-А вот теперь, Ваше Величество, я уже совершенно серьезно прошу вашего позволения обнажить шпагу, если кто-нибудь осмелится отозваться о Луизе без должного уважения.

-Мои придворные не настолько бестактны, чтобы говорить о почти незаметном физическом недостатке прелестной девушки.

-Сир, я знаю человека достаточно злоязычного и бестактного, который никого не постесняется.

-И я знаю,— ответил король, — Речь идет о де Варде?

-О нем, — промолвил Рауль.

-Я ничего не слышал, — сказал Людовик.

На этом аудиенция закончилась.

...6 августа, в день рождения Луизы де Лавальер, Рауль вернулся из Лондона. Остальное известно.

Глава 17. Этьен де Бражелон, каноник из Нотр-Дам.

"О чем они болтают так долго?" — думал Д'Артаньян, начиная терять терпение. В коридоре роились придворные с бумагами, докладами, прошениями. На все настойчивые просьбы камердинер Его Величества отвечал неизменное: "Король занят. Велел не беспокоить". Аудиенция затягивалась, и некоторые, наиболее нетерпеливые, начали расспрашивать камердинера, с кем это король так долго беседует.

Д'Артаньян навострил уши — его начинала забавлять ситуация. "Государственные дела? Тайный посол?" — высказывали предположения. "Вовсе не тайна, господа. Я готов удовлетворить ваше любопытство, — сказал камердинер, — Его Величество принимает виконта де Бражелона". Д'Артаньян улыбнулся: "Ну-ка, послушаем!" — сказал он себе.

"Де Бражелон? Кто такой? Почему не знаю?" — "Я, кажется, припоминаю виконта. Но виконт еще совсем мальчишка". — "И я припоминаю. Не то паж, не то переводчик принца Конде". — "Паж, как же! Берите повыше. Сколько времени длится аудиенция?" — "Около часу". — "Быть может, новый фаворит?" — "Мальчишка?" — "А где вы видели старых фаворитов, сударь?" — "Вы правы, сударь". Д'Артаньян, посмеиваясь, слушал болтовню придворных и решил, что пора и ему вставить словечко.

"Из таких мальчишек получаются министры и генералы, господа", — заявил гасконец. И, конечно, постарался расхвалить своего юного друга, поэтому, когда Рауль вышел из кабинета, на него посыпались приветствия, поздравления, приглашения. Он ответил на все эти любезности со свойственной ему учтивостью, но Д'Артаньян не без труда вытащил Бражелона из толпы придворных.

-Что это с ними? — спросил Рауль.

-А ты не понимаешь? Ты пробыл у короля почти час!

-Правда? Я и не заметил.

-Зато они заметили. Такую милость король мало кому оказывает. Теперь они видят в тебе будущего фаворита.

-А-а-а, вот в чем дело. Но вы, надеюсь, развеяли заблуждения этих почтенных господ?

-А зачем? Пусть думают, что хотят. Тебе что, плохо от этого?

-Мне не нравится слово "фаворит", Д'Артаньян. Скажите, вы сейчас очень заняты?

-Сейчас я, к счастью, свободен. А что? Я тебе нужен?

-Я хотел бы поговорить с вами, если возможно.

-Но не здесь, в коридоре.

-Разумеется.

-Не вздумай реветь, черт побери! Что король?

-Отложил. До 6 августа.

-Всего-то! Успокойся, время пролетит незаметно. Оглянуться не успеешь!

-Четыре месяца! Это целая вечность, когда любишь!

-Тс! Совсем ума решился! Хотя нынче не времена Ришелье, лучше поговорить вне этих стен. Ибо у стен...

-...есть уши, — закончил поговорку Рауль, — Идемте! Я следую за вами.

-Браво, мой дорогой, но не в придворном наряде. На улицах Парижа такая грязь. Ты запачкаешь свои белые чулки и башмаки с бантиками.

-В самом деле.

-Сделаем так: переоденься, найди что-нибудь попроще, и встретимся во дворе. Десяти минут тебе хватит?

-Вполне.

-Тогда поторопись!

