Я осторожно вел свой "форд-мустанг" по пустынной проселочной дороге. В открытое окно дул сырой, но теплый ветер. В степях начиналась аризонская осень. Дорога была явно заброшена много лет назад, как и редкие домишки, стоявшие по обочине. Окна их зияли черными провалами, подернутыми бельмами паутины с нанесенной пылью, а участки с покосившимися заборами сильно заросли бурьяном и плющом. Нигде не было ни души — даже бродяг, даже бездомных собак не встречалось... В ярко-голубом небе не видно было ни птиц, ни даже облаков — пустота и безмолвие...
Несмотря на то что было тепло, по коже у меня периодически пробегали мурашки.
Что-то за поворотом блеснуло на солнце...
И вот впереди показался обветшалый плакат, с выгоревшими на солнце буквами, который гласил: "Добро пожаловать в Серпент-Таун! Федеральный округ Олимп Свободных колоний Марса".
С краю ссохшейся фанеры плаката были налеплены две скукоженные от времени наклейки, на которых были изображены знаки радиационной и биологической опасности — черно-оранжевыми пятнами.
Я машинально немного сбросил скорость, въезжая в границы города, и уже буквально через минуту заметил движение в дверном проеме обшарпанного здания с покосившейся вывеской "Почта".
Автоматически я пригнулся, ожидая выстрела или бог знает чего еще...
На крыльцо вышла невысокая девушка с гибкой стройной фигурой и помахала мне рукой...
Ирина подошла ко мне и улыбнулась. На ней было льняное белое платье грубой материи.
— А ты совсем не изменился, — сказала она. — Все такой же...
— Разве? — спросил я, хлопнув дверцей автомобиля. — А мне казалось...
— Проседь в волосах тебя украшает, — улыбнулась она. — Добавляет солидности... Говорят, ты стал альпинистом?
— Это просто слухи, — сказал я, горько усмехнувшись. — Ты-то как?
— Да все в порядке, — улыбнулась она в ответ. — Вот жду от тебя ребенка...
— Господи, — я закатил глаза, — а почему ты мне ничего не сказала???
— Не хотела тебя нервировать — у тебя ведь столько дел...
— Глупая ты... — пробормотал я, сжимая ее в своих объятиях. — Дела-то делами, а... Где ты так долго была, скажи?
— Я поступила в Сорбонну, пришлось подписать контракт...
Где-то вдалеке раздался шорох, словно шифер съехал со старой крыши...
— Почему ты все от меня скрываешь? — возмутился я.
— Ты не спрашивал...
Ветер бросил на лобовое стекло "мустанга" пучок высохших колючек...
— Да... Конечно, у меня были дела...
С шелестом катились по тротуарам треснутого асфальта клочки старой упаковочной бумаги...
— Милый, я все понимаю — это ведь Межгалактический совет, большая удача... Прошу... — Она опустила глаза. — Не бросай меня... Помоги мне — мне сейчас очень нужна твоя помощь... Я же тебя люблю...
В чем смысл жизни — неверная постановка вопроса: это означает, что жизнь — лишь первый этап перед неким действительно серьезным актом, конечный застывший пред/послесмертный идеал, где жизнь выступает как инструмент, хотя любой этап имеет задачу... Многие произведения искусства лишь поднимают сам вопрос, совершенно не давая никаких вариантов ответа или заякорясь на видовых (социальных) решениях: рождение и воспитание ребенка, польза обществу или же доктрина (иногда религиозная) всеобщего гуманизма, свершение грандиозного общественного деяния (подвига, революционного открытия или создания творческого артефакта, переворота в социальной среде).
А если просто задуматься... Просто, не ломая голову, соблюдать естественные законы... Быть спокойным... Вот что важно...
— Садись, пять, — ухмыльнулся Аид, закуривая очередную сигару. — Ты растешь в моих глазах, мой брат был бы тобой доволен...
— Но я так ужасно повел себя там, у цистерн...
— Нет, все верно, — кивнул он. — У финиша просто надо один раз оглянуться, но только один...
Я продолжил свою борьбу с Пустотой и Серостью в одиночку.
