Я не мог видеть Мораг. Возможно, уже потерял ее. Меня охватила паника.
По одну сторону улицы тянулись сады с газонами. Я решил пойти в ту сторону. Я направился к старой, осыпающейся стене справа от дороги. Она была слишком высока, чтобы на нее было легко взобраться. Я подпрыгнул, и мне пришлось использовать руки, чтобы подтянуться, так что мой живот уперся в стену. Затем, сильно раскачавшись, я поставил правую ногу на край стены, а затем левую. Более или менее перевалился на другую сторону.
Я тяжело приземлился на бок на мягкую, влажную траву, достаточно сильно, чтобы из меня выбило дух. Лежал так несколько секунд. Чувствовал, как роса или паводковая вода пропитывает мое лицо, куртку, брюки. На стене были отметки паводка, и кто-то выбил даты на кирпиче рядом с самой высокой из них: 2000. 2026. 2032. И я увидел червя, длинного дождевого червя, ползающего по траве. Возможно, поднявшаяся вода вытолкнула его из земли. Он выглядел таким же сбитым с толку, как и я.
Я поднялся на ноги. Та сторона моего тела, на которую я приземлился, ощущалась как один длинный синяк, мне было мокро и холодно. Я чувствовал себя очень глупо, пятидесятидвухлетний мужчина, стоящий на чужой лужайке в лучах рассвета. Я должен был идти дальше, убираться оттуда.
Я шагнул вперед и наткнулся прямо на дерево. Отшатнулся и врезался в листву. Дерево было папоротником, не выше меня, а листва вокруг меня была от бамбука. Английские сады уже не те, что были. Я оттолкнулся, не уверенный, в какую сторону смотрю. При падении меня развернуло. Я снова двинулся вперед, но споткнулся о тощий холмик влажной земли, торчащий из газона. Возможно, это был термитник. Чувствовал себя глупым, одурманенным, окруженным цепляющимися препятствиями, и каждый мой шаг, все, что я пытался сделать, чтобы добиться прогресса, только порождали новые проблемы.
Верно. Стена была на правой стороне улицы, так что я должен был держаться дома справа от себя. Я повернулся и двинулся в ту сторону. Трава была высокой и прилипала к моим ботинкам, и теперь мои ноги промокли насквозь. Но я продолжал идти и подошел к воротам, которые вывели меня обратно на дорогу.
Я прошел достаточно далеко, чтобы миновать большую часть запруды на дороге, но вода все еще плескалась у моих ног.
Дорога впереди поднималась, чтобы пересечь реку по мосту. Я мог видеть кого-то на мосту, мне показалось, бледное лицо, смотрящее на меня. Она была слишком далеко; ее лицо было просто размытым пятном, как монета на дне пруда. Хотя я был уверен, что это она. Мне хотелось закричать, но я осознавал, что вокруг меня спящий город, и почему-то не мог. В любом случае, это не принесло бы пользы. Я должен был добраться до нее, вот в чем дело.
Черт с ним. Я шагнул в воду. Вскоре я уже шел вброд. Вода не доходила мне до голеней, но на дне скопилось много грязи и мусора — возможно, дорожное покрытие здесь провалилось — и она засасывала мои ноги. Вскоре я уже тяжело дышал, а сердце бешено колотилось. Наконец выбрался из воды. Мои ступни промокли и были в грязи. Я был измотан.
Я не мог отойти больше чем на полкилометра от своего отеля.
Я мог видеть мост и замковый холм за ним с башней на вершине, реликт старого нормандского замка, мрачный силуэт на фоне голубого неба. Но она ушла с моста. В какую сторону она пошла? Взобралась ли она на холм? Если бы я смог дойти до него, возможно, мог бы попытаться взобраться вслед за ней.
Мост по какой-то причине был закрыт на дальнем конце. Реки вились по обе стороны насыпи, и вода была высокой, пенистой, сине-серой. Берег был размыт и обложен мешками с песком. Под самим мостом вода доходила почти до верха арок.
