Джейми коротко хмыкнул и подтолкнул Йена прочь. Он зарядил и взвел курок пистоля, а потом решительно пошел сквозь падающий снег в сторону своего разрушенного дома.
Он видел, как Арчи топором сбивал индейку с двадцати футов (примерно 6 метров, — прим. пер.). И верным было то, что большинство пистолей неточно стреляли с расстояния ненамного больше, чем это. Но, в конце концов, он не собирался убивать его. Джейми вытащил пистоль и держал на виду перед собой.
— Арч! — позвал он. Наклонившийся человек стоял к нему спиной, копаясь в пепле. Услышав голос, он замер, все еще согнувшись. — Арчи Баг! Выходи сюда и давай поговорим!
В ответ фигура, внезапно выпрямившись, развернулась, и яркая вспышка света озарила падающий снег. В то же мгновение его бедро обожгло пламенем, и он пошатнулся.
Больше всего остального Джейми удивился: он понятия не имел, что Арчи Баг мог пользоваться пистолетом, и был впечатлен, что тот так хорошо прицелился своей левой...
Он упал в снег на одно колено, но когда поднимал к упору свое собственное оружие, то понял две вещи: черная фигура целилась в него другим пистолем, и не левой рукой, что означало...
— Господи! Йен! — но Йен увидел, как Джейми упал, и также заметил второй пистоль. Из-за шума ветра и снега Джейми не услышал полета стрелы, она появилась как по волшебству, воткнутая в спину фигуры. Сделав пару шагов, человек замер, затем рухнул большой грудой. И еще до того, как тот упал, Джейми уже бежал, прихрамывая, его правая нога подгибалась при каждом шаге.
— Господи, нет, Боже, нет! — говорил он, и его голос звучал, словно чужой.
Сквозь снег и ночь послышался крик, отчаянно взывающий. Потом мимо Джейми, словно размытая стрела, промчался Ролло, — кто его выпустил? — и из-за деревьев шарахнул ружейный выстрел. Где-то поблизости рявкнул Йен, подзывая собаку, но у Джейми не было времени, чтобы посмотреть — он как попало карабкался по закопченным камням и, спотыкаясь, поскальзывался на свежевыпавшем снеге, его нога была горячей и холодной одновременно, но сейчас не до этого.
— О, Боже, пожалуйста, нет!..
Добравшись до темной фигуры, он бросился на колени рядом с ней, обхватив ее. Он уже знал: он понял это, увидев пистоль в ее правой руке. Арчи, с его недостающими пальцами, не мог стрелять правой. Но, Господи, нет...
Он перевернул ее, чувствуя, что короткое, грузное тело ее расслабляется и тяжелеет, словно только что убитый олень. Откинув капюшон плаща, он ласково и беспомощно провел рукой по мягкому круглому лицу Мурдины Баг. Она дышала под его ладонью и может... но другой рукой он чувствовал стрелу, которая прошла сквозь шею, и дыхание Мурдины влажно клокотало. Его рука тоже была мокрой и теплой.
— Арчи? — произнесла она хрипло. — Мне нужен Арчи, — и умерла.
ГЛАВА 3
ЖИЗНЬ ЗА ЖИЗНЬ.
Я ОТВЕЛА ДЖЕЙМИ в кладовую. Там было темно и холодно, особенно для человека без штанов, но мне не хотелось рисковать разбудить кого-либо из Хиггинсов. Боже, только не сейчас! Они же вырвутся из своего укромного уголка, словно стая испуганных перепелок. И я сама, как перепелка, содрогнулась от мысли, что придется разбираться с ними прежде, чем возникнет необходимость. Даже при свете дня будет жутко рассказывать им о произошедшем. А прямо сейчас подобная перспектива была вовсе невыносима.
За неимением лучшей альтернативы Джейми и Йен положили миссис Баг в кладовой вместе с бабулей МакЛауд — под нижней полкой с накинутым на лицо плащом. На виду остались лишь ее вытянутые ноги в потрескавшихся изношенных ботинках и полосатых чулках. Мне вдруг представилась Злая Ведьма Запада из страны Оз, и я зажала рукой рот прежде, чем из него вырвется что-нибудь по-настоящему истеричное.
