Тома. Множество вещей, глубоко потревоженных эмоций, вырвались наружу из замороженных глубин моего разума, как повредивший Тома метан, отрыгивающийся из своих гидратных залежей.
Так что я решил что-нибудь предпринять, прежде чем мне придется встретиться с Томом лицом к лицу.
Поездка заняла всего несколько часов. В поезде было тихо, чисто, комфортно. Мы проехали Питерборо, Донкастер, Лидс и множество мест поменьше, названия которых я помнил по аналогичным путешествиям в прошлом, но о которых знал мало или вообще ничего.
Однако сельская местность изменилась с тех пор, как я в последний раз совершал эту поездку. На бескрайних полях колышущейся пшеницы, рапса и выращиваемых на биотопливо культур почти не было видно деревьев или кустиков; я видел больше роботов-тракторов, чем птиц или животных. Биологическое разнообразие таких стран, как Англия, сократилось, когда я был подростком, и вряд ли восстановится в ближайшее время.
А потом была вода.
Ее можно было увидеть повсюду: заброшенные дороги, которые теперь постоянно затоплялись, чтобы служить дренажными каналами, и искусственные поймы, которые служили временными водохранилищами. Большая часть Южного Йоркшира теперь была покрыта новым озером. Когда мы пересекали его по приподнятой дамбе, вода отступила до горизонта, и набегавшие волны были с белыми гребнями; это больше походило на внутреннее море. Я мог видеть крыши заброшенных домов, листву утонувших деревьев и неземные очертания градирен мертвых электростанций, возвышающихся над линией воды. Солнце садилось, и вода мерцала, отражая солнечный свет золотыми брызгами. Все это было настолько ново, что у озера даже не было названия — или, может быть, присвоение ему названия каким-то образом подтвердило бы его реальность. Но гуси летели над водой аккуратным V-образным строем истребителей-бомбардировщиков. Гуси, по крайней мере, казалось, знали, куда они направляются, и, похоже, не были напуганы этой новой географией.
Я скользил по этому утонувшему ландшафту в плавной тишине, как будто мы ехали по самой воде, как будто все это было сном.
К тому времени, как мы добрались до Йорка, уже начало темнеть. Я встал в очередь на стоянке рикш у железнодорожного вокзала, и вскоре меня уже везла по окраинам города неоправданно спортивная молодая женщина. В эту эпоху, когда дорожное движение прекратилось, городские власти в своей мудрости заново вымостили многие улицы булыжником. Может, это и хорошо для капсульных автобусов, но к тому времени, когда мы добрались до моего отеля, моя задница напоминала размягченный стейк.
Отель был там, где я его запомнил. Это небольшое местечко недалеко от шоссе А, которое вьется на юг от Йорка к Донкастеру, пересекая старую римскую дорогу. Сам отель старый, что-то вроде каретного сарая восемнадцатого века, как я думаю. Поскольку он находится в пределах разумной пешей доступности от центра города, то остается прибыльным, несмотря на то, что многие подобные предприятия закрылись. Он достаточно современный, но в нем нет ничего гламурного. Место, однако, дружелюбное; единственной проверкой на безопасность, которую мне пришлось пройти, было сканирование ДНК, подтвержденное Интерполом.
Номер, который мне предоставили, был просто невзрачной коробкой с обычными удобствами, мини-баром и автоматом для напитков, а также большим умным экраном, показывающим приглушенные новости. Я не мог вспомнить, какой номер мы тогда сняли. Как бы то ни было, интерьер выглядел так, словно претерпел некоторые изменения с тех пор, почти через тридцать лет. Возможно, нашего номера вообще больше не существовало, в каком-либо значимом смысле.
Конечно, здешний персонал ничего обо мне не знал. Я был просто парнем, который позвонил из Хитроу, чтобы забронировать номер, и не собирался рассказывать им, почему вернулся сюда, почему так хорошо запомнил этот отель: что именно здесь останавливался с Мораг в начале нашего медового месяца.
