Девушка лежала на плоском травяном тюфяке в той же позе, как он её оставил — бледная, неподвижная, и лишь полупрозрачный ореол серебряных волос лёгким облаком парил вокруг её осунувшегося лица. Сейчас, среди царящей в избушке полутьмы, они выглядели просто светло-пепельными, отчего Пипиха казалась рано постаревшей — ей можно было дать и шестнадцать, и шестьдесят лет.
Такая странная особенность лица эльфийки поразила Ксиндару. С минуту он разглядывал её и исхудавшее её тело, носящее следы побоев и истязаний.
— Дивоярец, ты умеешь лечить раны? — спросил он у товарища, осторожно приподнимая лохмотья на руке девушки — там были следы ожогов и обширные гематомы.
— Нет, не освоил, — признался Лён, который и сам раздумывал, как бы помочь Пипихе.
— Я видел тот кой-какие травки, — сказал попутчик. — Надо бы мне вновь пополнять свой запас целительных составов. Я неплохо этим зарабатывал.
Он вышел, оставив дверь открытой, чтобы Лён мог слышать, что творится снаружи.
Лён присел на край тюфяка возле бесчувственного тела Пипихи. Его снедало желание узнать, что произошло после расставания у Наганатчимы — неужели она всё же не коснулась кристалла, а снова пустилась в свои необъяснимые странствия по Селембрис, продолжая собирать на свою голову несчастья? С другой стороны, ему было остро жаль Пипиху — как угораздило её забрести в этот край, где взяли в обычай обвинять женщин в колдовстве. Пипиха не была колдуньей, в крайнем случае её можно назвать мастером иллюзий, как Лавара. И уж, конечно, она не наводила порчу — здесь было что-то другое.
Девушка зашевелилась и застонала — кажется, она приходила в чувство. Тонкая рука, вся в грязных разводах, покрытая ссадинами и следами ожогов, потянулась к лицу, и тонкие дрожащие пальцы коснулись щеки. Лён молчал, не желая пугать девушку — наверняка она ещё не понимает, где находится.
— Изз ми, малайме, — прошептали разбитые бледные губы, и яркие колдовские глаза раскрылись в темноте избушки.
С минуту она бессмысленно смотрела в потолок, потом увидела его. Лён жадно смотрел ей в самые зрачки, ожидая увидеть в них узнавание, горя желанием много спросить и многое узнать. И понял, что она его узнала, но не удивилась.
— Холодное сердце, — чуть слышно обронили её губы.
— Что? — не понял он.
Она покачала головой, словно извинялась за случайно сказанное слово. Пипиха с трудом села на жёстком тюфячке, огляделась, обхватила себя тонкими руками и задрожала.
— Не бойся, Пипиха, ты в безопасности, — сказал ей утешающе Лён. — Я не позволю им ещё раз тебя тронуть.
Она слабо улыбнулась и снова покачала головой, словно в чём-то с ним не соглашалась
— Ты ушла от Наганатчимы? — спросил он, не в силах более терпеть неизвестность и страстно желая, чтобы между ними восстановилась прежняя доверительность и теплота.
Она не успела ничего ответить, как в избушку вернулся Ксиндара с ворохом трав, листьев, веточек и корешков.
— Не то, конечно, — озабоченно сказал он. — Но всё же раны можно будет промыть и хоть частью снять боль от ожогов.
Он поднял глаза и увидел, что больная уже сидит. Девушка протянула руку и взяла из рук Ксиндары собранные им растения. Она рассмотрела их и выбрала некоторые. Растерев в пальцах листья мяты, подорожника и берёзы, она дунула на них и стала обносить себя по рукам, шее и плечам, едва касаясь кожи. Душевная сила девушки-эльфа была очевидна: она не морщилась и не стонала от глубоких ран, которые обнаружились под её лохмотьями — ноги Пипихи носили следы пыток.
— Почему ты им позволила, Пипиха? — с болью спросил Лён, в ужасе увидев глубокие раны на щиколотках — от оков, и следы прижиганий на голенях. — Почему не обернулась птицей и не улетела? Почему не послала на них забвение?
— Они не виноваты, — пробормотала девушка. — Они не понимают.
