Стивен БАКСТЕР
ТРАНСЦЕНДЕНТНЫЕ
Основатель знаменитой в будущем династии инженеров Майкл Пул живет в переломное время, в середине 21 века, когда искусственные интеллекты перешагнули порог сознания и превзошли разум человека, разрабатываются удобные источники энергии на основе поля Хиггса, истощающаяся нефть замещается водородным топливом, люди отказываются от личных автомобилей и широко используют свои полноценные виртуальные проекции, а продолжающееся антропогенное потепление приводит к подъему уровня океанов и массовому вымиранию множества водных и сухопутных видов фауны и флоры. Чтобы приостановить парниковый эффект от начавшихся выбросов метана из придонных отложений газогидратов в полярных морях, Пул инициирует успешный глобальный проект охлаждения и стабилизации таких залежей. Его деятельность привлекает внимание Трансцендентных, возглавляющей человечество группы бессмертных постлюдей с объединенными разумами, отстоящих на полмиллиона лет в будущем, которые на пороге достижения предельного, почти божественного могущества задаются вопросом, нужно ли избавлять все предыдущие поколения от страданий, мучений и угнетения. Выбранный ими арбитром Пул принимает решение о невмешательстве в прошлое и лишает Трансцендентных одной из их главных целей.
Перевод: Н.П. Фурзиков
ОДИН
Девушка из будущего сказала мне, что небо полно умирающих миров.
Вы можете заметить их издалека, если знаете, что искать. Когда звезда стареет, она расширяется, океаны ее планет испаряются, и вы можете видеть медленно рассеивающиеся облака водорода и кислорода. Умирающие миры, укрытые остатками своих океанов, висящие в спиральных рукавах Галактики, как гнилые фрукты: вот что найдут люди, когда в будущем покинут Землю. Руины, музеи, мавзолеи.
Как странно. Как тоскливо.
Меня зовут Майкл Пул.
Я вернулся домой, во Флориду. Хотя и не в дом моей матери, которому грозит растущая опасность сползти в море.
Я живу в маленькой квартирке в Майами. Мне нравится, когда вокруг люди, звук голосов. Иногда скучаю по грохоту уличного движения, резкому скрежету самолетов по небу, звукам моего прошлого. Но детский смех компенсирует это.
Уровень воды продолжает подниматься. Во Флориде много страданий, много вынужденных переселенцев. Я это понимаю. Но мне отчасти нравится вода, плавное превращение штата в архипелаг. Медленный рост, разный каждый день, каждую неделю, напоминает мне о том, что ничто не остается неизменным, что будущее приближается, нравится нам это или нет.
Будущее и прошлое начали усложнять мою жизнь весной 2047 года, когда мне во гневе позвонил мой старший брат Джон. Он был здесь, в нашем доме на Майами-Бич. Я должен "вернуться домой", как он выразился, чтобы помочь ему "разобраться с мамой". Я, конечно, поехал. В 2047 году мне было пятьдесят два года.
Я был счастлив во Флориде, в доме моих родителей, когда был ребенком. Конечно, большую часть времени я был погружен в книгу или игру, или играл в "инженера", бесконечно возясь со своим велосипедом или роликовыми коньками. Я едва осознавал мир за пределами своей головы. Возможно, это все еще так.
Но особенно мне нравился пляж за домом. Понимаете, это было в 1990-х или начале 2000-х, когда в этой части Флориды еще был пляж. Помню, я выходил с нашего крыльца с большими креслами-качалками, прикрепленными на его крыше, и спускался по гравийной дорожке к невысоким дюнам, а затем к песчаному пляжу за ними. Сидя там, можно было наблюдать, как космические челноки и другие чудеса ракетной техники поднимаются с мыса Канаверал в небо, подобно возносящимся душам.
