Письмо, с которого все началось

Пока его преосвященство отдавал распоряжения, они поднялись по лестнице, прошли по коридору. Секретарь отворил дверь, и они вошли в личный кабинет епископа, смежный со спальней и купальной комнатой.

Интерьер помещения, выдержанный в светлых тонах, столь модных в этом десятилетии, радовал глаз своей изысканностью. Небесного цвета портьеры на окнах гармонировали с серо-голубой обивкой кресел и стульев. Тончайшая резьба на мебели из розового дерева повторяла сложный узор ковра на полу.

Боклерк положил сундучок в кресло, стоявшее подле двери.

— И так же узнай, как обстоят дела у нашего 'голосистого' кардинала, — тут епископ фыркнул, развеселившись от еще одного каламбура7, — Уж слишком сильно он начал себя выпячивать, слишком часто стал вступать в спор с командорами и кардиналами из конвента. Он весь стал одним 'слишком'. Так что надо бы за ним поприглядывать, а то мало ли... Собери мне на него все данные, какие сможешь. Вот теперь все, можешь идти.

Секретарь коротко поклонился и вышел, закрыв за собой дверь. Епископ Констанс выглянул в узкое окно — каррусу уже убрали. Внизу хлопнула дверь, значит, скоро принесут его вещи. Что ж, здравствуй водоворот церковной жизни, полной скрытых страстей!

Кто бы тогда в его молодости мог подумать, что он четвертый сын, пусть и очень знатного рода д'Гем, несмотря на субтильное телосложение и малый рост станет епископом, а затем и первым достойным доверия в одном из самых больших и могущественных боевых орденов. Правда, его уже не устраивало, что он на протяжении двенадцати лет оставался епископом. И пора бы исправить подобное упущение.

Главой боевого Ордена Святого Варфоломея Карающего являлся командор Сикст, в непосредственном подчинении которого находилось двадцать епископов, распоряжающихся делами епархии. Среди них выделялись трое достойных доверия, имеющих право вместе с главой ордена заседать в совете при папском престоле — конвенте.

Впрочем, иерархия священнослужителей любого другого ордена, боевого или духовного, не разнилась между собой. Отличие было лишь в том, что во главе духовников стоял кардинал, а не командор. И во всех орденах также было по двадцать епархиальных епископов, чтобы ни один из них не имел перевеса в численности сановников высшего духовенства. Кроме того, совет любого ордена включал трех достойных доверия и около полусотни епископов-суффраганов — не входящих в совет, а подчиняющихся лично епископу своей провинции, и не имеющих апартаментов в ауберге. А уж им в свою очередь были подконтрольны настоятели монастырей, а духовным еще и священнослужители приходов.

Констанс сидел в кресле на протяжении часа, ожидая, когда маршал Сикст соизволит его принять. Епископ, имеющий немалый сан вынужден томиться в библиотеке, словно аббат из захудалого прихода. Возможно, ему следовало бы возмутиться или дать выход своему раздражению, позволить чувству собственного достоинства взять верх. Но как человек опытный в делах церковных, епископ счел, что поступать подобным образом было бы опрометчиво, и даже глупо. Констанс прекрасно понимал, почему командор держит его здесь — это был прямой и непрозрачный намек на его неподчинение, ведь он не явился 'засвидетельствовать свое почтение' вчера вечером, или на худой конец сегодня утром. И заодно решили напомнить о его положении в иерархической лестнице — ведь он первый ПОСЛЕ, а не просто первый. Впрочем, ничего страшного в этом нет. Неприятно — да. Своеобразный щелчок по носу, досадная мелочь, но не более.

В последние пару лет отношения между ним и командором накалились до предела, разговоры приобрели двойной смысл, скрывая в каждой фразе завуалированный выпад. Со временем их пикировки не ослабели, а лишь приобрели еще большую ярость и глубину. И приди ныне епископ на аудиенцию неподготовленным, без нужных сведений о произошедшем в ауберге, он совершил бы большую глупость. А Констанс был отнюдь не глуп.