Может быть, мне следует перейти мост. Или, может быть, мне следует найти какой-нибудь способ обойти насыпь с другой стороны. Я не мог придумать, как пройти через это.
Я больше не мог ее видеть. Просто стоял там, весь в синяках, с промокшими ногами, тяжело дыша.
— Вы в порядке?
Голос показался громким. Я обернулся. Передо мной стоял молодой человек, лет двадцати пяти. Он вел свой велосипед. Под шерстяной курткой на нем было что-то вроде синей униформы; возможно, он был сменным работником больницы.
Он был спокоен, когда оглядел меня с ног до головы. — Вы выглядите так, как будто у вас были какие-то неприятности. — У него был сильный йоркширский акцент. Я заметил подозрение в его глазах. Неудивительно; должно быть, я выглядел странно.
Я услышал крик вороны. Поднял голову. Мог видеть птицу, кружащую над башней на холме. Внезапно небо показалось светлее; высокие облака окрасились розовым.
— Привет...
— Я в порядке, — сказал я.
— Вы американец?
— Да. — Я посмотрел на себя, на грязную воду, стекающую с моих ботинок. Я попытался придумать, что сказать, что-нибудь, что могло бы нормализовать ситуацию. — Смена часовых поясов играет злую шутку с режимом сна, не так ли?
— Да, — ответил он с сомнением. Он отвернулся, продолжая вести свой велосипед.
Я посмотрел вверх, на холм. Теперь он выглядел просто как холм, замок — руинами, а не центром какого-то лабиринта, как казалось минуту назад. Мораг нигде не было видно, но я знал, что ее там не будет.
Тот молодой человек все еще оглядывался на меня. Если я не хочу, чтобы вызвали полицейского робота, мне следует убраться оттуда и привести себя в порядок. Я повернулся лицом к потоку на дороге. В сгущающихся сумерках это выглядело не так устрашающе. Я дошел до центральной линии дороги и просто зашагал прямо по воде. Дорога размылась; эта лужа, должно быть, стояла там долгое время. Но вода доходила мне не выше колен, и через мгновение я был уже в ней.
Когда я проснулся, солнце стояло высоко. Было около полудня по местному времени. Я не помнил, как добрался оттуда, как вернулся в свой отель с затопленной дороги. Все это было похоже на сон.
Но я лежал на своей кровати, а не в ней, и, хотя скинул обувь, мои брюки были в грязи, свитер испачкан зелеными пятнами от травы, а на простыню на кровати налип мусор. Персонал был бы мной недоволен.
Однако что-то случилось.
Мигал уголок большого настенного умного экрана. Меня ждало сообщение от Джона.
Сначала я принял душ, сварил кофе, съел печенье из мини-бара. Затем сел в свое кресло, повернулся лицом к стене и позвонил Джону. Возвышаясь надо мной на стене, он был в ярости — двухмерный, плохо раскрашенный, но разъяренный. — Лета, — сказал он.
Я был поражен тем, что он употребил это слово, но сейчас было не время говорить о незнакомце в самолете. — Да здравствуешь ты, — огрызнулся я в ответ. — Что тебя гложет?
— Ты сам. — Оказалось, Шелли Мэгвуд звонила ему прошлой ночью.
Я похолодел, гадая, как много она ему рассказала. — Ей не следовало этого делать.
— Почему, черт возьми, нет? Она беспокоилась, придурок, не то, чтобы ты это заслуживал. И разве она не права?
Он постучал по экрану перед собой, вне моего поля зрения.
Угол моей стены заполнило изображение, зернистое, плохо освещенное. Но можно было видеть замковый холм, затопленную улицу, фигуру, стоящую там по щиколотку в грязной воде. Джон использовал свои связи, чтобы взломать городские камеры наблюдения. Теперь он кричал: — Ты называешь это ответственным поведением? За это я заплатил небольшое состояние, когда отправил тебя в Европу? Ты с ума сошел?