В основном я наблюдал за этими запусками в одиночестве. Из-за этого я не ладил со своей семьей. Но однажды, кажется, где-то в 2005 году, приехавший из Англии мой дядя Джордж, брат моей матери, пошел со мной посмотреть ночной запуск. Он казался таким чопорным и старым, что едва мог спуститься и присесть на чахлую траву дюны. Но, думаю, тогда ему было всего за сорок. Джордж был своего рода инженером в области информационных технологий, и поэтому был родственным по духу.
Конечно, сейчас все это ушло в прошлое, благодаря потеплению, повышению уровня моря, бесконечным штормам в Атлантике; Канаверал — это тематический парк за морской стеной. Наверное, мне повезло, что мне было десять лет и я мог наблюдать за такими вещами. Это было похоже на то, как будущее сворачивается в настоящее.
Интересно, что бы подумал десятилетний Майкл Пул, если бы мог узнать, что рассказала мне девушка из будущего обо всех этих старых и умирающих мирах, которые ждут нас в космосе.
И мне интересно, что бы он подумал о Трансцендентности.
Я так или иначе постоянно, все время думаю об этих странных событиях, о моем контакте с Трансцендентностью. Это как зависимость, то, что ты постоянно осознаешь, бурлящее на поверхностном уровне твоего разума, как ни пытаешься отвлечься.
И все же из того я могу вспомнить так мало. Это похоже на погоню за мечтой после пробуждения; чем больше ты сосредотачиваешься на ней, тем быстрее она тает.
Вот что я думаю об этом сейчас.
Трансцендентность — это наше будущее — или, во всяком случае, некое будущее. Далекое будущее. Трансцендентные превратили (или превратят) себя во что-то невообразимо могущественное. И теперь они были на пороге, на пороге шага к превращению во что-то совершенно новое.
После этого они превзойдут то, что мы будем считать божественностью, — или потерпят поражение от рук врага, которого я едва разглядел. В любом случае они больше не будут людьми.
Но в этот момент, по эту сторону грани, они все еще были людьми. И их мучило очень человеческое сожаление, сожаление, которое нужно было разрешить сейчас, прежде чем они продолжат и навсегда потеряют свою человечность. Это было то, во что я был втянут, этот странный внутренний конфликт.
Все знают о моей работе над климатической катастрофой. Никто не знает о моем участии в чем-то гораздо большем: агонии зарождающегося сверхчеловеческого разума далекого будущего, в кульминационной логике всех наших судеб.
Будущее, складывающееся в настоящее. Тому десятилетнему мальчику на пляже, вероятно, это понравилось бы, если бы он знал. Оглядываясь назад, я до сих пор до смерти пугаюсь этого, даже сейчас.
Но, думаю, даже тогда мои мысли были заняты другими вещами. Ибо самым замечательным, что я увидел на том пляже, был не запуск космического корабля.
Женщина, пришедшая на пляж, была стройной и высокой, с длинными волосами цвета земляники. Она махала мне рукой и улыбалась, а иногда звала, хотя я никогда не мог разобрать, что она говорит, из-за шума волн и криков чаек. Казалось, она всегда стояла на краю моря, а солнце всегда стояло низко, так что море было залито солнечным светом, как горящим маслом, и мне приходилось щуриться, чтобы разглядеть ее или она появлялась в каком-нибудь другом столь же труднодоступном месте, скрытом светом.
Когда я был ребенком, она навещала меня время от времени, не регулярно, может быть, раз в месяц. Я никогда ее не боялся. Она всегда казалась дружелюбной. Иногда, когда она звала, я махал в ответ или кричал, но грохот волн всегда был слишком громким.
Иногда я бежал к ней, но бегать по мягкому мокрому песку — тяжелое дело, даже когда тебе десять. Казалось, я так и не приблизился ни на шаг, как бы сильно ни старался. А она пожимала плечами и отступала, и если я отводил взгляд, она исчезала.
Только гораздо позже я понял, кем она была, насколько важной она стала для меня.