Но вот двери открылись, и командор вошел в комнату. Его высокопреосвященство главный маршал ордена Командор Сикст, как и большинство варфоломейцев был высок и крепко сложен. Ширококостная фигура, мощные руки делали его похожим на кузнеца. Короткая шея и мутноватый взгляд светлых глаз исподлобья, придавали вид угрюмого и недалекого человека. Если подобные выводы принять за истину, можно было сделать крупную ошибку. Во-первых, маршал был умен и изворотлив, а значит опасен. Во-вторых, глядя на его плечи и дышащий силой торс, опытному человеку становилось ясно — его высокопреосвященство Сикст не перестал браться за оружие, и мог доставить сопернику неприятности как в церковно-политическом, так и физическом плане.

Едва командор успел сделать пару шагов, как епископ с видимым усилием поднялся и пошел ему навстречу, при этом нарочито сутулясь и горбя спину. Ведь если ложь на словах — это явный грех, то неправда тела — дело совсем другое.

— Слава Господу нашему, — учтиво произнес он, целуя руку маршалу Сиксту.

— Вовеки веков, сын мой, — в устах более молодого командора обращение 'сын мой' выглядело слегка неуместно, но что поделаешь, таковы правила.

— Я рад, что вы смогли прийти именно сегодня, — между словами проглядывало: 'наконец-то вы соизволили прийти', а если копнуть еще глубже, то: 'вы обязаны были явиться еще вчера, а имели наглость тянуть до сегодняшнего вечера!'.

— Ваше высокопреосвященство, я тоже безмерно рад, что вы наконец-то можете уделить мне малую толику своего времени, — 'Вы заставили меня ждать!'. Главный маршал и его достойный доверия обменялись приветствиями и первыми словесными уколами. — Надеюсь, что мое отсутствие при заседании конвента НЕ ВЫЗВАЛО НЕПРИЯТНОСТЕЙ.

— Вы правильно НАДЕЕТЕСЬ, сын мой. Должен сообщить вам, что наши пять рьяных епископов и два поддерживающих их монастыря, теперь занимают НЕ СТОЛЬ устойчивую позицию.

— Из ВАШИХ уст я слышу благие вести, — снова обмен ударами. Констанс прекрасно знал — заверение командора прозвучало для отвода глаз. Оно было призвано скрыть реальное положение дел, поскольку старания отколовшихся епископов в любой момент могли увенчаться успехом. — Но, увы, ваше высокопреосвященство, сегодня мне придется выступить посланцем дурных известий, — продолжил он, изобразив на лице мировую скорбь, хотя приносить своему сопернику любые плохие новости было делом весьма приятным.

— Что ж, это печально. Известия сии интересны всему конвенту, или...

— Всему конвенту, ваше высокопреосвященство, — печально подтвердил епископ, тайно злорадствуя.

Командор подошел к одному из столов, находящихся в библиотеке, опустился в кресло, неторопливо поправил полы сутаны и тщательно расправил складки на мантии8. Несмотря на столь позднее время, маршал Сикст был в полном облачении, даже биретта присутствовала.

— Сын мой, присаживайтесь, я ВИЖУ, что дорога далась вам нелегко, — язвительно заметил маршал, намекая на сгорбленную спину его преосвященства.

— Я всеми силами стремился добраться в ауберг как можно скорее, — словно бы не заметил поддевки Констанс. — Прежде всего, я хотел передать письмо. Вот с него список, само послание пришло нам в неприглядном виде.

Епископ шаркающей походкой приблизился к командору и протянул копию письма, в котором он приказал внести небольшие изменения, сгустив краски описываемых новостей. Если уж новости стали известны ему первому, то почему бы не воспользоваться ими, и не напугать командора, подтолкнув того в удобном для него направлении? Оригинал же Констанс оставил у себя, к тому же тот действительно неблагопристойно выглядел — слегка измялся за пазухой у сестры в дороге.