х х х

Через десять минут Рауль и Д'Артаньян встретились во дворе Пале-Рояля, а еще через четверть часа расположились в уютной комнатке Планше на Ломбардской улице. Сам Планше, организовав нечто вроде дессерта, смекнул, что друзьям надо поговорить наедине. Кроме того, Планше намекнул мушкетеру на одно обстоятельство, и Д'Артаньян по его блаженной физиономии понял, что "обстоятельство" — женского рода.

-Иди, иди, — сказал он, — Мы сами найдем, если что понадобится.

-Тогда я вас покидаю, господа, — сказал, откланиваясь, сияющий Планше и затопал по ступенькам, что-то распевая.

х х х

-Я слушаю, — сказал Д'Артаньян.

-Нужно найти священника,— сказал Рауль.

-Зачем?

-Чтобы обвенчаться.

-Погоди, я что-то плохо тебя понял. Когда это ты собираешься венчаться?

-Сегодня или завтра. Как получится. Чем раньше, тем лучше.

-Браво! Ничего лучше ты не мог придумать?

-Я все обдумал. Вы подождете меня?

-А ты куда?

-Найду священника и приведу Луизу. Или лучше сначала ее предупредить, как вы думаете?

-Тайное венчание?

-Выхода нет. Но вы знаете, что тайный брак...

-Только не говори мне о Шекспире! Театр — это искусство. Нельзя жить по законам театра.

-Театр в некотором роде отражает жизнь.

-Беги, ищи отца Лоренцо! Не уверен, что найдешь.

-Почему это

-Потому что ваш брак признают незаконным. Священник откажется венчать вас.

-Брак может считаться незаконным, если родители не дали согласия. Сейчас с этим строже, чем во времена Ромео и Джульетты. Я наводил кое-какие справки. Но мой отец согласился.

"Согласился? Смирился, черт побери!"

— А король? Ты понимаешь, что задумал? Какой поп будет венчать вас против воли короля?

-Простите, Д'Артаньян, но вы забыли дни Фронды! Вы помните мятежных аббатов, призывавших парижан к восстанию?

-О чем ты говоришь? Сейчас мирное время! Мятежные аббаты перебесились и сидят по своим церквам. Ты хочешь скрыть истину от священника, а потом у бедняги будут неприятности из-за тебя.

-Почему из-за меня?

-Черт побери! Не торопись, пожалуйста. В таких делах нельзя торопиться.

-Хорошо.

-Ты раздумал? Слава Богу!

-Я не буду посвящать в наши дела неизвестно кого. Мне сейчас пришла в голову еще одна идея.

-Какая идея?

-Я знаю священника, который не проболтается.

-И кто же этот смельчак?

-Студенческий друг кардинала де Реца со времен Сорбонны, и, даже, кажется, более ранних, учебы в коллеже.

-Gaudeamus igitur, — дурашливо пропел Д'Артаньян.

-Вы фальшивите, — холодно заметил Рауль.

-Что поделаешь! Медведь на ухо наступил. Но кто это все-таки?

-Мои родители обвенчались после смерти герцога де Шевреза.

-Знаю, — сказал Д'Артаньян, — Я был свидетелем.

-Я видел вашу подпись на документе. А венчал их каноник собора Нотр-Дам, преемник де Реца, и он мне не откажет!

У Д'Артаньяна с лица исчезла улыбка. Лицо его сделалось мрачным.

-Отец Этьен? — спросил он грустно.

-Да. Этьен де Бражелон, мой дальний родственник*.

......................................................................................................................

* Каноник из Нотр-Дам Этьен де Бражелон упоминается в "Мемуарах" де Реца.

........................................................................................................................

-Боже мой! Но ведь он давно умер!

-Как умер? Я не знал.

-Тебе не говорили.

-Когда это случилось? — спросил Рауль.

-В августе 1653 года.

-Так давно? Отчего?

-Это грустная история. Не стоит ее вспоминать. И опасная.

-И все-таки вспомните, — настойчиво сказал Рауль,— Я имею право знать.

-Да кто он тебе? Десятая вода на киселе. Ты его почти не знал.

-Отец Этьен — мой родственник, хотя и дальний, — ответил Рауль де Бражелон.

-Ты настаиваешь?