Джейми повернулся ко мне, но взгляд его был обращен в себя — лицо осунулось и в отблесках свечи, которую он держал, на нем вырисовались глубокие морщины.
— А? — отрешенно произнес он.
— Ничего, — сказала я дрожащим голосом. — Ничего такого. Сядь, садись, — я поставила табуретку и свою аптечку, забрала у него свечу и жестянку с горячей водой и попыталась не думать ни о чем, кроме предстоящего дела. Ни о ногах. Ни, ради Бога, об Арчи Баге.
Плечи Джейми были закутаны в одеяло, а ноги обнажены — по необходимости, и когда моя рука коснулась их, я почувствовала, как на его гусиной коже волоски встали дыбом. Подол рубашки, пропитанный полузасохшей кровью, прилип к бедру, но Джейми не издал ни звука, когда я отодрала ткань и раздвинула его ноги.
Он двигался как в бреду, но приближение зажженной свечи к яичкам заставило его прийти в себя.
— Ты поосторожнее с этой свечкой, Сассенах, ага? — проговорил он, прикрывая рукой свои гениталии.
Заметив этот жест, я вручила ему свечу, и, кратко предупредив о капающем горячем воске, вернулась к осмотру.
Из раны сочилась кровь, но совсем немного, и я, окунув тряпку в горячую воду, приступила к делу. Его тело заледенело, холод заглушал даже острые ароматы кладовой, но я все еще чувствовала его запах — привычный терпкий мускус, искаженный примесью крови и бешеного потоотделения.
Это была глубокая борозда, дюйма четыре в длину, которая прошла высоко вверх сквозь мышцы его бедра. Но, по крайней мере, она была чистая.
— В репертуаре Джона Уэйна (Джон Уэйн — американский актёр, которого называли 'королём вестерна', — прим. пер.), — произнесла я, стараясь говорить легко и сдержанно. Глаза Джейми, сосредоточенные на пламени свечи, переместились и уставились на меня.
— Что? — хрипло проговорил он.
— Ничего серьезного, — сказала я. — Пуля тебя лишь зацепила. Пару дней ходить будет трудно, но герой жив и готов сражаться вновь.
На самом деле пуля прошла у него между ног, глубоко раскроив внутреннюю поверхность бедра, в непосредственной близости от его яичек и бедренной артерии. На один дюйм правее — и он был бы мертв. Одним дюймом выше...
— Невелико утешение, Сассенах, — сказал он, но тень улыбки тронула его глаза.
— Нет, — согласилась я. — Но хоть что-то?
— Хоть что-то, — произнес он и коротко коснулся моего лица. Его рука была очень холодной и дрожала. Горячий воск стекал по пальцам другой, но он, похоже, не чувствовал этого. Я аккуратно забрала у него подсвечник и поставила на полку.
Я ощущала горе и самобичевание, исходящие от него волнами, и его борьбу за то, чтобы не поддаться им. Я не помогла бы ему, если бы сдалась в этой чудовищной ситуации, и не была уверена, что вообще каким-то образом смогу помочь, но я могла бы попытаться.
— О, Иисус, — проговорил он так тихо, что я едва его слышала. — Почему я не позволил ему забрать его? Какое это имело значение? — он беззвучно ударил кулаком по колену. — Боже, почему я просто не позволил ему забрать его?!
— Ты же не знал, кто это был, и что они собирались сделать, — так же тихо проговорила я, положив руку ему на плечо. — Это был несчастный случай.
Его мышцы были сильно, мучительно напряжены. Я тоже чувствовала это — тугой узел протеста и отрицания у себя в горле: 'Нет, это не может быть правдой, это не могло произойти!' — но работу нужно доделать. Разберусь с неизбежным позже.
Он прикрыл лицо рукой, и, медленно качая головой, больше не говорил и не двигался, пока я не закончила промывать и перевязывать рану.
— Можешь сделать хоть что-нибудь для Йена? — произнес он, когда я закончила. Я поднялась и он, убрав руку, посмотрел на меня — его лицо исказилось в мучительном страдании и снова расслабилось. — Ему... — он сглотнул, и покосился на дверь, — ему плохо, Сассенах.
