Право первородства - общий файл

Мелания нажала на кнопку звонка на третьем этаже. Некоторое время ничего не происходило, потом из-за двери послышался хриплый и недовольный мужской голос:

— Кто там?

Магистра Аверьяна передернуло от вопиющей невежливости, но он сдержался. Наверное, живущим в таких ужасных условиях людям не до приличий.

— Простите, пожалуйста, за поздний час, — пропела княжна наисладчайшим голоском. — Не могли бы вы позволить мне переговорить с Павлом?

Дверь приотворилась на пару сантиметров. В скрепленной цепочкой щели просматривалась половина небритого лица и растянутая трикотажная майка, из-под которой выглядывала голая волосатая нога. Половина лица неодобрительно смерила девушку взглядом с головы до ног, чуть попятилась при виде воинственного старика и ворчливо изрекла:

— Ты хоть на часы-то смотрела, красотка? Час ночи! Нету его, уехал.

На этом дверь грубо захлопнулась перед тонким носом Владиславны. Из недр квартиры весьма разборчиво послышалось нелестное мнение хозяина о "гулящих" и "хиппи".

Магистр Аверьян отчетливо скрипнул зубами, потрясенный непочтительным обращением с Великой княжной. Но сверхъестественным усилием воли снова заставил себя сделать вид, будто все в порядке.

— Ну?

Мелания помедлила: для нее тоже оказалось непросто стерпеть безобразную грубость.

— Этот человек знает Павла, но это не кровный родственник. Полагаю, отчим. Боюсь, нескольких секунд мало. Понимаешь, он, как мне показалось, с удовольствием выбросил пасынка из головы, когда тот исчез, и думает о чем угодно, но только не о нем.

— Что будем делать?

— Надо ждать утра, тогда, быть может, удастся поговорить с другим человеком, который был в квартире. Не стоит поднимать переполох, лучше подождем.

Княжна и магистр расположились во дворе, на жесткой скамье. Как ни манил к себе небольшой участок газона под деревьями, при ближайшем рассмотрении он оказался засыпанным окурками, битым стеклом, грязными пакетами и собачьими кучками. Мелания передернулась от отвращения. Забралась на тонкие жерди, поджала под себя ноги, и прикорнула, положив голову на колени старого мага.

Город был погружен в ночь, но темнота в этом мире отступала перед потребностью людей видеть. Природа не выдерживала схватки с повседневными желаниями, ненасытными требованиями, которых становилось все больше и больше.

Мелании такой жизненный подход был бесконечно чужд, но она не могла не признать, что в этом есть что-то... внушающее почтение, что-то свое, отличное от других миров. Она долго пыталась сформулировать тот общий принцип построения жизни, что неизменно должен приводить к таким резким, острым различиям, а потом ее осенило.

"Наш мир принадлежит Личности, — думала она. — Мы сильны поодиночке, своими физическими, умственными, магическими способностями. Мы создаем государства, города, мы живем обществом, но при всем том у каждого — свой кусочек мира, хозяин которого только он. Воины, крестьяне, ремесленники, маги, знать — сосуществуют рядом, ибо не могут обходиться друг без друга, но каждый берет от жизни лишь то, что надо лично ему, не смея переступить границы жизненного пространства соседа. Мы тяжело сходимся, но если сошлись — не расстаемся и не впускаем в свое общество других. Мы не стремимся к переменам. Противимся новому и неохотно принимаем лишь в том случае, если не видим иного выхода.

"Погасший" мир — Общность. Как бы ни противостояли друг другу его обитатели, они все равно неосознанно, привычно делят окружение на две части: человечество и все остальное. Что по праву принадлежит человечеству и может быть использовано любым способом на его благо. При этом каждый индивид теряется на фоне общества, и, разумеется, ему невольно навязываются взгляды, идеалы, даже потребности, принятые большинством. Личность отодвигается на задний план, втискивается в множество рамок, ограничений, условностей. Ты не можешь шагнуть за пределы общности, но... свое место внутри нее ты можешь выбирать беспрепятственно".