— Это не причина, чтобы терпеть такое, — мягко заметил Лавар. — Мой друг верно говорит: если вы обладаете магией, то следовало воспользоваться ею.
Она оторвалась от своего занятия и посмотрела на Лавара, чуть улыбнувшись.
— А если бы мы не успели? — с укоризной спросил Лён.
— Я бы умерла, — равнодушно ответила девушка.
— Опять?! — едва сдержался он. — Что у тебя за манера такая — вечно искать себе проблем? Мало мутузники тебя подобрали у дороги, когда ты умирала, теперь ты решила принять мученичество на костре?!
Она вздрогнула и посмотрела на Лёна долгим взглядом — так, что он пожалел о вырвавшихся словах. Эльфийка много настрадалась, причём, непонятно почему. Теперь же он напомнил ей то, что больно ранило девушку.
— Что за мутузники? — спросил Ксиндара.
— Долгая история, — вздохнул Лён. — Потом как-нибудь расскажу. А пока принеси воды, мой друг.
Когда Лавар принёс во фляжке воды от ручья, протекающего неподалёку от заброшенной хижины, чей звонкий говорок всё время был слышен через распахнутую дверь, Лён прикоснулся пальцами к сосуду и произнёс про себя нужное слово. Требовалось крепкое красное вино, чтобы поддержать силы девушки.
— Глотни, пожалуйста, — ласково попросил он, жалея о недавней вспышке. — Здесь вино.
— Ты превращаешь воду в вино?! — изумился Ксиндара. — А раньше что не говорил? Да что же я — ведь ты способен и не на такие штуки. Девушка, вы в безопасности, пока путешествуете с нашим дивоярцем.
Пипиха взяла фляжку и отпила глоток.
— Да, это ты умеешь, — сказала она Лёну.
— Конечно, разве ты забыла?
— Нет, не забыла, — ответила она, глотнув ещё раз и возвращая фляжку её хозяину.
Лавар Ксиндара блестящими глазами смотрел на эльфийку, не решаясь спросить, в самом ли деле она принадлежит к этому исчезнувшему племени.
Таинственная история Пипихи очень занимала Лёна — теперь-то он постарается узнать, что именно скрывает девушка-эльф. Определённо, их пути сходятся не в первый раз, и это не случайно — словно в этом была рука судьбы. Как много раз он вспоминал те дни, что был рядом с ней, но так и не спросил ничего! Может быть, принцесса-эльф нарочно навела на него забвение? Теперь же его сердце учащённо колотилось — в образе принцессы-эльфа к нему пришла тайна, в которую он хотел проникнуть.
— Отдохни пока, — сказал он девушке и вышел, оставив с ней Лавара.
— Гранитэль, что ты скажешь об этом? — спросил он Перстень. — Пипиха не осталась в кристалле? Или эльфы способны преодолевать его узы?
— Ничего не знаю об этом, — удивлённо ответила принцесса. — Я полагала, что Пипиха собиралась упокоиться на вершине Наганатчимы, чтобы не попасть в алчные людские руки. Ты не мог бы как-нибудь позволить мне с ней поговорить, но так, чтобы Лавар не видел этого? Не стоит ему знать о Перстне Исполнения Желаний.
— Сделай ей одежду, — попросил Лён.
— Думаешь, она останется с тобой? — лукаво усмехнулась принцесса, но на траве тут же появилось из ниоткуда прекрасное платье, достойное сказочной принцессы, и обувь, достойная её же.
Когда Лён вошёл в избушку, то обнаружил, что раны на теле Пипихи заживали с поразительной быстротой, и в этом, как справедливо полагал он, повинны не столько листья, хоть бы и с эльфийским наговором, а молчаливая помощь Перстня. Пипиха уже чувствовала себя почти хорошо, хотя и была ещё довольно бледна. Увидев платье, она слегка пришла в замешательство.
— Хорошее платье, — сказала девушка. — Спасибо. Я не знала, что ты умеешь делать одежду. Раньше у тебя плохо получалось.
— Кое-чему научился, — соврал он, не моргнув глазом.