Я взглянула на виски, что принесла с собой — четверть бутылки. Джейми проследил направление моего взгляда и покачал головой.
— Тут мало.
— Тогда выпей ты, — и хотя он замотал головой, я вложила бутылку в его руку и сжала пальцы вокруг нее.
— Назначение врача, — сказала я тихо, но очень твердо. — От шока, — он сопротивлялся, пытаясь поставить бутылку обратно, но я стиснула его руку.
— Знаю, — проговорила я, — Джейми, я знаю. Но ты не можешь сдаться. Не сейчас.
Мгновение он смотрел на меня, затем кивнул, принимая виски, поскольку действительно нуждался в этом, и его рука расслабилась. Мои собственные пальцы окоченели от воды и холодного воздуха, но все равно были теплее, чем у него. Я взяла его свободную руку в свои ладони, и крепко сжала ее.
— Ты знаешь, есть причина, по которой герой никогда не умирает, — сказала я, попытавшись улыбнуться, но почувствовала, что мое лицо застыло, словно маска. — Когда случается худшее, кто-то, все же, должен решать, что делать. Пойди сейчас в дом и согрейся, — я выглянула в ночь с лавандовым небом и дикими крутящимися вихрями снега, — а я... найду Йена.
КУДА ОН МОГ подеваться? Он не мог уйти далеко, не в такую погоду... Учитывая его душевное состояние, когда они с Джейми вернулись с телом миссис Баг, он мог бы, подумала я, просто пойти в лес, куда глаза глядят, не переживая о том, что с ним может что-то случиться. Но с ним была собака. И как бы он себя ни чувствовал, все равно не стал бы тащить Ролло в завывающую пургу.
А метель была такой, как и ожидалось. Я медленно забралась в горку, в сторону пристроек, укрывая фонарь под складками своего плаща. И внезапно меня осенило — возможно Арчи Баг укрылся в кладовой над ручьем или в коптильне. И... О, Боже, знает ли он? Я тут же остановилась как вкопанная, позволяя густо падающему снегу покрывать вуалью голову и плечи.
Я была настолько потрясена случившимся, что мне и в голову не пришло подумать о том, известно ли Арчи Багу, что его жена мертва? Джейми сказал, что он кричал, призывая Арчи выйти, сразу же после того, как все понял, но никакого ответа не последовало. Возможно, Арчи подозревал подвох или он просто сбежал, увидев Джейми и Йена, предполагая, что они уж точно не навредят его жене. В таком случае...
— О, чертов ад, — в ужасе пробормотала я себе под нос. Но с этим ничего нельзя было поделать. Я надеялась, что смогу сделать что-то хотя бы для Йена. Вытерев рукавом лицо, я сморгнула с ресниц снежинки и медленно пошла дальше. Свет фонаря тонул в вихре метели. А вдруг я повстречаю Арчи? Мои пальцы вцепились в ручку фонаря. Мне придется рассказать ему, привести его в хижину, чтобы он увидел... о, мама дорогая. Если я вернусь с Арчи, смогут ли Джейми и Йен занимать его достаточно долго, чтобы я успела вытащить миссис Баг из кладовки и представить ее в более приличном виде? У меня не было времени, чтобы удалить торчащую стрелу или благопристойно разместить тело. Я вонзила ногти свободной руки в ладонь, пытаясь держать себя в руках.
— Иисус, не дай мне найти его, — произнесла я себе под нос. — Пожалуйста, не дай мне найти его.
Но летний домик, коптильня и зерновой амбар — все, слава Богу, были пусты и никто не смог бы спрятаться в курятнике, не побеспокоив кур. А они молчали, усыпленные бурей. Однако курятник сразу же напомнил о миссис Баг — о том, как она разбрасывала зерно из своего передника, вполголоса напевая шутливые песенки. Она называла всех кур по именам. Меня ни черта не волновало, ели мы на ужин Исабель или Аласдейр, но в данный момент тот факт, что никто и никогда теперь не сможет отличить одну от другой или порадоваться тому, что Элспет высидела десять цыплят, показался невыразимо душераздирающим.