Оценив различия между двумя вещами, или двумя мыслями, или двумя мирами, невольно задаешься вопросом: что лучше? И Мелания не могла ответить на этот вопрос.

Окружавшие тесный пыльный дворик высокие дома светились квадратами окон. Это были странные, безликие здания. В Червонгороде, пройдя по улице, всегда можно было безошибочно определить: вот дом торговца, вот — гончара, а этот — рыбака. Здесь же люди одного достатка жили одинаково, за каждым ярко-желтым квадратиком скрывались одинаково тесные и...уютные комнаты. Там горел свет, там было тепло. На плите в любую минуту может закипеть чайник, из крана при легком движении руки польется вода, холодная или горячая. Развеять скуку, удовлетворить любознательность можно включив телевизор, развернув газету или раскрыв книгу, которые здесь так доступны. Человек в своей комнатке спокоен и защищен, его жизнь размеренна, постоянна. Если ты не желаешь спокойствия — вперед! Борись с природой, с такими же, как ты, людьми. Твой тесный и уютный уголок всегда будет ждать тебя.

Где больше свободы, где больше возможностей для счастья? Да разве можно определить? Огромные миры так похожи на самих людей: каждый решает для себя, каждый выбирает свою дорогу...

Княжна пыталась сравнивать и размышлять дальше, она чувствовала, что не постигла и миллионной доли желаемого, что ее выводы — не только не окончательны, но даже не первоначальны. Однако понимала, что на это не хватит и целой жизни...

Не стоит упоминать, что проведенная подобным образом бессонная ночь не добавила магистру Аверьяну выдержки и душевного равновесия.

Утром чуть свет, Мелания встрепенулась:

— Кто-то вышел из квартиры. Кажется, тот, кто нам нужен!

Вскочив со скамьи, легкая и быстрая, словно в самом деле умудрилась выспаться, она помчалась к подъезду Но сначала навстречу вывалился грузный мужик с сигаретой в зубах, и выдохнул прямо в лицо княжне вонючую табачно-перегарную струю. Мелания закашлялась, схватившись за горло.

— Здравствуй, красавица, — загнусавил мужик, растянув рот в улыбке, и двинулся прямо к отшатнувшейся княжне.

Уж этого-то магистр стерпеть не смог. Раньше, чем успел подумать, его кулак стремительно врезался в скулу ничего не подозревающего пьяницы. Того подбросило в воздух, а потом смачно шмякнуло о мусорный бак. На щеке погрузившегося в беспамятство мужика остался четкий, со всеми подробностями, след перстня-печатки с гербом Ордена. Прежде, чем тело человека опустилось на землю, пожилой маг пожалел о содеянном, но было поздно.

В этот момент из подъезда показалась невысокая полноватая женщина лет сорока пяти — пятидесяти. Заметив драку, она шарахнулась в сторону и скорее побежала, чем пошла, прочь, в арку. Мелания помчалась за ней:

— Подождите, пожалуйста, — она догнала женщину уже на улице. — Извините, мне нужно у вас кое-что спросить.

Женщина оглянулась — и отпрыгнула с поразительной для ее лет резвостью.

— Нету у меня денег! — выкрикнула она, прибавляя шаг. — И гадать мне не надо!

От изумления Мелания даже остановилась. Хлопнула себя по лбу: ничего удивительного, что смуглую, черноволосую девушку в длинной черной юбке, легко принять за цыганку. Одну из тех, что пристают к прохожим на улицах, чаще всего к молоденьким девушкам или простодушным матронам. А минуту назад Мелания еще и оказалась участницей драки... Хуже не придумаешь.

