Игры с дымом

Почему, почему бойцы не сшили себе таких же рубах? Говорил же, предупреждал...

Но об этом Колог подумал уже потом; тогда он пнул горящие камни — камни горят, вот же колдуны постарались! — повернулся, выскочил и побежал вокруг, на бегу сначала утираясь подолом от невидимой налипшей ереси, а потом почесывая подпаленную подмышку. Ему кричали вслед, но на это было плевать. Колог сунулся по пояс в дырку, протянул руку еще кому-то — и рывком выдернул на воздух; паладин упал и закашлялся. "Молодец, Ланан!" — сказал ему Колог, метнулся к соседней дыре: к камере, где вчера сидел другой еретик. На бегу майстер обернулся: монахи спешили за ним, налетели, оттащили Ланана в сторону, зашептали, к рукам заструился Дар.

"Вылечат", — подумал майстер, крутнулся — и будто некто схватил его за щиколотку. Стена приблизилась прыжком; Колог хотел упереться, но ладони его чиркнули по кладке и ухватили пустоту. Надвинулась темная задымленная камера; майстер ругнулся — и рухнул вниз головой, в дым и погибель. Сноп искр брызнул из глаз, тупая боль пробуравила лоб и ахнула в затылке... и тьма и тишина накрыли майстера зенирских паладинов.

* * *

Амет стоял, сжимая кулаки, и глядел на потухающую тюрьму. Проглядели! Проморгали! Колдуны на свободе — конечно! Идут и землю топчут! И что теперь, где их искать?! Демоны их пойми, куда за ночь уйти успели! Они ж хитрые, настороже, будут запутывать следы. А если из-за пустыни, где вообще все — ересь, прислали сотню таких, а?! И они ж, сволочи, все по Лергиру идут! Что делать, ересь лютая, что делать?

— Надо ж, до Мерра добрались, — женский голос рядом.

Паладин резко повернулся. Горожанка. Довольная и розовощекая. На пепелище глядит.

— Что... почему доигрался?

— Ну, дырявый же горшок! — пожала та плечами. — Известное дело. Городом-то эл-Плотог правит, а Мерр наш — просто ландмайстер, его наверху и за человека не считают, — женщина покосилась на рапиру Амета, но смутилась слабо. — Так а он-то и персон своих по кабакам навешал, и неустанно с усталостью борется, его королева и прищучила. Давят нас, — добавила женщина.

— А, — сказал Амет. — Да.

— И зачем тюрьму-то каменную жечь, в разум не возьму, — говорила горожанка. — Я у Евтея спрашивала, он хлеб разносит с Аптекарской, вооон там пройти и свернуть. Так заладил: демоны, демоны. Ха! Сам-то, дурачок, носу никуда не кажет, огня кроме печки в глаза не видел — а туда ж, лезет учить.

Паладин кивнул. Почему-то не хотелось с этими бреднями спорить. Ему даже интересно стало: до чего еще додумались?

— А ты, мил человек, сам чего без дела стоишь и глазеешь? — с укором спросила женщина.

Амет опешил.

— А... это... ересь лютая, — по привычке добавил он, — что делать?

— Известно что, — осадила его горожанка. — Ты ж паладин, тебе привычное. Ступал бы к Мерру. Он же неустанный и мудрый, глядишь, надумает чего и тебя выполнять пошлет, а то стоишь, поучать всех лезешь. А у меня, между прочим, дела сегодня: семью кормить надо.

И пошла. Паладин замер, открыв рот, и клял себя: сам-то чего не догадался? Если Мерр чего-то задумал — так, конечно, помочь надо. Чего столбом-то стоять?!

Иной раз знамения Всевышнего неожиданны и неявны. Иной раз их сложно распознать.

* * *

Казарма еще спала. Закрытые ставнями глазницы окон, дубовая дверь, кляпом втиснутая в проем. Не хватало разве что замуровать наглухо, каменной кладкой, чтобы уж никто наверняка не смог зайти — словно даже стенам это было бы неприятно. "Пошли вон!" — так пробурчал бы сонный дом, умей он говорить.

А войти хотели. Прорва испуганного народа наплескивала и разлеталась на пестрые брызги: внутрь никого не пускали. Толпа что-то кричала, молила, требовала. Амет поморщился. Явно ведь никто не знает, что произошло; и Мерр не будет торопиться объяснять: зачем пугать? Двадцать раз всем сказал, что все спокойно, и со всем разберутся — это конечно. Так нет же: раз вызвался заступником народным, то к кому народу идти, когда посреди Зенира ересь творится? Мерр неустанный, все уладит.

Но двое паладинов держали у входа заградительный Щит: нечего ландмайстера от мыслей отвлекать. Амет не церемонился — под собственным Щитом он легко проталкивался сквозь толпу. "Потерпят! — думал паладин. — Ландмайстер сейчас им мало чем поможет — а мне поговорить надо".

— Паладин Амет, химбарский Орден, — продемонстрировал Амет гарду рапиры. — Дело к ландмайстеру Мерру.

Зенирец буркнул что-то про занятость начальства, и тогда Амет прикоснулся к Щиту, отыскал место потоньше — и немного изменил направление потоков, заставив огибать руку. Хитрый прием — майстер Тремен научил, — всегда производящий впечатление на новичков; и правда, паладины с уважением попятились, пропуская. "Да уж, — подумал Амет, ныряя внутрь, — учиться вам и учиться".

Внутри паладин сразу уперся носом в стол. Огромный как стена, поперек комнаты — не обойти! — высоченный, только что в потолок не упирается. В первую секунду Амет опешил, потом задрал голову, подпирая дверь лопатками — да! над дощатым великолепием возвышался ландмайстер Мерр. По-видимому, кресло "неустанного" не уступало столу в монументальности.

