ПОСЛЕ ТЯЖЕЛОГО ДНЯ солдаты крепко спали, Уильям — тоже.
— Ваш чай, сэр?
Ничего не соображая, он заморгал, все еще находясь в полусне, в котором прогуливался по домашнему зоопарку герцога Девонширского рука об руку с орангутаном. Но вместо обезьяны его поприветствовал встревоженный круглолицый рядовой Перкинс.
— Что? — сказал Уильям тупо. Перкинс, казалось, плавал в какой-то легкой дымке, и сколько Вилли не моргал, она не рассеивалась. Но когда он сел, чтобы взять дымящуюся чашку, то обнаружил причину — воздух был пронизан густым туманом.
Все звуки были приглушены. И хотя уже слышался привычный шум просыпающегося лагеря, доносился он глухо, словно издалека. И неудивительно — когда несколько минут спустя он высунул голову из палатки, то обнаружил, что земля окутана стелющимся туманом, пришедшим с болот.
Но это не имело большого значения, поскольку армия никуда не собиралась двигаться. В донесении из ставки Хау официально сообщалось о приостановлении боевых действий. Делать было нечего, кроме как ждать, когда американцы облагоразумятся и капитулируют.
Солдаты зевали, потягивались и искали, чем бы поразвлечься. Уильям с капралами Ярнеллом и Джеффрисом были страстно увлечены игрой в кости, когда снова появился запыхавшийся Перкинс.
— Полковник Спенсер шлет свое почтение, сэр, и вы должны явиться на доклад к генералу Клинтону.
— Да? А зачем? — спросил Уильям. Перкинс казался сбитым с толку — ему и в голову не пришло спросить у посыльного, зачем.
— Просто... Я полагаю, он вызывает вас, — ответил он, стараясь выглядеть услужливым.
— Большое спасибо, рядовой Перкинс, — сказал Уильям с сарказмом, напрасно адресовав его Перкинсу, потому что тот, просияв от удовольствия, поспешил ретироваться раньше, чем его отпустили.
— Перкинс! — проревел он, и рядовой повернул свое испуганное круглое лицо. — Куда ехать?
— Что? Э-э... Что, сэр, я имел в виду?
— В какой стороне находится штаб генерала Клинтона? — спросил Уильям с подчеркнутым терпением.
— Хм! Гусар... Он приехал от... — Перкинс медленно закрутился, как флюгер, и наморщил лоб, стараясь сосредоточиться. — Оттуда! — указал он. — Я видел за ним вот этот пригорок.
Туман над землей был все еще густым, но гребни холмов и вершины деревьев местами уже виднелись, и Уильям без труда разглядел причудливо бугристый холм, о котором говорил Перкинс.
— Спасибо, Перкинс. Свободен, — добавил он быстро, прежде чем Перкинс успел убежать снова. Он наблюдал, как рядовой исчез в движущейся массе тумана и тел, затем покачал головой и пошел, чтобы передать командование капралу Эвансу.
Мерину туман не нравился. И Уильяму он не нравился тоже. Туман создавал неприятное ощущение — будто кто-то дышит ему в затылок.
Это был морской туман: тяжелый, сырой и холодный, но зато не удушливый. Он то редел, то сгущался, находясь в беспрестанном движении. Уильям видел не более чем на несколько футов впереди себя и поэтому мог различить лишь неясные очертания холма, обозначенного Перкинсом, хотя его вершина то появлялась, то исчезала, словно по прихоти какого-то затейливого сказочного колдовства.
'Что сэру Генри нужно от меня?' — задавался он вопросом. Был ли он единственным, за кем послали, или целью встречи было проинформировать офицеров о некоторых изменениях в стратегии?
А может солдаты Патнэма сдались? Они должны были это сделать, несомненно. Ведь в сложившейся ситуации у них не осталось надежды на победу — это должно быть им очевидно.
Но, вероятно, предположил он, Патнэму нужно будет посоветоваться с Вашингтоном. Во время сражения возле старой каменной фермы он заметил на гребне далекого холма небольшую группу всадников, над которыми развевался незнакомый флаг. Тут же кто-то, указав на этот стяг, сказал: 'Вон там Вашингтон. Эх, жаль, что нас здесь всего пара дюжин, а то мы показали бы ему как пялиться!' — и расхохотался.