Делать нечего, княжна вновь бросилась за матерью Павла. Однако, к ее изумлению, через несколько шагов та перехватила сумку поудобнее и с рысцы перешла на самый настоящий бег — только пятки засверкали. Пока Мелания недоумевала, женщина ловко вскочила в переполненный троллейбус, который с не меньшей ловкостью захлопнул двери прямо перед носом княжны, и тяжело тронулся с остановки.

Такое фатальное невезение кого угодно способно выбить из колеи, даже саму невозмутимость в лице Владиславны. Неужели придется ждать до вечера, пока женщина придет домой с работы? Нет, время слишком дорого.

Наверное, Мелания совершенно растерялась, потому что, забыв об осторожности, подхватила юбки и припустила следом. Машинально помогая себе заклинанием, иначе догнать быстро удаляющуюся металлическую громадину не представлялось возможным.

* * *

С пронзительными криками воронья стая суматошно кружила над поляной, едва не задевая крыльями голову и плечи Неодима. На траву падали перья и длинные капли помета.

Ромич осторожно выглядывал из-под раскидистых лапок молодой елки, предпочитая наблюдать со стороны. Он рискнул выбраться лишь тогда, когда хрипло каркающие бомбардировщики были отпущены повелителем на все четыре стороны. Почему-то колдун оказался совсем не загаженным за время общения.

— Неужели тебе и впрямь что-то удалось узнать? — Рома, конечно, давно убедился в могуществе Неодима. Но единственным заметным итогом таинственных птичьих манипуляций ему представлялась удобренная вороньим пометом лесная полянка.

— Ты сомневаешься?

Неодим пытался принять вид грозный и спесивый. Но слова прозвучали весело и доверительно. Воодушевление всегда делало колдуна моложе и жизнерадостнее.

Неодим гордился своей предусмотрительностью и ловкостью. В новом, прямо скажем, необычном мире ему удалось сразу взяться за дело почти не теряя времени. И небезуспешно.

Он уже знал, где, когда и кем был совершен грубый двойной переход между мирами. Грубый потому, что его последствия прямо лезли в глаза: их даже и не пытались скрыть. Не удивительно: в этом мире нет ни одного человека, способного что бы то ни было скрыть. Да, говоря откровенно, и обнаружить несокрытое тоже. Остались следы первого путешествия княжны между мирами, и обратного перехода вместе с аборигеном "погасшего" мира. И поспешная переброска человека домой вместе со Средоточием несколько месяцев спустя легко читалась в Эфире.

Неодим не мог не признать, что и его собственное путешествие меду мирами в этот раз было лишено всяческого изящества. Его может заметить кто угодно, стоит не полениться и пошарить в Эфире.

Ну да, подумал он, у князей в распоряжении целый Орден опытных, тщательно обученных магов, десятилетиями оттачивавших мастерство. Из рыцарей-гербоносцев они могут высосать достаточное количество энергии для проведения колдовства по всем правилам. А у него, мятежника... пара сотен нерадивых учеников с зачатками магических способностей да несколько десятков низших магов.

Каких там магов! В Ордене ученику никогда не присвоили бы звания, если претендент с трудом освоил азы практической магии, оставшись на грани дилетантства. Неодим не собирался основывать академию волшебства и всерьез заниматься обучением подданных, у него были совершенно иные цели. И самовольно розданными званиями он всего лишь поощрял тех, кто следовал за ним дольше других.

Обладая столь скудными возможностями, злющему от усталости Прохору и раздраженному Неодиму пришлось взламывать границы миров, едва ли не проковыривая рваные дыры в их ткани. Ничего невероятного в том, что замаскировать неопрятную прорубь не удалось, и о присутствии колдуна в этом мире знают все, кого это хоть сколько-нибудь интересует. Жаль, конечно, но что поделать. Неодим опасался, разумеется, не местных самоучек, даже если таковые здесь имеются, а неведомого существа из родного мира, позволившего обнаружить Средоточие. Именно поэтому так важна быстрота действий. Только так можно надеяться, что оно не успеет ничего предпринять.