-Да.

-Ну, слушай. Хотя, сначала...

Он разлил вино, они встали, выпили не чокаясь.

-Царство небесное отцу Этьену. Хороший был человек, — Д'Артаньян перекрестился.

-Аминь, — Рауль последовал его примеру.

-В апреле пятьдесят третьего года де Рец находился в заточении в Венсенне. Мазарини хотел любой ценой добиться от коадъютора отречения от парижского архиепископства. Папа Римский поддерживал де Реца. Но тебе все это должно быть известно.

-Мне это известно. Мне известно, что де Реца перевели в Нант из Венсенна. А потом он бежал из тюрьмы, перебрался на Бель-Иль...

-Бель-Иль, недоброй памяти, — буркнул Д'Артаньян.

-А с Бель-Иля, недоброй памяти, как вы остроумно заметили, по морю в Испанию — и через Испанию в Рим. План идти на Париж провалился вследствие травмы, полученной коадъютором при побеге. Но как это связано со смертью каноника из Нотр-Дам, главного храма страны?

-Друзья де Реца готовили побег. Это мое предположение.

-Ваше предположение верно, — сказал Рауль, слегка улыбнувшись.

-А? Никак и ты? Впрочем, понятно... Капитул Собора Богоматери принудил Двор согласиться, чтобы при коадъюторе находился кто-нибудь из духовных лиц. Вызвался отец Этьен, очень любивший коадъютора. А потом, по официальной версии Двора, каноник впал в меланхолию, захворал лихорадкой и перерезал себе горло бритвой*.

........................................................................................................................

* Историю каноника приводит де Рец в "Мемуарах".

........................................................................................................................

— Самоубийство? Я не верю! — сказал Рауль, — Не такой человек был отец Этьен.

-Я тебе изложил официальную версию. Понимай, как хочешь.

-Его убили. Сам он не мог. Он не такой слабак.

-Мой юный друг полагает, только слабаки совершают самоубийства? — вздохнул гасконец.

-Не только. О римлянах не будем — им религия позволяла. Либо очень слабые, либо очень сильные. Но он каноник. Он не мог бросить вызов Богу. Хоть вешайте меня, не убедите в том, что официальная версия — правда.

-Никто тебя вешать не собирается, потому что я тоже считаю, что это было заказное убийство.

-Кто?

-Кому это выгодно? Кому мешал каноник из Нотр-Дам, я убежден, не просто разделявший с де Рецем заключение, а готовивший побег своему другу и однокашнику?

-Мазарини?

-Мазарини уже на том свете.

-Полагаю, в преисподней. В лучшем случае — в чистилище.

-А, где угодно! Нам-то что до этого! Это было, наверно, и предупреждение де Рецу.

-Мол, и с вами тоже будет, если не откажетесь от архиепископства?

-Не только. Де Рец, красавец и умница, был соперником Мазарини. Он ухаживал за королевой.

-Это несерьезно. И они, кажется, состояли в браке — королева и Мазарини.

-Разве их поймешь? Правда, друзья де Реца разгласили историю трагической гибели отца Этьена, и она лишь усилила сочувствие народа к своему опальному вождю. Сочувствие это, в свою очередь, усилило страхи кардинала Мазарини... не вовремя мы затеяли этот разговор, дружок.

-И не было никакого расследования? Не пытались найти исполнителей?

-Кто будет искать исполнителей, если версия Двора — самоубийство? Тут концов не найдешь. А ты что, хочешь раскапывать это дело? Ничего не выйдет. Даже не думай. Улик нет, свидетелей тоже. Ришелье устранял своих врагов открыто. За исключением герцога Бекингема. Но, не имея возможности отрубить ему голову как Анри де Шале или сжечь на костре как луденского кюре Урбена Грандье, он "заказал" первого министра Карла Стюарта. Но даже Ришелье не осмелился произнести "Убейте его" открыто. Он говорил эзоповым языком. А такой трус как Мазарини — тем более.

-Ришелье — миледи — Фельтон. Так?

-Черт побери! Так!

-Мазарини — а дальше?

-Роль Фельтона играл какой-то негодяй... забыл его имя... Мальмор... Мормаль...