Усевшись напротив Сикста, епископ стал внимательно следить за тем как тот небрежным движением руки, развернул лист, поднес поближе к свечам и принялся читать. Закончив, маршал резким движением бросил лист на стол, и о чем-то задумался. А Констанс терпеливо ждал.

— Вот как?! Нурбан готовится к войне с нами?! — наконец произнес Сикст. — И, я так понимаю, вы доверяете этим сведениям?!

— Ваше высокопреосвященство, — осторожно начал епископ, сложив руки на коленях. — Мать настоятельница Ордена Софии Костелийской, ее высокопреподобие Серафима, женщина прямолинейная, отличающаяся особым неуемным правдолюбием, но всегда была верной дочерью Церкви. Подозреваю, что без веских на то оснований, она не стала бы посылать столь... — он замолчал, подбирая подходящее слово. — Столь необычных известий. Осмелюсь даже предположить, что ей известно более чем написано в этом послании, — его преосвященство очень аккуратно строил фразы, стараясь не вызвать у командора и тени подозрения в свою сторону. Чтобы у того и мысли не должно было возникнуть, что Констанс причастен к небольшому сгущению красок и усугублению содержания послания.

Командор Сикст прочитав письмо, мгновенно понял, чем грозят подобные новости для него лично. В случае начала военных действий, он как Главный Маршал самого многочисленного боевого ордена должен будет отправиться на место возможных сражений. Сейчас, когда оппозиция из пяти епископов и двух настоятелей вместе со своими монастырями в Винете стремятся отколоться от ордена и основать собственный — это равносильно политическому самоубийству. Впрочем, на отказ ехать Папа прореагирует соответственно, и такой вариант для него лично тоже будет весьма неудобоварим. Вдобавок положение обострялось тем, что другой главный маршал второго по силе и величине Боевого Ордена Святого Августина, находился сейчас с папским посольством в Бувине.

Констанс в свою очередь прекрасно отдавал себе отчет, что едва маршалу поступит приказ выдвинуться на позиции, его захватят с собой. Сикст ни за что не оставит его без присмотра. А это уже не устраивало его преосвященство. Епископ являлся хорошим политиком и опытным интриганом, но совсем не был силен в обороне городов и крепостей. Своим уделом он считал сложнейшие многоходовые партии с рокировкой фигур и множеством обманных ходов. Предпочитал интриги над которыми можно было подумать хотя бы пару часов... Однако при этом совершенно не разбирался в искусстве войны; не знал когда следует начинать стремительные атаки по фронтам, а когда устраивать прорывы на флангах.

При отбытии на войну сложнейшая интрига, которую многие и многие месяцы выстраивал Констанс, летела в тартарары. На фронте ему шагу не дадут сделать без уведомления маршала, и при этом существует реальная угроза потерять все договоренности, достигнутые на данный момент в управлении при Святом Престоле. Епископ понимал, что эта поездка будет смертельна для его церковной карьеры, ведь как полководец он из себя ничего не представлял. Значит, подняться после такого позора будет невозможно.

Чтобы такого не произошло, он намеренно переправил послание от настоятельницы, расписав все в более мрачных тонах. Это давало ему дополнительный шанс выкрутиться и не поехать на поля сражений. Когда о войне будет сообщено на конвенте, епископат с бейлифатом всполошатся, а командору станет не до интриг. Так в суматохе предвоенной подготовки ему, хитрому Лису, будет проще выкрутиться и остаться в Святом Городе.

— Когда было доставлено послание, и кому оно еще было отправлено? — наконец Сикст озвучил вопрос, который его больше всего интересовал.

— Письмо прибыло в последний день лета, и я тотчас же отбыл из монастыря, чтобы доставить его вам лично. А отправлено, я подозреваю, еще в ордена Иеронима и Августина, но я не знаю, как скоро их доставят. Возможно в ближайшее время, а возможно... — епископ многозначительно замолчал, предоставляя командору самому ломать голову над скоростью и направлением развития ситуации.

