Михоэлс и в самом деле был грешен в том, в чём его подозревали. Как подлинный большой художник он поддался искушению досконально изучить уникальный запретный материал, который его давно завораживал. Окружающий мир был полон величия, подлинного драматизма и идиотизма, но идиотизма такого патетического, временами торжественного! И олицетворял всё это человек, или получеловек-полузверь, которого окружал тёмный смог таинственности. Приближаться ближе, чем разрешалось, к личности "Хозяина" было очень опасно. А он всё равно где-то преступил красную черту, — не корысти ради, а из творческого любопытства. Конечно, Сталин страшный, чудовищный человек, эти его подкрашенные и зачёсанные назад волосы, благодаря которым он смахивает на чикагского мафиози. Вечные сапоги, которые с помощью каблуков позволяли выглядеть выше. Да и ходил он всегда в военном кителе. А к военной форме сапоги и только сапоги в самый раз. Лишь в последнее время сильно постаревший вождь стал появляться на публике в ботинках мальчикового размера при маршальском мундире. Но двигался он с бесподобной грацией, небольшие ступни мягко упирались в пол, точно тигриные лапы, и видно было, как при его появлении сотни, тысячи людей превращаются в восторженных кроликов. Даже вполне не глупые и порядочные, мгновенно подпадают под чёрное обаяние личности старого коротышки и готовы поддержать, развить любую, самую чудовищную инициативу. Михоэлс и сам неоднократно ловил себя на восторженном желании стать частью его планов, продолжением его немощной, иссушённой болезнью руки. Потребовались титаническая работа духа, чтобы осознать и начать изгонять из себя духовную инфекцию... Кошмарное, зловещее существо, и при этом уникальное, восхитительное творение природы в своём хищном, разрушительном великолепии, своего рода красота, которой невозможно было, вопреки всему, не залюбоваться. Михоэлсу Сталин напоминал доисторических каменных истуканов, перед которыми в священных рощах пруссы приносили человеческие жертвы, в которых грубый людоедский примитив сочетается с магической жизненной силой тысячелетнего священного дуба, языческих богов, земли, воды, неба, в которых много ужасного, жестокого, отталкивающего, и одновременно есть своя природная правда.
Через какое-то время сидящей спереди рядом с водителем Круглов посмотрел в салонное зеркальце и увидел безумно усталого, встревоженного артиста, который сжимал в руке шляпу и вглядывался в бегущую им навстречу полоску тёмного придорожного леса...
Глава 306 "Точка"
Всё произошло очень быстро, жертвы даже не сопротивлялись. Теперь члены опергруппы и ожидавшие их в доме подельники стояли в нескольких метрах от находящихся без сознания артистов. Пальто на Михоэлсе распахнулось и стал виден орден Ленина и значок лауреата Сталинской премии, которые обычно стесняющийся своих регалий заслуженный деятель культуры надел сегодня лишь по просьбе мнимых молодожёнов.
Рядом с телами положили вещи, которые были при пассажирах, — кепку, шляпу, небольшой саквояж, а также коробку зефира в шоколаде "нежность", купленную Михоэлсом в гостиничном буфете по пути к машине в качестве подарка новобрачным.
Оставалось совершить последний пункт намеченной операции. Водитель "Хорьха" не хотел присутствовать при окончательном акте и повернулся, чтобы уйти в дом. Но старший офицер Огольцов приказал: "Всем стоять, как стояли!". Борис Круглов вынул приготовленную тяжелую дубинку и ударил Михоэлса в правый висок и ещё два раза для верности. Затем наступила очередь Голубова...но театральный критик очень не вовремя зашевелился и застонал, приходя в себя. Напарник Бориса не дал ему очухаться. Через минуту все было кончено — чекисты ушли в дом. На столе был приготовлен скромный, но выразительный натюрморт: две бутылки коньяка и две бутылка водки, несколько блюд с фаршированной рыбой и жареными цыплятами...
Через час трупы увезли в город, там их должен был переехать в заранее выбранном месте грузовой "Студебеккер".
Этим же вечером генерал Огольцов вручил отличившимся участникам операции, в том числе старшему лейтенанту Борису Круглову, по большому бумажному пакету, в котором находился продуктовый набор. Такие пакеты обычно получали Герои Советского Союза несколько раз в год (обычно к Новому году и 7 ноября). В праздничный набор входили батон сырокопченой колбасы, две баночки чёрной и красной икры, две банки сгущённого молока, рыбные консервы, кофе, водка, коньяк и тому подобные деликатесы...
*
В годы войны на оккупированных территориях немцы (после определённой проверки) охотно брали на службу в местные органы гестапо и полиции бывших штатных и внештатных сотрудников НКВД, считая их высококвалифицированными специалистами. До 1943 года многим казалось, что Германия побеждает, поэтому не успевшие сбежать подонки из "органов", набившие руку в своём кровавом мастерстве в годы Большого террора, спешили присоединиться к победителям, доказать им свою лояльность и полезность. Немцы брали на службу даже членов компартии, если те изъявляли готовность принести клятву Гитлеру. По некоторым данным, до четверти гестаповцев и полицаев на местах составляли бывшие следователи, оперсотрудники, сексоты и прочий персонал советских карательных и партийных органов. И занимались они ровно тем же самым, чем и до войны — провокациями, доносами, арестами, пытками, расстрелами.