Множество витязей славных помогали мне, но все пали до срока в великих битвах за Истину. И тогда стали поговаривать, что продал я душу свою богам темным, ибо лишь один я возвращался с сечи. И стали избегать меня люди добрые, и воины отважные не хотели служить у меня.
Я же обелить себя не смог и решил с горя стать обыкновенным человеком: сошел с ума, женился и стал юристом. Я уснул на долгие годы... Лишь недавно удалось пробудиться мне.
— Ай! Ай, ребятки! — воскликнул Отшельник. — Как же вы так? И зачем же вы так? Померзли бы ни за что... Эх! Вот так вот...
— Да мы, собственно, за дело мерзли-то, — попытался я оправдаться. — Кто же знал, что у вас тут так все...
Лицо Отшельника напоминало патиссон, окруженный косматой пепельной бородой, которая торчала в разные стороны, почти сливаясь с его меховым воротником. Морщины на лбу терялись за косматыми бровями, а губы прятались в усах. Вообще довольно сложно было определить, какого он возраста, но не юноша — точно.
Я курил, наслаждаясь каждой затяжкой, а Джей чистила свой пистолет.
Отшельник сидел на шкурах на полу... Напоминал он окончательно съехавшего с ума геолога, такого же, как водились на равнине.
Он сидел на полу прямо на шкурах, брошенных на резину, и ел копченых тараканов, которых принес с собой в специальном кожаным мешочке.
Зрелище было не очень, особенно учитывая застрявшие в его бороде фрагменты насекомых. Это тот самый человек, которого привел наш провожатый, под вечер, когда мы с Джей проснулись. Он говорил на империо, правда, подчас нес такую околесицу, что мама не горюй...
От его предложения покушать мы с Джей вежливо отказались, сославшись на акклиматизацию...
Вечером, как мы проснулись в зябкой пещере, у нас сразу возник ряд проблем.
Изо рта шел пар, от родника веяло могильным холодом, а жидкое мыло в индивидуальном комплекте замерзло.
— Гляди-ка! — воскликнула Джей, держа озябшими руками свою открытую флягу над стаканом. — Даже подогрев не помогает! Фига се!
Я воспринял это стоически, несмотря на то что во рту почему-то ужасно пересохло.
Мы глотнули спирта из запасов, запив его ледяной водой из источника. После чего хоть как-то согрелись. Ждать, пока нагреются чашки, пришлось долго... почти час... оказалось, что перед сном мы включили обогреватель не в том режиме, только комбезы и спасли нас от воспаления легких...
— Он же вас сперва за военных принял, — сказал Отшельник, громко чавкая. — Хотел застрелить, конечно... Это да... Они ведь, Тохчи, такое племя — частенько ходят на Пятачок, как заслышат звук... Этот... Ну звук от леталки... Дирижабль, кажется, по-вашему... Вот... Там грузы привозят для "Зэт-308", вот так вот.
— Это что такое? — поинтересовался я, с наслаждением затягиваясь в десятый раз своими любимыми сигаретами.
— Военные... — произнес Отшельник неуверенно. — Поселение... А... База это, там сидят, короче, военные, вот так...
Он был одет в некое подобие комбеза, только сшитого из собачьих шкур.
— Я про этих суетливых все знаю — военные они... Они привозят груз снизу из Города, кидают его на площадку. Тохча слышит шум, выходит из Аратуна, — так он называл свой пещерный поселок, — садится на сани и едет смотреть, что можно у военных забрать, пока не прилетела их железная птица и все не забрала. Иногда бывает охрана, тогда Тохча стреляет в них или они в него. Но Тохча незлой — много не возьмет, а военные — они жадные... Вот так. Иногда люди, как вы, снизу прилетают — они у Тохча жить остаются. Ходить-то тут некуда, только в Гору, вот так вот.
Я потратил целый час, чтобы выяснить — не пролетали ли здесь те самые "Гепарды".
Про вертолеты и дирижабли Отшельник рассказал мне много, а вот таких машин, похожих на суборбитальные истребители-перехватчики, он не знал. Вот так... Опять облом... И что теперь?