— Замечательно, — маршал выдохнул с явным облегчением, а Констанс едва не выдал себя улыбкой — командор поступал именно так, как ожидалось и рассчитывалось.

И теперь епископ не спускал взгляда с лица Сикста, стараясь не пропустить и толику нужной реакции. А маршал тем временем продолжал:

— Я попрошу братьев из 'тишайших' проверить сведения. В случае неприятного развития ситуации, я извещу вас, сын мой, и мы ВМЕСТЕ понесем это тяжкое бремя.

Все же в бочке меда, оказалась ложка дегтя. В последней фразе командор не преминул указать, что все же не оставит епископа без своего внимания.

Сделав столь недвусмысленный намек, Сикст встал и направился к выходу, давая тем самым понять — аудиенция завершена.

Его преподобие поклонился вслед уходящему командору, стремясь всеми силами удержать на своем лице безмятежное выражение, хотя у него скулы сводило судорогой от раздражения на прозвучавшее замечание.

С раннего утра епископ активно приступил к делам. В этот день он запланировал многочисленные встречи: одни должны были состояться с представителями своего ордена, другие с церковниками из прочих.

На встречи его преосвященство прихватил с собой послушника Марка. Шустрому парнишке всегда можно поручить сбегать за кем-то или чем-либо, а так же попросить последить не вызвав подозрения. И теперь четверо крепких братьев несли паланкин с сидящим в нем Констансом, а мальчик шел справа, украдкой поглядывая по сторонам: любопытно же, уж слишком необычным и красивым был город.

Сначала они посетили книжную лавку, где епископ пробыл около часа, затем лекаря — там застряли на полтора, потом к портному. Примерка длилась тоже не меньше двух часов. На самом деле епископ Констанс под видом совершено невинных дел встретился со своими осведомителями, для дальнейшего выяснения положения дел в Святом Городе. У него была большая и разветвленная сеть информаторов и доносчиков. И все: портной, продавец книг, лекарь были обязаны ему, и поэтому предоставляли для тайных встреч задние комнаты своих лавок и магазинчиков. Проследить, с кем произойдет встреча, было практически невозможно. Каждый дом имел две двери: одна из них вела на главную улицу, откуда заходил епископ, другая в тесный проулок, отсюда приходил информатор.

Первая и самая короткая встреча была с мелким клириком из Ордена Святого Георга. Епископ со всеми удобствами расположился в личном кабинете книготорговца, потягивая из тонкостенной чашки новомодный напиток каффее, завезенный из-за моря в позапрошлом году. Его преосвященству нравилось пить его по утрам, так как казалось, что он дает бодрость и особую ясность мысли. Торговец знал о подобной слабости епископа и, несмотря на безумную дороговизну продукта, стремился угодить. К тому же нередкие визиты столь высокопоставленного лица служили рекламой его лавке, и в свою очередь приносили ощутимый доход.

Клирик не замедлил явиться, едва Констанс выпил половину чашечки. Это была серая непримечательная и невзрачная личность, в темно синей сутане положенной служителям ордена охраны Святого Престола. Невысокого роста мужчина с обыкновенным незапоминающимся лицом, так подходящим для шпиона, поклонился епископу и опустился на предложенный стул.

— Рад нашей встречи, Гийом, надеюсь, ты получил повышение, и тебя назначили старшим ризничным, — первым начал разговор его преосвященство.

Он всегда выражал радость встречи с мелкими служителями и интересовался делами, создавая ощущение их собственной значимости, хоть на самом деле это было не так. Но такой простой ход приносил немалую пользу: люди охотнее выбалтывали чужие тайны, причем за гораздо меньшие суммы. И не стремились найти нового покровителя, словно не замечая прицепленного к ним поводка.