Глава 307 "Ожог"
В вагон вошли двое: один пониже, с коротким плотным торсом в спортивной лёгкой курточке и дешёвых тренировочных штанах с вещевого рынка. Второй был юношески поджар и широкоплеч, имел маленькую голову с дегенеративным злым лицом. Обшаривая пространство голодными глазами, они дошли до средины вагона и тут их внимание привлек спящий пассажир. А вернее его удивительные американский кроссовки, которые переливались в свете электрических плафонов от рубинового до белого пламени плазмы.
Один из парней повернулся к сидящему по другую сторону через проход мужику и уставился на него мутным тяжёлым взглядом.
— Вы что? — испуганно, пискляво промямлил не желающий себе проблем свидетель, он машинально поправил на переносице очки и облизнул вмиг пересохшие губы.
В это время второй бандит очень тихо подкрался со спины к спящему, что-то выхватил из кармана и сделал короткое энергичное движение...
Пока один стаскивал с Палагина кроссовки, другой быстро обшарил ему карманы и наткнулся на удостоверение, которое перепугало обоих, — схватив добычу они бросились наутёк.
От резкой боли в голове помутилось. Сквозь сон Сергей ощутил теплое и мокрое, которое побежало по спине. "Дрянь дело, — пронеслось в его мыслях, но он тут же сказал себе: — Ничего, это будет не сейчас, еще есть время, а может, этого и совсем не будет. Просто продолжение сна. Сейчас я проснусь и всё будет хорошо, просто затекло тело от долгого нахождения в неудобной позе".
Только что Сергей видел себя убийцей знаменитого актёра и пытался во сне привычно оправдаться, что это просто работа, от которой нельзя отказаться, чтобы самому не лечь в одном расстрельном рве с "врагами народа". Внезапно ему показалось что кто-то остро ткнул его в сердце, он почувствовал толчок сзади. Сильный удар в спину и горячую боль под левой лопаткой, отчего перехватило дыхание. "Странно, — подумал, — при чём же тут я? Ведь сам только что убил человека. За это меня премировали продуктовым набором, а вскоре наградят в Москве высоким орденом, и ещё премируют путёвкой в черноморский санаторий".
Круглов-Палагин сник, уронил лицо себе на колени. Самое удивительное и горькое было то, что нападение застало его врасплох. Прежде, когда он представлял себя в подобном положении, то ему казалось, что это просто невозможно — при его-то зверином чутье и реакции... А если и случится, то будет каким-то итогом, вроде заслуженного отдыха после длинного нелегкого рабочего дня. Что умирать, в принципе, не страшно. Ведь он столько раз видел, как это делают другие, что успел привыкнуть, стал относиться буднично. Но когда ты сам вдруг оказываешься вот так... Господи, как же больно! Внутри нестерпимо жгло, будто заживо начало пожирать адское пламя.
"Да нет, я просто выпил лишнего после сделанной работы, в номере минской гостиницы "Центральной" и, видимо, неловко насадился спиной на какой-то выступающий предмет позади себя", — так он подумал, съезжая со скамьи неловко набок, не понимая ещё, что убит — рана была смертельной; и напоследок, прислушиваясь к удаляющемуся топоту ног, подумал: "Успели ли в больнице спасти "Деда"?.. Хорошо бы в следующий раз вернуться на этот свет кем-нибудь другим, например, таким же талантливым актёром, как тот режиссёр с таким выразительным умным лицом...".
Глава 308 "Искупление"
Остановившийся взгляд остекленевших глаз был направлен в проход между скамеек, куда убежали убийцы. Покойник не мог слышать приближающегося странного звона, но будь "Блэк" ещё жив, его внимание несомненно привлекли бы чьи-то удивительные ковбойские остроносые сапоги, которые направлялись прямо к нему по проходу. Возможно Палагин даже попытался бы поднять выше голову, чтобы лучше видеть великолепные "казаки" с маленькими декоративными позолоченными шпорами, которые по ходу издавали приятный тонкий звон. И ему бы наверняка захотелось увидеть их владельца... Но увы, земная жизнь его была окончена. Впереди было искупление, ибо ещё ни одному палачу не удалось ускользнуть от расплаты.
*
Знаменитый Яков Юровский, главный палач семьи последнего русского императора, при жизни очень гордился совершённым злодеянием, любил рассказывать журналистам и пионерам, как он первый выстрелил в ту проклятую ночь с 16 на 17 июля 1918 года в Николая, убив его наповал. И как приказал добивать штыками юных великих княжон (такие подробности он приберегал для душевных бесед не для прессы и наивных детских глаз). И как лично раздирал их нижнее бельё и ссыпал себе в карманы найденные на телах драгоценные камни... За совершённые героические злодеяния Юровского после окончания Гражданской войны перевели в Москву и повысили до главы торгового отдела валютного управления Наркомата иностранных дел. Через руки бывшего палача стали проходить громадные суммы. Правда через два года началось падение заслуженного большевика, его резко понизили в должности. Но душегуб ещё надеялся, что опала временная и осуществлённую им ликвидацию Романовых оценят по заслугам. А мечтал он о громкой всесоюзной славе и высших почестях, как у знаменитых пролетарских писателей, полярников и стахановцев. Вместо всех этих приятных перспектив ему прилетело из прошлого очень больно и обидно.