Оказалось, что тут живет в пещерах клан отшельников, которые называют себя "Тохчи". Они имеют свое наречие и, по всей вероятности, являются потомками какой-то исследовательской экспедиции, давно уже расформированной. А Отшельник появился тут относительно недавно, таким же способом, как и мы: нелегально прилетел в грузе военного дирижабля. Поэтому Тохча-разведчик нас принял за его знакомых и не пристрелил, как было принято поступать с военными. Отшельник пока еще не разучился говорить на империо, хотя и изъяснялся на нем немного неуклюже.
Он рассказал нам, что здесь, в большой сети карстовых пещер на поверхности Олимпа, обитает около пятисот человек. Глубина залегания, внутренние каналы разломов и нехитрые агрегаты, разлагающие снег на кислород и водород, делают местные условия вполне сносными, наполняя помещения пригодным для дыхания воздухом.
— А вот вас я приветствую, вот так, — сказал он, важно выпятив грудь. — Вы не такие, как они все... Что вы ищете здесь, на Великой Горе? Духовного освобождения? Или испытаний для тщедушной человеческой плоти? Ты говорил про железных птиц, но я не вижу нужности, чтобы ты залезал к их гнезду... Или ты просто ищешь смерти, Охотник Странный?
— Смерть сама меня ищет, — ответил я с усмешкой. — А про стальных птиц скажу, что одна из них унесла девушку, которую я люблю. Поэтому я хочу узнать, где она, что с ней... Хочу забрать ее отсюда...
— Туда, вниз? — спросил вдруг Отшельник, указав пальцем в пол.
— Да, — кивнул я.
— Ясность, — кивнул косматый человек. — Ты ищешь испытаний, как и твоя женщина с тобой... Ну что же, и этот путь ведет к счастью... Главное — не умри по дороге...
И он отчего-то весело и заливисто рассмеялся. Я поймал недоумевающий взгляд Джей.
— Скажи мне, добрый человек, — сказал я, слегка улыбнувшись его странноватой реакции. — А далеко эта "Зэт-308", где военные сидят?
— В камнях, в Горе они, вон там, — и он махнул рукой, в нашу сторону, чуть левее, — почти сол шагать по пещерам. Однако можно и поверху быстрее ходить туда, но поверху холодно, и там Мараки бывают... Вот так...
— Мараки? — переспросил я.
— Мараки, — кивнул он. — Светятся, по небу летают, могут человека съесть, вот так...
— Понятно, — я догадался, что он имеет в виду глюки. — А скажи еще тогда, много Мараков летает над военными?
— Мало летают, — он покачал головой, — они тут не часто... Правда, охотники рассказывают, что видели, как иногда грузы, которые привозят здесь, Мараки забирают грузы для военных, и военные их не трогают...
— Как это забирают? — Я удивился, хотя слыхал про подобные случаи там, внизу.
— А так, — кивнул Отшельник, — жрут их, и все! Потом ни груза, ни контейнера, только снег растопят и земля обгорит. Грохот такой...
— А где Мараков особенно много? — вновь спросил я.
— Э-э-э-э, — протянул он, — а тебе для чего знать?
Он очень внимательно посмотрел мне в глаза, и его лучистый, добродушный недавно еще взгляд сделался колючим и настороженным. Мне даже показалось, будто его мутно-зеленоватые зрачки на секунду сверкнули.
— Понимаешь, — сказал я, тяжело вздохнув, думая, как объяснить этому человеку сразу все, в двух словах. — Здесь, на Горе, есть большой секрет, и моя любимая девушка знала, что он есть, но не знала, где он. А глупые и злые люди подумали, что она знает, и украли мою любимую у меня. Только моя любимая может открыть дверь в это потайное место, и поэтому тоже ее забрали с собой эти люди. Но ни мне, ни ей этого потайного места не нужно. Я хочу забрать свою любимую и уехать с ней далеко-далеко...
Его глаза вновь потеплели.
— А что там за секрет такой? — простодушно спросил Отшельник.
— Если честно, я сам не знаю и знать не хочу, — сказал я. — Это военные что-то там намудрили, а теперь грызутся между собой. Мне нужна моя девушка, и все.