Он нутром чуял, что они все равно сдадутся. Но тревожное предчувствие оставалось, и к туману оно не имело никакого отношения. За месяц пути у него была возможность пообщаться со многими американцами. Большинство из них были обеспокоены и не желали конфликта с Англией, особенно не хотели бы оказаться рядом с местом военных действий. Весьма разумное намерение. Но те, кто дерзнул участвовать в восстании... были настроены очень решительно.
Может быть, Рамзи и передал часть его сведений генералам, но, казалось, что его самого нисколько не впечатлила предоставленная информация, тем более собственное мнение Уильяма, но возможно...
Конь споткнулся, и он, покачнувшись в седле, случайно дернул поводья. Рассерженное животное вскинуло голову и укусило его, скрежетнув по сапогу крупными зубами.
— Ублюдок! — он ударил коня по носу концами поводьев и потянул его голову на себя с такой силой, что у того закатились глаза, а перекошенные губы практически достали коленей Уильяма. Добившись своего, он медленно ослабил натяжение. Мерин фыркнул, бешено тряхнув гривой, но возобновил свой путь без дальнейших препирательств.
Уильяму казалось, что он ехал уже довольно долго. Но и время, и расстояние в тумане обманчивы. Он взглянул на холм, который был для него ориентиром, и обнаружил, что тот снова исчез. Безусловно, он покажется снова. Только этого не произошло.
Туман продолжал обволакивать все вокруг. Слышалось, как капает вода с листвы деревьев, которые внезапно появлялись из тумана и также неожиданно исчезали. Но холм упорно оставался невидимым.
Вдруг он понял, что уже некоторое время не слышит никаких звуков, производимых людьми.
А должен был слышать.
Если бы он приближался к штабу Клинтона, то должен был бы не только слышать все привычные звуки лагеря, но и столкнуться уже с людьми, лошадьми, увидеть походные костры, повозки, палатки...
Но вокруг не было ничего, кроме шипения воды. Он проехал мимо этого чертова лагеря.
— Будь ты проклят, Перкинс, — пробормотал он себе под нос.
Ненадолго остановившись, Уильям проверил запал и понюхал порох в своем пистоле: если бы тот отсырел, то пах бы по-другому. 'Пока все отлично', — подумал он. В носу слегка пощипывало от острого запаха, но сернистого зловония тухлых яиц, присущего сырому пороху, не было.
Он оставил пистоль в руке, хотя по-прежнему не чувствовал ничего угрожающего. Однако дымка была такой густой, что Уильям не видел дальше, чем на несколько футов перед собой, и если кто-то вдруг появился бы из нее, то ему в ту же секунду пришлось бы принять решение — стрелять или нет.
Было тихо: орудия молчали, и никаких случайных мушкетных выстрелов, как накануне, не слышалось. Враг отступил — в этом не было сомнений. Но случись ему наткнуться на каких-нибудь континенталов, заплутавших в тумане, как и он сам, должен ли он стрелять? От этой мысли у него вспотели ладони, но он решил, что стрелять придется — ведь континентал, не задумываясь, пальнет в него в ту же секунду, как только увидит красный мундир.
Его больше беспокоила унизительная перспектива быть застреленным своими же собственными солдатами, чем возможность реальной смерти. Но и полностью игнорировать подобную опасность он не мог.
Проклятый туман становился все гуще. Напрасно он искал солнце, чтобы хоть немного сориентироваться по нему — не было видно даже неба.
Уильям подавил легкую паническую дрожь, что щекотала ему копчик. Право, на этом чертовом острове было тридцать четыре тысячи британских солдат, и сейчас он мог находиться на расстоянии пистолетного выстрела от любого из них. 'Тебе всего лишь достаточно быть на расстоянии выстрела от одного единственного американца', — напомнил он себе, остервенело продираясь сквозь заросли лиственниц.
Неподалеку послышались шорохи и треск веток. В лесу явно кто-то был. Но кто?
