Телепупс. Роман-фантазия. Постмодернизму посвящается.

Звонил абонент "Франка". Оставлено сообщение:

"Это ты? ... Или... — Она была за рулем. Выглядела несколько возбужденной. — А сказали, что это не ты... В общем... Видела про тебя по телеку. Даже если это был не ты...Никогда не трахалась с трупом. Если хочешь, приезжай, помолимся за упокой".

В наше время мобильная связь давно заменила половую. Я знал, что не...

Звонил...

Звонил...

Звонил... Звонок удерживается...

К черту! Delete.

Звонил...

Звонил...

Алешка появился так неожиданно, что я его не записал.

Я запомнил наизусть:

"Merci. Je suis bien".

Много раз репетировал то, как буду с ним говорить...

"Не хочешь ко мне в гости?"

...а сам нес какую-то ахинею.

Все заготовленные слова повылетали.

Самое обидное, что я знал и его телефон, и адрес пансиона, где он жил, и даже один раз купил билет, собравшись его навестить. Не поехал. Присел на дорожку и полдня пил холодный кофе на чемодане в холле. Хотя и этого мог не делать. Чемодан я закрыл, точно зная, что опаздываю и обязательно опоздаю на самолет.

Ну, прилетел бы я к нему, положим, с адвокатами и охраной. Ну, забрал бы его. И что?

Да, ничего!

Вспоминая о где-то там живущем сыне, я представлял себя в образе отца-героя, отца-спасителя, отца-благодетеля. Я представлял, как Алешка держится слабыми ручонками за кромку пропасти, за подножку несущегося под откос вагона, за ручку распахнутой двери летящего вертолета.

— Папа!!! — кричит сын.

— Сын!!! — кричит папа.

Он уже почти сорвался, но папа успевает. Папа хватает его за скользкие хрупкие пальчики, смотрит в заплаканное лицо и понимает, что если он умрет, то они умрут вместе. Но этого не случается. Случается happy end. Папа вытаскивает сына из бездны, и начинается новая счастливая жизнь. Подгузники всякие, игрушки самые навороченные, лучшая частная школа и прочие слюнявчики. Самое важное — круглосуточные сторожа, чтобы сына без спроса не увезла бывшая жена. А еще хорошо бы она перед неудачной попыткой киднепинга походила бы за мной, умоляя и стеная:

— Отдай!

— Не отдам, — отвечал бы я, а секретарша закрывала бы за ней дверь.

Сладкие грезы.

Чтобы от них избавиться и разгрузиться приходилось пару раз в год мотаться в детдом. Пил чай с директрисой, гладил остриженные головки детишек, успокаивал сопливо плачущих матрон то ли из благотворительной богадельни, то ли из попечительского совета и дарил самое дорогое, что может дать одинокий мужчина — деньги. Одаривал я щедро, не скупился. Вкупе с пеной повседневного общения здорово помогало.

Звонил...

Звонил...

Звонил...

Звонил абонент "Больница": "Пациент Шура скончался, не приходя в сознание в 11.23. Лечащий врач В. Аганесян".

* * *

В "Пресс-клубе" было шумно. Там, в полутемном интиме бара шла прямая трансляция освидетельствования смерти. Танька поймала меня как раз, когда консилиум разноцветно халатовых докторов обступил оптимистично бело-сиреневую койку-трансформер. На ней лежал Шура. Уже без трубок. Его внешний вид активно комментировали сидящие за столиками журналюги. Наиболее информированные предлагали свои, оригинальные способы проверки причин смерти. В основе большинства из них лежало знание об особенностях Шуриной сексуальной жизни. Предложения вызывали всеобщее хихиканье.

Неузнанным я прятался в тени длинного козырька бейсболки. Я вчерашняя новость.

— Тань, слушай, а почему ты не замужем?

— Нашел о чем спросить.

— Когда-то же надо.

— Ты завтракал?

— В рот не полезло.

— Вот и мне тоже... На похороны тебя могут не пустить. Ты же в розыске.