Мужчины вышли, оставив девушку одну, чтобы она могла сбросить грязные лохмотья и переодеться.
— Давно ты с ней знаком? — спросил Ксиндара. — Эльфы живут в Дивояре?
— Я не был в Дивояре, — напомнил Лён. — Знакомы мы по совсем недавнему приключению — потом расскажу. Её надо накормить и поискать более приличное убежище.
— Так поставь палатку, — предложил Ксиндара. — Чего же сразу не поставил, а затащил её в этот курятник?
Лён спохватился, что его попутчик не знает, что палатку и одежду сделал вовсе не он — надо помнить, где врёшь!
Пипиха вышла из домушки, одетая в новое платье, отчего под солнечным светом особенно стала заметна грязь на её лице и сильная бледность. Только глаза её не щурились в ярких лучах, как это произошло бы с обыкновенным человеком — она смотрела широко открытыми глазами, отчего яркая изумрудная зелень их засияла, как драгоценный камень. Чем больше смотришь на эльфийку, тем более необыкновенной она кажется.
— Я пойду к ручью, — сказала она. — Хочу умыться и привести себя в порядок.
— Тебе нужно причесаться? — едва очнувшись от наваждения, спросил Лён. Он достал из сумки костяной гребешок.
Девушка внимательно глянула на вещь и отодвинула её от себя со словами:
— Этим не причёсываются — оно совсем для другого нужно.
С этими словами она ушла в тень деревьев, а Лён остался стоять в изумлении. Не скажет ли она ему назначение эльфийских вещиц? Она же явно узнала эту штуку!
— Да, уж ты, пожалуйста, спрячь эту штучку, — пробормотал Ксиндара, отводя глаза.
— А что такое? — удивился Лён.
— А то, что я уже пытался тронуть твои вещи, — признался товарищ. — Ещё в тот день, когда мы встретились — тогда я понял, что твои вещи опасны для здоровья.
— Но я же наложил на сумку заклятие! Ты не мог её коснуться и не оставить след!
— Ну, значит, мог, — пожал плечами спутник.
До вечера ещё было далеко, и день был в самом разгаре, но трое путников не собирались никуда идти — они расположились в лесу со всем удобством, которое давал им Перстень. На этот раз Гранитэль не стала сооружать палатку, а поставила навес, под которым на траву лёг ковёр, а на нём образовался низкий столик и три больших подушки, на которых можно было сидеть, или лежать, опершись спиной на плотный валик. Похоже, на этот раз Гранитэль стремилась угодить не Лавару, а Пипихе. Все трое приняли участие в обильном застолье. Лавар по-прежнему думал, что это сделал дивоярец, а Лён по-прежнему позволял ему так думать.
Мягкий свет, отражённый от лесной зелени, падал на лицо Пипихи, скрытое в тени полога, отчего её тонкая кожа как будто светилась внутренним светом. Теперь никто не дал бы ей шестьдесят лет — когда она отмылась от грязи и привела себя в порядок, то обрела прежнюю привлекательность, какой помнил её Лён. Серебряные волосы эльфийки, которые в тени казались пепельными, светились чистым металлическим оттенком. Лён с удивлением понял, что впервые видит Пипиху такой — в те дни, когда он скитался с мутузниками по городам, стояла поздняя осень, и небо было сплошь в тяжёлых серых тучах. Вот отчего он не видел подлинной красоты эльфийки — она казалась ему бледным цветком, выросшим в тени.
— Расскажи же, что было у тебя за приключение? — просил Ксиндара.
— В другой раз, — отмахнулся Лён.
— Нет, расскажи, — попросила и Пипиха, словно хотела вспомнить то, что было в прошлом.
Кажется, было это совсем недавно, но как же много прошло с тех пор событий! С удивлением он понял, что теперь всё видится несколько иначе. Теперь эти события были для него исполнены иного смысла — как нечто очень дорогое сердцу. Ещё не потерял он в те дни Долбера, ещё не встретил и тут же не утратил Рипа. Удивительные люди были вокруг него, которые прошли мимо, как светлый сон, как навсегда утраченные мгновения, как утекающие капли жизни. Даже мутузники теперь ему казались близкими людьми.