Дядя Джордж никогда не видел ее, во всяком случае, во время своего единственного наблюдения за запуском космического корабля с пляжа. Жаль, что он не видел. Я был бы признателен, если бы мы с ним поговорили об этом. Я мало что знал о привидениях, когда мне было десять; сейчас знаю немногим больше. Джордж много чего знал, и у него был открытый ум. Возможно, он мог бы ответить на простой вопрос: могут ли вас преследовать духи не из прошлого, а из будущего?
Потому что, видите ли, таинственная женщина на пляже, которая периодически посещала меня всю мою юную жизнь, была еще одной гостьей из будущего. Это была Мораг, моя покойная жена.
Будущее, складывающееся в настоящее.
Девушку из будущего звали Алия.
Она родилась на звездолете, в пятнадцати тысячах световых лет от Земли. Она прожила полмиллиона лет после смерти Майкла Пула. И все же она выросла, зная Пула так же близко, как и любого из его семьи.
Она была свидетельствующей его жизнь почти с тех пор, как ее мать и отец впервые привезли ее домой из родильного отделения, когда ее руки и ноги не могли ухватиться ни за что, кроме меха на груди матери, а мир был недифференцированным местом ярких светящихся форм и улыбающихся лиц. Майкл Пул был рядом с ней даже тогда, с самого начала.
Но сейчас ей было тридцать пять лет, почти достаточно, чтобы считаться взрослой. Майкл Пул был пережитком детства, его короткая жизнь была как любимая история, которую она слушала снова и снова. Она всегда обращалась к нему, когда нуждалась в утешении. Но он был маленькой, сентиментальной частью ее жизни, его история была упрятана в резервуаре для свидетельствования, и ее не рассматривали целыми днями.
Что действительно имело значение для Алии в настоящее время, так это скольжение.
Она встретилась со своей сестрой в машинном отделении, самом глубоком чреве "Норда", в серо-стальном свете, где маячили громоздкие безымянные механизмы. Сестры смотрели друг на друга и смеялись над восхитительной перспективой того, что должно было произойти.
Как и Алия, Дреа была обнажена, что было лучше всего для скольжения. Тело Дреа, покрытое золотистыми волосами, имело правильные пропорции, ее руки были лишь немного короче ног, и у нее были длинные пальцы на ногах, не такие длинные, как пальцы на руках, но способные хватать и манипулировать. Конечно, это было тело, созданное для невесомости и для жесткого вакуума, естественной среды обитания человечества, но считалось, что строение этого тела было в значительной степени таким же, как и у первоначальной популяции людей старой Земли.
Дреа была на десять лет старше Алии. Сестры были очень похожи, но в Дреа было больше серьезности, а в Алии — чуть больше легкомыслия. Когда освещение изменилось, несколько век опустились на глаза Дреа.
Дреа наклонилась ближе, и Алия почувствовала сладость ее дыхания. — Готова?
— Готова.
Дреа схватила Алию за руки. — Три, два, один...
Внезапно они оказались на палубе фермы "Норда".
Это был высокий, окутанный туманом зал, где под потолком змеились огромные воздуховоды и трубы, лампы излучали холодное бело-голубое сияние, а в гидропонных резервуарах с прозрачными стенками цвели зеленые растения. "Норд" был космическим кораблем с закрытой экологией. С верхних этажей, где жили люди, большие трубы доставляли сточные воды и затхлый воздух, а обратно отправлялись пища, воздух и чистая вода.
Алия глубоко вздохнула. После холодной, статичной строгости машинного отделения она внезапно окунулась в живое тепло фермы, и плиты палубы гудели в ответ на огромные объемы жидкости и воздуха, перекачиваемые туда-сюда. Даже сила тяжести здесь ощущалась неуловимо по-другому. Алия ничего не почувствовала при скольжении: в ходе скольжения время не участвовало, поэтому его изменение не ощущалось. Но сам переход был восхитительным, прилив новизны, как погружение с холодного воздуха в горячий бассейн.