Я сидел в единственном большом кресле, мой нераспакованный чемодан был на кровати, а на стене мелькали бессмысленные новости. Был поздний вечер, но для моего тела это была середина дня по флоридскому времени. Чувствовалось беспокойство, возмущение. Я не хотел ни с кем встречаться лицом к лицу, даже с роботом по обслуживанию номеров.
Почему я оказался здесь? Ради Мораг, конечно. Я приехал сюда, повинуясь импульсу, в отель нашего медового месяца, место, имеющее огромное значение для нас двоих. Отлично. И вот я здесь. Но что мне теперь оставалось делать?
Повинуясь импульсу, я позвонил Шелли Мэгвуд.
Я вывел ее изображение на свой большой плазменный экран. У нее был разгар рабочего дня, но, к ее вечной чести, она нашла время поговорить со мной, растерянным неудачником в номере отеля в Англии. Но пока я сидел там, неловкий, нечленораздельный, неспособный затронуть тему, которая занимала мои мысли, она, казалось, слегка забеспокоилась. Ее окружение изменилось; я увидел, что она перешла в частный кабинет.
— Майкл, я думаю, тебе лучше признаться. Я вижу, у тебя что-то на уме. Итак, ты в Йорке, потому что провел там свой медовый месяц. Верно?..
Я рассказывал ей о дне нашей свадьбы. Мы поженились в Манчестере, чтобы быть поближе к семье Мораг и большей части семьи моей матери тоже. Но ее родители оба умерли, и на свадьбе появился только ее брат, без сестры. С моей стороны, моя мать была беспокойной; она всегда чувствовала себя ограниченной Англией, своим прошлым. Появился дядя Джордж, но не мамина сестра, моя тетя Роза, с которой я никогда не встречался. Тем не менее, день прошел хорошо; свадьбы обычно проходят хорошо, несмотря на семейную чушь, которая их всегда окружает.
И в конце дня мы с Мораг отправились в Йорк, чтобы начать наш медовый месяц, пару недель побродить по историческим местам Британии.
Шелли осторожно сказала: — Я ничего не знаю о Йорке. Приятное место?
— Очень старое, — поспешно сказал я. — Это был римский город. Затем это была столица северных королей, которые некоторое время правили саксонской Англией. Затем пришли викинги, и это было последнее из их королевств, которое пало, поскольку Англия наконец объединилась политически. А потом...
— Я поняла, в чем дело, — сухо сказала она.
Я выдавил смешок. — Хорошее место для охоты за привидениями. Тебе не кажется?
Она уставилась на меня. Она хорошо меня знала, но, конечно, никогда раньше не видела меня в таком возбужденном состоянии. — Майкл, копаться в прошлом — это неплохо. Люди делают это постоянно. Сейчас в Сети есть генеалогическое древо каждого человека, извлеченное из больших баз данных генома, вплоть до Адама, и люди очарованы. Кто может устоять перед тем, чтобы не взглянуть на реконструированные лица своих предков? Но, что ж, там можно затеряться. Разве это не правда?
Я почувствовал нетерпение. — Дело не в этом, Шелл. И это не то, что я делаю.
— Тогда просто скажи мне, Майкл. Ты что-то говорил о призраках?
И я, наконец, признался ей, что пришел сюда, чтобы найти призрак Мораг, моей пропавшей жены. Было облегчением наконец-то высказать все это.
Шелли внимательно слушала, наблюдая за выражением моего лица. Она задала ряд вопросов, вытягивая из меня подробности и впечатления.
Когда я закончил, она сухо сказала: — И поэтому ты решил мне позвонить. Большое спасибо.
— У меня никогда не было слишком много друзей, — сказал я.
— Послушай, для меня большая честь, что ты мне рассказал. Я единственная, не так ли? Могу сказать это. И это, очевидно, очень важно.