— Если бы ты послушал, что тебе сказала Шелли, — сказал я каменным голосом, — ты бы понял, что это касается меня и Мораг. К тебе это не имеет никакого отношения. Ты должен позволить мне разобраться с этим по-своему, Джон.
— О, неужели?
Я изучал его с растущим любопытством. Я редко видел его таким сердитым. — Что тебя гложет? Почему ты принимаешь это так близко к сердцу?
— Я не принимаю.
Несмотря на его отрицание, я видел, что здесь что-то происходит. Если прошлой ночью я чувствовал себя как после лоботомии, то сегодня был в здравом уме. Он разозлился, что я просто не рассказал ему первому о моем преследовании со стороны Мораг? Или было что-то еще? — Ты что-то скрываешь. Это связано с Мораг? Черт возьми, Джон, она была моей женой. Если ты что-то знаешь, ты должен мне сказать.
Он снова повернулся ко мне. — Знаю, мне не следовало делать этот гребаный звонок. Выключить. — Экран стал небесно-голубым.
Итак, у Джона была связь с Мораг, о которой я ничего не знал. Еще один непрошеный призрак из прошлого, подумал я. Я сидел в своем кресле, в гостиничном халате, и потягивал кофе, который быстро остывал.
На второй день пребывания Алии на Ржавом Шаре Бейл взял ее с собой к морю.
Если они отправлялись по суше, им потребовалась бы целая четверть дня, чтобы добраться до океана. Бейл предложил ей скользить туда, если она захочет. Но ей хотелось увидеть больше этого мира.
Итак, она ехала с ним в наземном транспорте по сверкающей металлом дороге, прямой, как стрела, пересекающей выровненную гравитацией равнину. Пейзаж был почти безликим, города, мимо которых они проезжали, идентичны тому, где жили Кампоки. Это было похоже на прохождение через скудно прорисованную симуляцию.
Многое из того, что она увидела, было продиктовано геологией. Когда образовался Ржавый Шар, это был скалистый мир, несколько больше Земли, с массивным железным ядром и мантией из более легких пород. Как обычно, он подвергся многочисленным ударам во время своего формирования, включая одно окончательное столкновение со второй чудовищной протопланетой. Алия знала, что сама Земля пострадала от аналогичного столкновения с большим выплеском камня в результате, что привело к образованию Луны. Ржавый Шар лишился большей части своей скалистой мантии и остался в виде куска железа размером с Землю, со стаей спутников из его собственной мантийной породы. Но железо было более плотным, чем камень, и поэтому этот мир был массивнее Земли, его гравитация была мощнее.
Со временем кометы доставили немного воды и воздуха, и обнаженное железо с энтузиазмом заржавело. Без скалистой мантии не было бурления магмы, характерного для динамичной геологии Земли. Тем не менее, здесь появилась простая жизнь, принесенная кометами, оседавшая в океанах, которые собирались во впадинах ударных бассейнов.
А позже появились люди.
Алия обнаружила, что ее не интересуют планеты. Она выросла на корабле, в среде, созданной человеком. "Норд" был маленьким, пригодным для жизни местом, построенным по человеческим меркам, где все знали друг друга. И он был изменчивым, каждый аспект его дизайна формировался по прихоти человека. Будучи маленьким ребенком, она любила проводить время в музее корабля, где была представлена вся его морфология с момента его давнишнего запуска, реконструированная по документам или археологическим следам в конструкциях. За прошедшие тысячелетия судно мутировало и трансформировалось, как куколка, извивающаяся в своем коконе, каждый аспект его геометрии формировался его командой.
Но этот мир был другим, отягощенным собственной огромной геологической инерцией. Ведь большая часть его массы была заключена внутри, бесполезная для всего, кроме создания гравитационного поля, которое вы могли бы воспроизвести с помощью самого простого инерционного регулятора! И он был статичным во времени. Диорама "Ржавый Шар сквозь века" была бы очень скучной, подумала она: ничего, кроме скал, кое-где нарушаемых мимолетным мерцанием зелени.