И это было только начало.
Глаза Дреа заблестели. — На этот раз прыжок. Три, два, один... — Согнув длинные пальцы ног, сестры взмыли в воздух и на вершине своего скоординированного прыжка исчезли из виду.
Сестры пролетали по всем многочисленным палубам "Норда", проявляясь мерцанием в парках, школах, музеях, спортивных залах, театрах. В каждом месте они задерживались всего на несколько секунд, ровно настолько, чтобы встретиться взглядами, согласовать следующий ход и совершить прыжок, пируэт или сальто. Это действительно был своего рода танец, задача которого состояла в том, чтобы контролировать точность каждого скольжения и зеркальную точность их положений и движений при каждом появлении.
Скольжение, телепортация по желанию, было так просто, что маленькие дети учились делать это задолго до того, как учились ходить. Тело Алии состояло из атомов, связанных в молекулы, из электрических полей и квантовой неопределенности. Тело Алии было ею. Но, скажем, один атом углерода был идентичен другому — абсолютно идентичен по своему квантовому описанию — и поэтому его можно было заменить, даже не поставив ее в известность. Она была просто выражением временного объединения материи и энергии, как музыка является выражением своей партитуры независимо от того, на каком носителе она написана. Для нее это не имело никакого значения.
И как только вы это узнали, стало легко понять, что она, Алия, может быть так же легко выражена кучей атомов там, как и другой кучей здесь. Это был всего лишь вопрос воли, на самом деле, выбора, наряду с небольшой помощью наномашин в ее костях и крови. И очень мало из пожеланий Алии получали отказ.
Большинство детей скользили, как только понимали, что они способны на это. Взрослым скольжение давалось труднее, или они отказывались от него, когда переставали бегать и лазать по горам. Но мало кто в любом возрасте скользил так же умело, как Алия и Дреа. Когда сестры пролетали мимо, распугивая всполошенных птиц, молодежь смотрела на них с завистью, а люди постарше снисходительно улыбались, пытаясь скрыть свое сожаление о том, что они никогда больше не смогут танцевать так грациозно.
И при каждом шаге, в то мгновение, когда девушки исчезали, в воздухе можно было видеть два облачка серебристой пыли, бледные и прозрачные, все еще демонстрирующие формы двух сестер. Но эти химеры остаточной материи быстро рассеивались в искусственном бризе корабля.
В последнем мощном прыжке девушки выпрыгнули из самого "Норда".
Алия почувствовала тяжесть вакуума в груди, жжение жесткого излучения на лице, такое же восхитительное, как обливание ледяной водой обнаженной кожи. С плотно сжатыми легкими и туманом биомолекул и наномашин, который наполнял ее тело, жадно выискивая повреждения, ей ничего не угрожало.
Вокруг сестер, вверху, внизу, со всех сторон, были звезды; они были подвешены в трехмерном пространстве. В одном направлении сквозь густую завесу звезд пробивался более яркий свет. Это было Ядро, центр Галактики. "Норд" находился примерно в пятнадцати тысячах световых лет от центра, примерно на половине расстояния от Солнца Земли. Только рваные облака пыли и газа лежали перед этой выпуклой массой света, и если присмотреться повнимательнее, можно было различить тени длиной в тысячу световых лет.
Алия посмотрела вниз, на "Норд", свой дом.
Корабль под ее ногами был сложной скульптурой из льда, металла и керамики, медленно вращающейся в бледном свете Галактики. Можно было разглядеть оригинальный дизайн судна — толстый тор около километра в поперечнике. Но на этом базовом каркасе надстраивали, врезали, прикручивали до тех пор, пока его линии не были замаскированы лесом тарелочных антенн, рук-манипуляторов и смотрящих сенсорных модулей. Облако полуавтономных жилищ, светящихся зеленым и голубым, лениво плавало вокруг корабля: это были дома богатых и могущественных, тянущиеся за "Нордом", как косяк рыб.