Однозначно, англичане ни за что не стали бы передвигаться в таком тумане. Чтоб тебя, Перкинс! Если он услышит хоть какие-то звуки передвижения людей, то замрет и постарается остаться незамеченным. В противном случае... Все, на что он мог рассчитывать — это наткнуться на войсковое соединение, либо услышать что-то, о нем намекающее — звуки выкрикиваемых приказов, например...
Некоторое время он ехал медленно, и, наконец, убрал пистоль, посчитав его тяжесть утомительной. Боже, как долго он в пути? Час? Два? Может, ему развернуться? Но он понятия не имел, какой должен быть этот 'разворот' — видимо, он так и ездит кругами. Все вокруг выглядело одинаково: серые размытые очертания деревьев, скал, травы. Вчера каждое мгновение он находился в крайней степени возбуждения, готовый к атаке. Сегодня же его боевой энтузиазм существенно ослаб.
Вдруг кто-то выскочил перед ним, отчего лошадь так резко встала на дыбы, что Уильям едва успел разглядеть человека. Но и этого хватило, чтобы понять — тот не был одет в британскую униформу. И Уильям бы выхватил свой пистоль, не будь обе руки заняты попыткой совладать с лошадью.
А у той началась настоящая истерика: она стала подпрыгивать, как ворона, бешено кружась, при этом сотрясая позвоночник Уильяма с каждым приземлением. Вокруг все вращалось и мелькало, слившись в сплошное серо-зеленое пятно, но, находясь в полусознании, он слышал голоса, что-то выкрикивающие — то ли насмешливо, то ли одобрительно.
Казалось, это продолжалось вечность, но на самом деле, прошло всего полминуты или около того, пока Уильяму удалось присмирить эту чертову тварь. Пыхтя и отдуваясь, животное продолжало мотать головой, выкатив глаза, белки которых влажно блестели.
— Ты гребаный ошметок конины! — обозвал Уильям мерина, вывернув ему голову. Влажное и горячее дыхание лошади проникало через замшу бриджей, а бока животного тяжело вздымались под ним.
— Не самая покладистая лошадь на моей памяти, — послышался голос, и чья-то рука поднялась, схватившись за уздечку. — Однако здоровая на вид.
Уильям успел мельком увидеть человека в охотничьей одежде, крепкого и смуглого, после чего кто-то еще схватил его за пояс и рывком стащил с лошади.
У него перехватило дыхание, когда, упав навзничь, он сильно ударился о землю, но он самоотверженно попытался добраться до своего оружия. Чье-то колено придавило ему грудь, а здоровенная лапа выхватила из рук пистоль. Бородатое лицо, нависая над ним, усмехнулось.
— Не очень-то дружелюбно, — сказал человек с упреком. — Я-то думал, что вы все, англичане, культурные.
-Ты только дай ему встать, Гарри, и, думаю, уж он 'окультурит' тебя будь здоров! — произнес другой человек, который оказался пониже ростом и более худощавым, с мягким, поставленным как у учителя, голосом. Он выглядывал из-за плеча того, кто придавил коленом грудь Уильяма. — Думаю, ты мог бы позволить ему хотя бы дышать.
Когда давление на грудь ослабло, Ульям едва успел вдохнуть, как воздух снова вышибли из его легких, потому как человек, сваливший его на землю, ударил его кулаком в живот. Руки быстро начали обшаривать карманы Уильяма, через голову с него сдернули офицерский горжет, больно ободрав под носом. Кто-то, обхватив его, расстегнул и снял ремень, при этом восхищенно присвистнув от вида прикрепленного к нему снаряжения.
— Очень неплохо, — одобрительно сказал второй бандит. Он мельком взглянул на Уильяма, лежащего на земле и задыхающегося, словно выброшенная на берег рыба. — Благодарю вас, сэр. Мы премного благодарны. Верно, Алан? — крикнул он, повернувшись к человеку, удерживающему лошадь.
— Ага, поимели его, — произнес гнусавый шотландский голос. — Поехали уже!