Он рассказал о том, как шёл со своим другом путями Жребия. Как мотало их из истории в историю, как нашёл он кочующую группу воров-артистов, в которой встретились они с Пипихой. Как атаман пытался овладеть сокровищем, лежащим на горе Наганатчима — таинственным, волшебным камнем, кристаллом, который поглощает душу и становится Камнем Исполнения Желаний. Как оставил он на той горе Пипиху, о чем ещё долго сожалел, хотя что он мог тогда поделать — не знал он её путей, и с собой не мог забрать, потому что его жизнью и судьбой тогда распоряжался Жребий. Он шёл история за историей рука об руку со своим врагом — Лембистором. Он должен был спасти друга. Спасая одного друга, он потерял другого друга — Долбер навсегда остался в сказке. Тот оказался настоящим, подлинным царевичем, сыном царя — Ерусланом Лазаревичем. Он шёл к этой своей истории всю свою недолгую жизнь. Он остался там, в зоне наваждения, навеки Еруслан.
Лён всех терял в своей жизни — всех, кто был ему дорог: родителей, товарищей и даже людей, случайно полюбившихся ему. Теперь он рад, что хоть Пипиха снова встретилась ему. Он так счастлив, что она не коснулась зелёного кристалла, который неведомыми судьбами занесло на вершину трёх окаменевших древних великанов. Хотелось думать только о хорошем — не потому ли, что его околдовывали зелёные глаза Пипихи? — и он не вспоминал о тех страданиях, что выпали на долю этого странного существа, которое проходит тенью по древней земле Селембрис, избегая что-либо сообщать о себе. Он рассказывал о своём долге и своей мечте, погнавшей его в долгий путь и приведшим к трагическим потерям — о желании освободить своего друга Пафа из плена Красного Кристалла.
Она слушала, чуть улыбаясь. В глазах эльфийки было чуть заметно странное и загадочное выражение — она как будто печалилась и смеялась одновременно.
Лавар полулежал на подушке, с гроздью винограда в руке, забывая есть, и слушал, как очарованный.
Это был чудесный вечер — судьба начинает возвращать Лёну его друзей. Теперь он верил, что его нынешний поход непременно закончится удачей — он найдёт Пафа и освободит его от чар. Гранитэль ему обещала, а Перстень не ошибается.
Под конец, когда он замолк, мечтательно глядя на малиновую полосу заката, Пипиха наклонилась к нему и нежно положила пальцы на его руку, накрыв и Перстень.
— Всё будет так, как предрешено, — сказала она так тихо, что он едва расслышал.
Глава 10
Она попала в эту местность не случайно — Пипиха искала сестру по племени, такую же, как она, эльфийку. Ей стало известно, что в городе Дюренвале видели эльфийскую девушку. Говорили, что она, кажется, пыталась проникнуть во дворец самого короля и попалась страже. Пипиха думала найти сестру и позволила себя схватить — она надеялась отыскать соплеменницу в темнице.
Эльфы действительно покинули Селембрис по причине, которая никому не известна, но их немного всё же есть. Они скрывают своё присутствие, маскируясь под обыкновенных людей и отводя им глаза своей магией. Но Пипиха нарочно позволила себя узнать: она открыла свои волосы. Серебряное сияние волос и ярко-зелёные глаза — признаки чистокровного эльфа. Пипиха пошла на риск и проиграла: сестры в темнице не было. Вот почему толпа так дико завыла, когда с ведьмы содрали рогожу: её волосы были для этих людей самым верным признаком вины, потому что здесь преследуют любых волшебников, магов, колдунов и прочих обладателей магии. Здесь магия запретна.
Оба молодых человека слушали с большими глазами и вытянутыми лицами — только по чистой случайности Лён не наследил, привычно прибегая к магии, а Лавар точно наследил — его трюк с монетами оказался раскрыт прежде времени. Да, этот хитрец-иллюзионист разбрасывал не настоящие монеты, а магические подделки. Ему достаточно было только получить в руки одну монету из рук Лёна, как он тут же начал их размножать. Этот мастер иллюзий обманул не только официанта в ресторане, но и также нагрел портного. Теперь в город не явись!