В голове Неодима уже отпечатался образ искомой личности. Образ смутный и расплывчатый, пропущенный через примитивный вороний мозг, все-таки давал основания для поиска.

Итак, есть исходная точка, есть действующее лицо. Осталось что? Зафиксировать портрет сознания человека, а дальше — идти за ним. Эфир сам выдаст путь движения хранителя Средоточия яснее, чем если бы его следы были нарисованы на земле несмываемой краской.

Для того, чтобы скопировать портрет, необходимо встретиться хотя бы с одним человеком, лично знакомым с хранителем. И Неодим уже догадывался, где можно отыскать такого.

Продвижение от точки открытия врат до дома, где жил Павел, у Неодима с Ромичем заняло куда больше времени, чем у Мелании с магистром Аверьяном. Не раз колдун, ориентируясь на упрощенный образ, терял неясный, давний след. Рассыпая проклятья он, вынужден был применять заклятия поиска, начинать сначала, или даже снова прибегать к помощи птиц. На этот раз под рукой оказывались голуби и воробьи — но они жили в городе, где когда-то по улице шагал хранитель.

Люди недоуменно косились на престранного молодого человека, который размахивал руками и что-то шипел себе под нос посреди людной улицы. Рома в таких случаях делал вид, что его это не касается, что он просто так, случайно проходит мимо. Однако порой и ему приходилось принимать активное участие.

Один раз Неодиму вздумалось сплести вспомогательное заклинание на перекрестке, пока для пешеходов горел зеленый свет. Рома едва успел уволочь сердитого мага почти из-под колес машин когда на светофоре загорелся красный. Иноземный колдун же не испытывал никакой благодарности и яростно протестовал против подлого коварства со стороны внезапно ринувшихся на него чудовищ.

Затем Рома улаживал громкий скандал в метро, когда колдун не пожелал подождать, пока Рома купит жетоны. Разумеется, пропускной автомат злобно клацнул барьерами как раз тогда, когда бедняга, ничего не подозревая, проходил мимо, и Неодим застрял. Он кипел и булькал от негодования на весь этот мир, который как сторожевой пес так и ждет, когда человек ослабит внимание. И сразу готов тяпнуть.

Неодим даже не успевал удивляться или пугаться. А только все больше выходил из себя, раздражаясь, что ему чинят препятствия на каждом шагу.

На выходе из метро Неодим узрел точно такие же мерзкие автоматы и остановился как вкопанный. Сразу же возник затор из возбужденных, усталых, опаздывающих, озлобленных, нетерпеливых людей, которые без всякого почтения толкали и ругали незадачливого колдуна. Пропихивая упирающегося Неодима к выходу, Рома думал, что за последний год ему не приходилось так напряженно и в таком темпе трудиться, сколько за этот день. А уж за пять суток он с лихвой отработает все свои десять фунтов золота, если изберет эту форму оплаты.

В искомом дворе у нужного подъезда возбужденно галдели мужики. Они наперебой выкрикивали угрозы и оскорбления по адресу некоего неизвестного, который ни с того, ни с сего напал на одного.

— И ведь будь какой-нибудь сопливый щенок, — держась за щеку, возмущенно гудел пострадавший. — А то дед, лет, наверное, шестьдесят! Да вырядился! Весь в черном, какие-то заклепки, патлы дыбом... А еще музыкант. Тьфу! И девка с ним такая же странная. Ясно, из этих, как их... Сектанты! Во, смотри!

Ни Рома, ни колдун не обратили бы внимания на патетический монолог. Но, машинально скользнув взглядом по травме, Неодим остолбенел. На скуле избитого мужика красовался иссиня-багровый оттиск в виде точного герба Ордена магов.

— Кто это сделал? — ошеломленно выдохнул он.

Мужик, обрадованный еще одному благодарному слушателю, принялся в подробностях живописать происшествие.