Если Ржавый Шар начинался скучно, то его колонисты-люди мало что сделали с этим местом, подумала Алия. Поражала простая серость здешнего человеческого мира. Разные города, хотя и разделенные часами наземного путешествия, были очень похожи своей безвкусной приземистой архитектурой; не было ощущения местной идентичности. И не было никакого искусства, которое она могла бы увидеть, ничего, кроме функционального.
Она осторожно расспросила Бейла обо всем этом. Он только сказал: — Если везде одно и то же, зачем утруждать себя путешествиями?
— Лета, я ненавижу планеты, — сказала она. — Без обид.
— Не обижаюсь, — вежливо ответил Бейл.
Они почувствовали облегчение, когда достигли океана.
Вода скапливалась в сложной множественной впадине, выбитой в железе серией ударов. Волны разбивались о берег из твердого, покрытого красной ржавчиной железа; движимые более высокой гравитацией, они были невысокими, но быстрыми.
Она была удивлена, увидев здесь людей, собравшихся небольшими группами вдоль берега. Продавцы на велосипедах продавали еду, воду, сувениры и простые игрушки. Это было счастливое место, такое же счастливое, какие она видела раньше на Ржавом Шаре; люди наслаждались жизнью. Но, проходя сквозь толпы бегающих детей, обеспокоенных родителей и томных любовников, она подумала, что чего-то не хватает. Ей потребовалось некоторое время, чтобы понять, что не слышно музыки, ни единой ноты.
Следуя примеру Бейла, Алия подошла к кромке воды и разделась. Она не могла удержаться от изучения тела Бейла, широких конечностей, бугров мышц на его животе.
Он поймал ее пристальный взгляд.
— Я прошу прощения, — сказала она. — Просто наши тела такие разные.
Так оно и было. Она была намного выше и стройнее, ее руки были почти такими же длинными, как ноги, а ее мех был вялым из-за сильной гравитации. Для сравнения, Бейл был приземистым, широкоплечим, сформировавшимся в результате целых поколений борьбы с безжалостным давлением гравитации. Его руки были короткими, массивными, но негибкими в плечах и суставах. Его позвоночник тоже был жестким, как костяной столб. Это был не тот мир, где можно было бы много лазать, подумала она; на самом деле Бейл был более двуногим, чем она.
— Мы разные, потому что живем в разных мирах, — сказал Бейл.
— Так оно и есть.
— Но Рит послал тебя сюда, потому что мы не слишком отличаемся, потому что мы похожи.
— Он послал?
Бейл улыбнулся. — Непосредственное общение достаточно сложно и без дозы чуждости сверху.
Тогда она задумалась о том, каким странным может быть человек.
Обнаженные, они вошли бок о бок в океан. Вода была быстрой и неспокойной. Ее намокший мех развевался вокруг нее. Алия плавала и раньше, но только в пузырях с нулевой гравитацией на "Норде", где до ближайшего мениска было не более ста метров или около того. Было очень странно скользить в водоеме, на порядки более объемном, в бездонной яме. Беглые предупреждения Бейла о коварных течениях и отливах никак не успокоили ее. Однако она испытала неожиданное облегчение, когда вода, наконец, стала достаточно глубокой, чтобы можно было оторвать ноги от дна и поплыть. Она почувствовала, как расслабляются ее кости, мышцы, радуясь первой после выхода на планету передышке от силы тяжести.
Вокруг нее в воде покачивались коренастые тела местных, взрослых и детей. Они смеялись и играли. Даже в этом унылом мире океан был местом наслаждения. Возможно, подумала она, даже после сотен тысячелетий адаптации тела людей реагировали на глубинные клеточные воспоминания о первобытном океане, которые лежали далеко и глубоко во времени. Но когда вода попала ей в рот, она оказалась очень соленой, с привкусом железа, похожим на кровь.