— Ну, раз ты мне сказал правду, и я тебе скажу, — закивал Отшельник, а я весь обратился в слух. — Есть такое место, но оно совсем в другую сторону, и ходу туда два сола. Но место это очень плохое, мертвое — кто туда ходил, обратно не вернулся никто. Да... вот так... Не знаю, военные, не военные там... Нет там живых людей... Духи там есть... И Мараков много... Злых Мараков... И тебе туда незачем ходить, потому как твоя девушка уже у духов... Или умерла... Вот так...
Он вынул из кармана каменную трубку и кисет с табаком. Я сжал челюсти.
— Я все равно туда должен пойти, — сказал я тихо. — Пока я не найду ее, хоть мертвую, хоть живую, я не остановлюсь, понимаешь?
— Понимаю, — закивал Отшельник, выпустив облачко едкого дыма. — Понимаю...
— Я прошу только об одном, — продолжил я с нажимом. — Чтобы кто-то из охотников Тохча проводил меня сначала к базе "Зэт-308", а потом уже к этому плохому месту. С собой я никого брать не буду, чтобы не подвергать риску жизнь охотников. Мне надо, чтобы кто-то просто показал дорогу, и все...
— Плохое место на поверхности, — сказал Отшельник. — Это Мертвая Гора — такой большой-большой камень. На горе очень-очень-очень старый город стоит, пустой, да не совсем — Мараки там живут и духи людей, которые туда ходили... Вот так, Охотник Странный... Вот так...
— Везет же мне на стебанутых людей, — вздохнул я, изучая наросшие на стене пещеры причудливые и блестящие каменные сосульки, вот только, убей бог, никак не мог вспомнить — сталактиты это, сталагмиты или еще какая хрень.
— Это тонкий намек? — подозрительно прищурилась Джей, которая тоже закурила, разглядывая что-то на экране своего КПК.
— Вообще-то нет, — ответил я, — но спросить тебя так и подмывает.
— О чем? — Джей умела мастерски цепляться к словам и устраивать из этого небольшие перепалки.
— Как тебе наша милая экскурсия по самой высокой горе Солнечной системы?
— А что? — Джей подняла брови. — Мне нравится: такие милые горняки...
— Горцы, — поправил я.
— Ну, да, — кивнула Джей. — И церберы у них дрессированные... Так вот живешь в своей дыре — света белого не видишь, скучно...
Я поежился, представив Джей на рейде по Ржавкам, отстреливающуюся от папуасов, отморозков и глюков с видом смертельно скучающего человека.
— И не говори, — кивнул я в ответ. — Одно и то же, никакой романтики. Но вообще я говорил про этого Отшельника — тебе он не показался абсолютно чокнутым?
— Не больше, чем другие. — Джей выпустила кольцо дыма, которое, увлекаемое воздушными потоками пещеры, взмыло под потолок и тут же изменило траекторию на девяносто градусов, медленно распадаясь на клубящиеся фрагменты.
Мы ждали Отшельника уже почти час, сидя в удивительно красивой пещере, скудно освещаемой тремя лампами, блики от которых переливались на целых гроздьях свисающих с потолка кальциевых сосулек, плетеных колоннах и причудливых выступах.
Еще в пещере стояли изрядно контрастирующие с интерьером пластиковые бочки, валялись собачьи шкуры, а на потолке кое-где торчали провисшие провода.
Местами по стенам были вырезаны людьми какие-то знаки, символы, иногда слова или предложения, но эта азбука была мне незнакома: она смутно напоминала смесь земных языков, но ни один конкретно. Попадались примитивные изображения, которые, впрочем, подчас были искусно стилизованы, являя собой диковинную смесь карикатур, плакатов и знаков визуальной коммуникации. На одном из таких творений был изображен человек с большим воротником и шапкой — вероятно, охотник Тохча, держащий в руке фонарь, свет которого, нарисованный примитивными линиями, упирался в какое-то животное с большими острыми зубами и злобно вытаращенными глазами. Чуть ниже была нарисована стрелка. По всей вероятности, эта картинка предупреждала об опасности в одном из тоннелей.