Рок настиг Юровского, когда он уже и думать о нём забыл. В 1938 году арестовали его любимую дочь Римму. В Гулаге молодой женщине пришлось пройти через ад. Страдание за дочь вызвали обострение язвенной болезни у немолодого Юровского, агония его была долгой и мучительной. Но для близких палача расплата за грех отца и деда только начиналась.
В 1952 году репрессировали старшего сына Юровского. Но и на этом удары судьбы не закончились. Все внучки серийного партийного убийцы умерли ещё в детстве, а внуки погибли насильственной смертью. Одного сразил инфаркт в самом цветущем возрасте, когда он ехал за рулём автомобиля, так что сотрудника ГАИ пришлось, матерясь, долго извлекать изуродованное тело из груды искорёженного железа.
Другой потомок палача трагически погиб при пожаре, третий разбился насмерть, вывалившись из окна. Четвёртый внук сам залез в петлю, а пятый нелепо скончался от отравления грибами. Род Юровских после этого пресёкся.
Глава 309 "По воле Великого неба и Тенгри"
Возле кабинета главврача Ымской больницы путь посетителю преградили двое мужчин. Оба статные, широкоплечие, с породистыми лицами, сразу стало понятно откуда ребятки. Но "Мэтр" привычно ощущал абсолютную уверенность и сохранял олимпийское спокойствие. Пропуск у него на груди, выданный самыми большими начальниками в этой стране, предоставлял его обладателю неопределённые, то есть любые мыслимые полномочия. По сути наличие такого мандата было всё равно, что появиться тут от имени самого Верховного Божества, по воле всемогущего "вечного неба Тенгри". Пропуск имел солидные размеры, с крупными печатями и собственной фотографией обладателя на фоне грозной символики Министерства порядка в виде щита и карающего меча.
Правда всегда был небольшой риск, что в голове у какого-нибудь провинциального чиновника, чекиста или просто охранника может возникнуть резонный вопрос: "А почему, собственно, я должен верить, что грозный мандат — подлинный, выдан на столичном властном Олимпе, а не сработан на профессиональном принтере каким-нибудь умельцем на окраине Люберец или где-то ещё?".
В этом случае в дурной башке "Фомы неверующего" должен сам собой возникнуть примерно такой же ответ, как и 800 лет назад при виде ханской пайзы: "Нет уж, лучше я поверю. А то Тенгри его знает, что со мной сделают!".
Но с этими двумя у "Мэтра" вышла настоящая проблемка. Охранники оказались по-настоящему тёртыми калачами, которых даже грозным пропуском трудно было сбить с толку и запугать.
— А вы-соб-ст-вен-но-кто? — сурово глядя и цедя слова, обратился к Мэтру тот, что был немного выше ростом и старше, чем его напарник.
— Не видите, что ли? Гордо выпятил грудь Мэтр.
— А служебное удостоверение у вас есть при себе? — невозмутимо поинтересовался бдительный страж.
Ловкач и проныра в белом халате лишь снисходительно улыбнулся и погладил по гладкому темечку череп, который уважительно нёс у себя под мышкой. Голова, что он нёс, была непростая: при своей блистательной жизни её обладатель ради постановки своих гениальных пьес проявлял поразительную энергию, ум, изобретательность, чтобы налаживать и использовать необходимые связи; умел непостижимым образом проникать к всесильным министрам королевского двора, а потом и ко дворам первых правителей Европы; знал, как понравился королям и добиться их расположения. "Мэтр" многому учился у таких персон. И тоже обладал способностью не замечать перед собой никаких преград.
— Не выйдет из вас жандармских держиморд, — хладнокровно в глаза объявил офицерам-охранникам импозантный красавец-мужчина. — Воспитание у вас не то... Те хулиганистыми растут, девчат с юности привыкли под юбками щупать, драться в подворотнях. А вы оба из интеллигентских семей, учились слишком хорошо... — "Мэтр" внимательно прищурился и вынес окончательный вердикт: — Да-с, не выйдет из вас приличных жандармов, господа! Идите что ли в курьеры, пока вас не слили собственные начальники. Сейчас на доставщиков еды большой спрос в связи с пандемией КОВИД-19: там даже таких берут.
Не смотря на свои солидные служебные "корочки" и срытое под одеждой оружие, чекисты отчего-то немного стушевались. С опаской поглядывая на странного типа, оба молча переминались с ноги на ногу, не решаясь что-то предпринять. Особенно их смутили глаза незнакомца — разного цвета, они постоянно меняли выражение: то обжигали арктическим холодом, и парни видели в зрачках свою мучительную смерть; то искрились коварством и озорной хитростью.