— Надо купить венок с надписью "От Васи".

— Лучше "Здесь был Вася".

— Тогда "От друга".

Таня что-то записала в блокнот и посмотрела по сторонам. Вокруг было все то же. Люди заключали пари на причину смерти.

— Интересно, по чьему распоряжению его отключили?

— Я тебе купила билет с открытой датой.

— На поезд?

— На Ямайку. Вдруг ты захочешь... Да и потом... За кого мне замуж идти?

— За мужика. Нормального.

— Ну, вышла?

— Нарожала бы ему детей. Воспитала бы...

— Готовила макароны с сыром, забирала детей из садика, вытирала им сопли, доедала за ними из тарелки. Муж носил бы мне зарплату и покупал цветы на 8 марта. Так?

— Ну ты... Впрочем, не знаю. Я не покупал.

— Зато я знаю. В конце концов, сяду на Прозак, аэробику, заведу тьму подружек, функционального любовника и библиотечку из очень женских романов... Скучно все это.

— Как будто сейчас весело... Что теперь делать-то?

— Да ты сам знаешь. Надо предложить продукт, от которого они не смогут отказаться и до тех пор, пока ты его делаешь, они будут тебя терпеть. Надо стать вторым Шурой.

— Погоди ты. Шуру Первого сначала закопать надо.

В баре начали раздавать официальное заключение о смерти. Набор медицинских латинизмов. Без комментариев. Присутствующие остались недовольны. Правда, я так и не понял чем: отсутствием информации или незнанием латыни. Они ворчали и пили чай/кофе/алкоголь. Кое-кто попытался прочесть в слух и ему велели заткнуться.

Телек переключили на прокуратуру:

-...Могу повторить еще раз. Те неизвестные, которые занимались обыском на квартире Шуры, а потом в офисе "Президент-Шоу" уже стали нам известны. Они не принадлежат ни к одной силовой структуре России. Их розыск начнется, как только их окончательно узнают.

Следователь Кривцов давал неумелую, невнятную пресс-конференцию. Он был абсолютно нефотогеничен и смотрелся в кадре резиновой куклой.

— ...К сожалению, мы не можем допросить Шуру... Всю информацию, касающуюся состояния здоровья умершего Шуры, мы раскроем только его родственникам.

— ...Следствие склоняется к версии несчастного случая, хотя мы не исключаем заговора... Единственный подозреваемый в причастности в участии в несчастном случае — человек похожий на Василия Чапаева.

— ...Да, мы понимаем, что главное достояние канала — это человеческий материал. Коллектив, так сказать. Прокуратура России постарается, насколько это возможно, оградить творческих работников "Президент-Шоу" от беспокойства, связанного с соблюдением законности.

Рядом с Кривцовым сидел пресс-секретарь Генпрокуратуры. У нее покраснели щечки, она старалась не смотреть в зал. Профессионалу было стыдно.

— Слухи о возможном банкротстве канала недостоверны. Как всем нам понятно... Я надеюсь... Россия заинтересована в бесперебойных поставках продукции компании на отечественный и мировой рынки.

Вместо косноязычного следователя картинка часто замирала на каштанововолосой девушке по связям с прессой. Ей очень шел мундир жандармского цвета.

— Тань, и на фига ты со мной возишься?

— Потому что люблю.

Помолчали.

— Сочувствую.

— Ничего, я привыкла. — Прозвучало как-то буднично.

Я спросил, что будет дальше.

— Похороны, — ответила Татьяна.

* * *

— Хорошо, что он умер не сразу или чуть погодя, — задумчиво произнес Гурам.

— Почему?

— Потому что закопают его на третий день, а у меня сегодня открытие памятника. Представь, если бы события совпали.

— Народ не любит двойственности.

— Правильно, — похвалил меня Гурам и, наконец-то обратил на нас внимание. — Людям нужна однозначность настроений. Горе объединяет людей, рождает чувство страха и протеста, жажду справедливости. Очень выгодное и очень короткое рекламное время. Надо проявлять оперативность и успевать. Похороны обязывают.