Мужчины отошли в сторону и на секунду Уильям подумал, что они ушли совсем, но внезапно широченная рука схватила его за плечо и вздернула вверх. Усилием воли он, корчась, поднялся на колени, когда та же самая рука ухватила его за косичку и дернула назад голову, обнажая горло. Он уловил отблеск ножа и широкую ухмылку человека, но у него не осталось ни дыхания, ни времени для молитв или проклятий.
Нож полоснул вниз и он почувствовал резкий рывок в области затылка, от которого на глаза навернулись слезы. Человек раздраженно хмыкнул и, рубанув еще пару раз по волосам, наконец, торжествующе удалился, сжимая косичку Уильяма в мясистой, размером с окорок, руке.
— Сувенир, — ухмыляясь, сказал он Уильяму и, крутанувшись на пятке, побежал догонять своих друзей. И сквозь туман, как будто в насмешку, до Уильяма донеслось ржание его лошади.
ЕМУ ЗАХОТЕЛОСЬ КАК-НИБУДЬ исхитриться и убить хотя бы одного из них. Немедленно. Ведь они поймали его легко, словно ребенка, ощипали, как гуся, и оставили лежать на земле, словно чертова мудака! Злость была настолько сильной, что ему пришлось остановиться и ударить кулаком по стволу дерева. Жуткая боль заставила его задохнуться, но, едва дыша, он по-прежнему жаждал крови.
Зажав бедрами ушибленную руку, он шипел сквозь зубы, пока боль не утихла. Шок смешался с яростью, голова кружилась — он никогда не чувствовал себя настолько растерянным. Тяжело дыша, он провел здоровой рукой по затылку и, ощутив там топорщащиеся колючие обрубки — все, что осталось от косички, в новом приступе бешенства начал пинать дерево изо всех сил.
Хромая и ругаясь, он ходил кругами, затем, рухнул на камень и, задыхаясь, опустил голову на колени.
Постепенно дыхание выровнялось и способность рассуждать здраво начала к нему возвращаться.
Итак. Он по-прежнему блуждал в дебрях Лонг-Айленда, только теперь без лошади, без еды и без оружия. И без волос. Это заставило его выпрямиться и сжать кулаки. С трудом, но ему удалось справиться с яростью. Итак, сейчас нет времени злиться. Подвернись ему снова этот Гарри, Алан или коротышка с голосом учителя... Ну что ж, если это случится, времени у него будет достаточно.
Сейчас самое главное было найти любую армейскую часть. Ему вдруг захотелось сбежать, сесть на корабль до Франции, дезертировать, и никогда сюда больше не возвращаться, чтобы все думали, что он убит. Но он не мог этого сделать по различным причинам, и не в последнюю очередь из-за отца, который, скорее всего, предпочел бы его смерть, нежели трусливое бегство.
Ничего не поделаешь. Он обреченно поднялся на ноги, пытаясь чувствовать себя благодарным хотя бы за то, что бандиты оставили ему мундир. Туман местами немного рассеялся, но сырой и холодный, он все еще стелился по земле. Но не это беспокоило Уильяма — его собственная кровь все еще кипела.
Он посмотрел вокруг — на темные очертания скал и деревьев. Они выглядели точно так же, как и все остальные эти чертовы скалы и деревья, которые он повстречал в течение этого отвратительного дня.
-Итак, — произнес он вслух и, ткнув пальцем в воздух, повернулся вокруг себя, как он всегда делал. — Эни-мини-майни-мо, ухвати французика за палец ноги, если он взвизгнет... Ох, ну и черт с ним! (смешная считалочка, один из русских вариантов — эники-бэники ели вареники. — прим. перев.)
Слегка прихрамывая, он пошел дальше. Он понятия не имел, куда идти, но должен был двигаться дальше или же его разорвало бы.
Некоторое время он развлекался, воображая недавнюю стычку в несколько другом ракурсе, с удовлетворением представляя, как он хватает толстяка по имени Гарри и превращает его нос в кровавое месиво прежде, чем разбить его голову о камни. Отобрав у него нож, он потрошит этого маленького надменного ублюдка... вырывая его легкие... Это называлось 'кровавый орёл'. Этим способом пользовались дикие германские племена: делая надрезы на спине человека, они вытаскивали через прорези легкие таким образом, что те хлопали, словно крылья, пока человек не умирал...