-Морвель?

-Морвель — это немного раньше, 16 век.

-Совсем немного. Так вы не помните?

-Нет, говорю тебе, не помню... Мормаль... Мальмор... что-то вроде...

-Говорящее имя.

-Или прозвище.

-А кто выполнял роль миледи? Промежуточное звено между заказчиком и убийцей? Посредник?

-Не знаю, мой милый Рауль, и знать не хочу!

-Правда не знаете?

-Ей-Богу!

-А я, кажется, знаю... Промежуточное звено — кто-то из окружения Мазарини... Кто-то из наших врагов. Это де Вард!

-Да ты помешался на де Варде!

-Значит, по-вашему, оставить убийство неотомщенным?

-А что тут поделаешь? Подашь прошение Генеральному Прокурору? Королю? А он тебе ответит: "Что же вы раньше молчали?"

-Я сам не юрист, но у меня есть приятель. Будущий адвокат.

-Не Фрике ли?

-Он самый. Фрике заканчивает Сорбонну. А в Сорбонне учился отец Этьен. И еще Фрике знал отца Этьена и коадъютора... Если мы с Фрике поедем в Рим и найдем де Реца...

-Де Рец сам ничего толком не знает. И Фрике еще не адвокат. Сначала пусть свою Сорбонну закончит.

"Это еще опаснее затея, чем крохотуля Лавальер", — подумал Д'Артаньян с тревогой.

-Попроси у короля место начальника полиции, — сказал он иронически, — Тогда все архивы будут к твоим услугам.

-Ничего лучше вы не могли придумать? И все же... вы знаете все окружение Мазарини лучше, чем я...

-Хорошо, упрямый мальчишка, я скажу тебе еще кое-что! 26 августа пятьдесят третьего года Мазарини завел со мною речь о коадъюторе, о своих трудностях, о том, что он убежден в том, что друзья де Реца готовят заговор. Последовал намек на герцога Бофора, на предосторожности, которые принял кардинал в Венсенне, чтобы предотвратить подобные "исчезновения". "К чему он клонит?" — недоумевал я. "Я убежден,— говорил кардинал, что коадъютор сохранил связи со своими друзьями и общается с заговорщиками". И как бы вскользь сказал, что ему очень мешает отец Этьен. "Вот бы кто избавил меня от этого человека". А я сказал ему прямо: "Я солдат, а не палач, господин кардинал". Мазарини, как всегда, пошел на попятный. "Per Bacco! — сказал хитрец, — Вы меня не так поняли, Д'Артаньян. Да и святой отец, как я знаю, чувствует себя не лучшим образом".

А 27 августа Мазарини отобрал у меня капитанский патент. Я пошел к Мадлен и с горя напился. Проспавшись, стал соображать...

-Как поправиться? — спросил Бражелон.

-Это само собой. Но я еще решил предупредить узника Венсенна. У меня закралось подозрение, что готовится убийство. Я решил послать в Венсенн с предупреждением моего юного друга, к которому коадъютор и отец Этьен отнесутся с доверием. Бывшего певчего из Нотр-Дам и будущего адвоката.

-Фрике?

-Фрике. Сам-то я не мог пойти в крепость.

-Это понятно.

-Но с Фрике встретиться я не успел. В Пале-Рояле 28 августа меня встретил бледный и взволнованный Коменж, помнишь его?

-Конечно, помню. Капитан личной гвардии королевы. И что он?

-Коменж прежде всего выразил мне сочувствие по поводу отобранного патента — это уже знали. А потом произнес: "Знаете ужасную новость, Д'Артаньян? В Венсенне произошла кровавая трагедия".

-Коадъютор?! — вскричал я.

-"Пока еще нет. Отец Этьен". Ты хорошо помнишь Коменжа, Рауль?

-А то нет! Коменж — порядочный человек. Самый порядочный из окружения королевы. Коменж не мог...

-Об этом и речи нет. Коменж, как и я, не поверил в самоубийство каноника. "Знал бы я, какая мразь... Впрочем, теперь это уже не имеет значения". Не только в классических трагедиях столь почитаемого тобой Шекспира бывает, что опоздание приводит с смерти.