Гурама мы нашли в операторском вагончике приткнувшимся у Спасской башни. Он не спал вторые сутки, и это добавляло ему расслабленной вальяжности. Как всякий талантливый менеджер он понимал, что успех проекта зависит от предпроектной подготовки. После можно сколько угодно нервничать, орать, стучать кулаком по столу, но это вряд ли повлияет на сам процесс.

— А я знаю, зачем вы пришли, — сообщил телемэтр и не продолжил.

Он неотрываясь смотрел на экраны. На сцене перед Казанским собором скакало четверо человек. Группа "Динамит-5". Двое мужчин и две женщины. На черных паранджах женщин было написано белой краской "На Хуй Бритни!". У мужчин на черных майках "Нет Войне!". Они зажигательно пели на смеси арабского и русского или русского и арабского. Бессмыслица.

— Ты такой предсказуемый.

— Мне это уже говорили.

— Иванов?

— Угу.

— Приятный парень.

— Похож на убийцу с гарвардским дипломом.

— Что-то есть. — Гурам глубокомысленно покивал головой. — Серийный.

— Маньяк.

Татьяна не выдержав, прервала наш обмен впечатлениями:

— Гурам, короче. Ты нас проводишь в Манеж на тусовку, а мы тебя благодарим.

Дядя Гурам вздохнул, продолжая наблюдать, за тем, как мальчики из группы "Динамит-5" изо всех сил пытались показать, что настоящий динамит у них в штанах. На самом деле динамит был у них в головах, а в штанах бикфордов шнур.

— Не понимаю, почему именно пять, — спросил я, чтобы не молчать. — Их же четыре.

— Это пятый состав.

— Так ты нам поможешь? — насела Татьяна. Она никогда никому не делала скидок на возраст и чины. — Да или нет?

— Как я понимаю, вы туда не скандалить идете. Поэтому, когда у вас начнется новый проект, вы меня заберете к себе. Надоело мне памятники ставить, а на пенсию еще рано.

— Заметано.

В моем положении торговаться и спорить бесполезно. Приглашение у нас было, но как пройти, если ты не человек, а "тело похожее на...". В моем положении надо хвататься за любую соломинку.

Гурам провожал нас лично. Вел через Кремль. Желтые стены и черные пушки, зеленые мундиры и кивера преображенцев, голуби и туристы на газонах. После того как Кремль стали ежегодно пеленать в многокилометровые простыни, — Modern Art — его уже не воспринимаешь как нечто неприкосновенно-святое. Что-то сломалось, развеялось, исчезло. Кремль стал ближе, понятнее. Туристы на газонах опять же. Раньше такого не было.

— И вода была мокрее, и небо голубее, — подтвердила Татьяна.

— Танечка, лучше посмотрите какая благодать, — предложил Гурам, неодобрительно качая головой.

Мы были гуляюще медлительны и никуда не торопились. Психологи утверждают, что пешие прогулки здорово помогают от стресса. Не знаю как другим, мне помогают.

— Говорят, было в свое время предложение устроить "Кремль-шоу".

— Кто говорит? — поинтересовалась Татьяна.

— Люди, — объяснил Гурам. — Суть шоу в том, чтобы в реальном времени показать систему подготовки и прохождения законов, указов, согласований и всякой другой белиберды. Ты только представь, что они стали бы показывать и какие указы понапринимали бы для подъема рейтинга шоу.

— И чем все кончилось?

— Решили повременить. Приучать народ к открытости и доступности власти надо медленно и осторожно. Воспитывать народ надо. Кремль в белые полотнища завертывать, на газонах валяться разрешать. Положили под сукно, словом, а вместо него сделали "Президент-шоу".

— Весело. — Я сделал вид, что впервые услышал эту историю.

— Это я к тому, что все течет и меняется. А то, что весело... Это даже хорошо. Печалится послезавтра будем.