В конце концов я нашла Йена в сарае. Темная фигура забилась в солому у ног мула Кларенса, чьи уши навострились при моем появлении. Он восторженно взревел от перспективы дополнительной компании, а козы истерично заблеяли, думая, что я волк. Лошади в изумлении вскинули головы, будто вопрошая, потом зафыркали и заржали. Ролло, примостившийся в сене рядом со своим хозяином, коротко и резко гавкнул, недовольный шумом.
— Да тут просто чертов Ноев ковчег, — заметила я, стряхивая снег с плаща и вешая фонарь на крюк. — Не хватает лишь пары слонов. Тише, Кларенс!
Йен повернулся ко мне, но по пустому выражению его лица я поняла, что он не осознавал смысла сказанного. Присев на корточки рядом с ним, я приложила руку к его щеке. Она была холодной и кололась молодой щетиной.
— Это не твоя вина, — сказала я мягко.
— Я знаю, — проговорил он и сглотнул. — Но я не знаю, как с этим жить, — он нисколько не драматизировал, а его голос звучал совершенно растерянно. Ролло лизнул его руку, и пальцы Йена утонули в собачьей шерсти, словно ища поддержки.
— Что мне делать, тетушка? — он беспомощно посмотрел на меня, — Ничего, правда? Я не могу исправить или отменить это. И все же я непрерывно перебираю способы, как бы это сделать. Как сделать, чтобы все исправить. Но нет... ничего.
Я присела на корточки рядом с ним, положила руку ему на плечо и прижала его голову к себе. Он нехотя приник, однако я почувствовала проходящую через него непрерывную дрожь от усталости и горя, похожую на озноб.
— Я любил ее, — проговорил он так тихо, что я едва могла расслышать. — Она была, как моя бабушка. А я...
— Она любила тебя, — прошептала я, — она не стала бы тебя винить, — я сдерживала собственные переживания, как неумолимую смерть, чтобы делать то, что необходимо. Но сейчас... Йен был прав. Сделать уже ничего нельзя, и от полнейшей беспомощности слезы покатились по моим щекам. Я не плакала. Горе и шок просто переполнили меня, и я не смогла их сдержать.
Почувствовал ли он слезы на своей коже или ощутил мою скорбь — не могу сказать, но внезапно Йен тоже сдался и заплакал, сотрясаясь в моих объятиях.
Я всем сердцем желала, чтобы он был маленьким мальчиком, и чтобы буря печали могла смыть его вину и оставить его чистым, умиротворенным. Но для него уже все не могло быть так просто. И единственное, что я могла сделать — это держать его и гладить по спине, слабо и беспомощно всхлипывая сама. Затем Кларенс предложил свою поддержку — тяжело дыша в голову Йена, он задумчиво зажевал прядь его волос. Йен отпрянул, шлепая мула по носу.
— Ой, отвали!
Поперхнувшись, он ошарашено засмеялся, затем, поплакав еще немного, выпрямился и вытер нос рукавом. Некоторое время он сидел неподвижно, собирая себя по кусочкам, и я не вмешивалась.
— Когда я убил того человека в Эдинбурге, — сказал он наконец, и голос его был хоть и хриплый, но уже управляемый, — дядя Джейми взял меня на исповедь и научил молитве, которую произносишь, когда убиваешь кого-то. Чтобы вверить их Богу. Помолишься со мной, тетушка?
В течение многих лет я не вспоминала, и тем более не произносила молитву "Наставления душе", поэтому неловко запиналась через слово. Йен же говорил без запинки, и я подумала о том, как часто он использовал ее все эти годы.
Слова казались ничтожными и беспомощными, растворяясь в звуках шуршащего сена и жующих зверей. Но я ощутила капельку утешения от того, что произнесла их. Возможно, это просто было чувство прикосновения к чему-то большему, чем ты сам, дающее возможность осознать, что это большее существует, потому что оно должно существовать. Ведь определенно одного тебя недостаточно для такой ситуации. Меня явно не хватало.
Некоторое время Йен сидел, закрыв глаза. Наконец, он открыл их и посмотрел на меня темным от осознания взглядом; его лицо было очень бледным под щетиной.