* * *

В подсобке, где нас спрятали, были повсюду разбросаны разноцветные ведра, за блестящими корпусами машин-уборщиков скрывались сваленные в углу допотопные швабры. Пахло человеческой сыростью и химической блевотиной. Танька брызгала дорогущим парфюмом, но он быстро улетучивался в воющую дырку вентиляции. Те несколько минут, на которые в воздухе задерживалась смесь противоречивых запахов, напоминали о парижском подвале.

Старый дом в старом городе. Прогнившие трубы лопались где-то за тонкой стеной и вонь древности наполняла мою каморку. Сверху прибегала озабоченная консьержка, но не шла дальше моей комнаты. Она прислушивалась к застенным шумам, вздыхала по поводу скряги хозяина и просила, что бы я прибрал вещи и не появлялся там пока будут ремонтировать. В подвале я жил нелегально и очень дешево. Большую часть моей квартплаты составляли занятия с дочкой консьержки. Я учил ее английскому языку. А по субботам, утром, пока ее мать ходила на рынок, она спускалась ко мне и мы занимались любовью. Шумели трубы, но она все равно давила стоны, боясь что ее услышат наверху. Потом она одевалась и бежала в школу на дополнительные занятия по рисованию. На простынях оставался ее запах.

— Тань, слушай. Нам все равно заняться нечем. Давай пока время есть...

— И не мечтай.

— Ну, как хочешь.

Человек из службы безопасности принес вечерние наряды и поесть. Его оловянные глаза посмотрели на баночные этикетки шампуни, на машины-поломойки, на швабры, на вентиляционную трубу, на нас. Он ничего не сказал. Положил пакеты на пол, погасил свет и ушел.

Татьяна есть отказалась. Ее не устроило фаст-фудовское содержимое пакета с едой. Она прыскала духами, колдовала над блокнотом, повторяя биографии нужных нам VIPов и звонила, звонила, звонила. Мне было все равно, я ел и баловался.

"Дума-Шоу" почтила Шуру вставанием.

Переключил.

В прямом эфире заседание чрезвычайной государственной комиссии по организации похорон Василия Чап...

Переключил.

Отбеливатель для зубов...

Переключил.

...застекольщики решили надеть на правую руку черные повязки в память...

Переключил.

Родное Шоу. Застекольщик Максим сидит в зале и смотрит порнуху домена ХХХ.

Переключил...

* * *

Гримировались впопыхах. Стилист из бригады Гурама ворчала по поводу слишком деловых причесок, недостатка времени и плохого освещения. Она мазала мне лицо, маскируя подвальную помятость и ненужную человечность. Общая цель — гармоничное сочетание женского и мужского начала у кавалера и его дамы.

Без долгой практики я совсем разучился носить смокинг, но Татьяна сказала, что со стороны этого не видно. Я волновался и хотел чтобы все получилось как надо. Думал, что, как только окажусь среди людей...

Людей там не оказалось. Манеж был набит голоплечими нарядами и типовыми смокингами. Такими же как у Татьяны и у меня. Их было так много, что отдельно взятая гармония инь и янь не просматривалась. Разделившись на пары, сбившись в группы или утратив свои половинки они клубились вокруг фуршетных столов. Классические негры-официанты в классических белых кителях наливали, подавали, предлагали. Фишка вечера — расстегаи.

— Это очень вкусно. Попробуйте, — посоветовала сероглазая блондинка.

У нее на тарелочке лежало нечто микроскопически малое и формально неопределенное. Из-за того, что девушка постоянно вертела головой и стреляла глазами, она не могла сосредоточиться на еде. Ее заинтересованная улыбка предназначалась исключительно мужчинам. Я улыбнулся в ответ и попробовал.

У Бабы Мани пироги получались огромными, в полтарелки, ароматными и рассыпчатыми, только успевай заглатывать. После них русские расстегаи из Манежа казались рафинированными малютками. Я предпочел привычных осетров и дичь.

— И как вам это? — спросил я того, к кому меня подвела Татьяна.