Ландмайстер изволил скучать. По вялому лицу от редких волос на макушке и до второго подбородка катился пот, жидкие усики обвисли и увяли. Мягкий кулак неизящно поддерживал щеку, упираясь в скрытую пухлыми складками челюсть. В сонных глазах блуждали всемирные тоска и скорбь; при одном только взгляде на ландмайстера собственные проблемы казались ничтожными и мелочными. Рядом с Мерром торчала голова адъютанта — долговязого, даже из-за стола виден. Голова вещала, Амету приходилось ждать.

"Количество погибших в пожаре паладинов, — бубнил адъютант, — уточняется, и в настоящее время... а на улицах Зенира сумятицы... — Мерр зевнул, — подробности происшествия выясняются..."

"Если кто нападет, — подумал паладин, — ландмайстер возьмет аркебузу и засядет за столом. Там недельный запас еды и воды на случай осады".

Мысль развеселила Амета. Он лениво фантазировал: надо ж как-то скоротать время, пока Мерр не изволит обратить внимание.

"И как туда адъютант пролез? На ходулях он, что ль, через стол перешагивать? Хотя вон щель у стены. Да, как раз бы бочком протиснулся, потому и не кормят, чтоб адъютантом был. А Мерр в молодости влез, а обратно не может: брюхо мешает. Зато и из-за стола никак не выбить".

— Похвально, что бойцы в минуту скорби не теряют душевных сил, — скучающим тенорком произнес Мерр.

— Правильно, то есть, так точно, верность Лергиру, ландмайстер Мерр, — спрятал широкую улыбку Амет.

— Ты меня узнал, боец? — спросил ландмайстер. Знал его, разумеется, весь Зенир и много кто за пределами. — Польщен, польщен.

— Разрешите доложить: видел на картинках, — нашелся Амет. — Я, это, с докладом. Вам предупредить. Вы ж кого-то послали в догоню за беглыми еретиками? Я тоже тогда. С ересью я дрался, — твердо сказал паладин, — не подведу.

— Преследование врага по объективным причинам временно не представляется возможным, — сказал Мерр. — Высшие инстанции будут извещены о произошедшем, м-да... посредством высланного мною гонца. Впрочем, боец, ты можешь оказаться полезным.

Амет подтянулся.

— Верность Лергиру!

— Изъятый предмет номер шесть по делу шестьсот восемьдесят четыре, будьлюбезны, — не поворачивая головы, сказал ландмайстер.

"Помнит, надо же", — подумал паладин.

Адъютант скрылся за столом. Скрипнула невидимая дверь, застучали по полу шаги.

— Вот, смотри, боец, — Мерр даже не глянул на громоздкую лютню-переростка. — Данный изъятый у еретиков предмет непонятного назначения, по нашему компетентному мнению, являет собой смертоносное орудие еретического колдовства, — Мерр все же оторвался от созерцания стены за Аметом и посмотрел на "орудие". — Не потрудишься ли определить его применение означенными еретиками?

Зачем колдуны взяли с собой неудобный, да еще и сломанный музыкальный инструмент — Амет не знал. Он провел рядом рукой — нет, жара не чувствуется; хмыкнул, набросил на себя Щит и коснулся грифа. Ничего не произошло.

— Дык это на то никак не зависит, — неуверенно сказал Амет. — Не ересь же. Они играли на нем, никак. Марши. В походе.

— Боец, — нравоучительно сказал Мерр. Тронул струну — она глухо бряцнула по излому, — Твое заявление обнаруживает твою некомпетентность. Ты можешь наблюдать: данный, значит, инструмент для музицирований музицировать отнюдь не способен. Паладин, я не могу отдавать важных приказов некомпетентным бойцам; в связи с этим, прошу меня простить.

Ландмайстер лениво перевел взгляд на столешницу; постучал по ней пухлыми пальцами. По мнению "неустанного", разговор был завершен.

— Но ландмайстер! — с трудом сдержался паладин. — Вы же, того, людей-то за еретиками послали?

— Гарнизон Зенира потерял много опытнейших бойцов в результате вражеской агрессии, — сказал Мерр. — Дабы не оставить города без надлежащей защиты, мной было принято решение занять оборону и вести позиционную войну.

Амет сдерживался с трудом. Сволочь! Трусливая сволочь! Какая позиционная война?! Их же всего трое — догнать да перебить нужно.

— Поэтому мои бойцы получили приказ оставаться бдительными и не покидать города, — добавил Мерр. — Однако я не уполномочен отдавать приказов тебе, как бойцу химбарского Ордена, поэтому ты волен поступать по собственному усмотрению либо согласно приказам твоего руководства.

В паладине бурлило возмущение. Спасибо тебе, крыса: разрешил! Уж решу, не переживай, а то похудеешь от волнений. Тебя ж гвоздями к частоколу прибить надо, как в Валленскую войну делали, чтоб другие крысы посмотрели да поумнели немного! Радеет он, сволочь!

Амет открыл рот. Передумал и ничего не сказал. Повернулся и вышел, не спрашивая позволения. Толкнул плечом паладина у дверей. Вот и поговорили. Как же, помог ландмайстер, народный защитник и радетель. С еретиками он сговорился, что ли?

Паладин прогнал неожиданную мысль. Того не хватало: начальство в измене подозревать. Без того проблем не хватает, как же.

Но скакать, значит, придется в одиночку. И придется вести переговоры, хитрить, заманивать: в бою шансов нет.

* * *

— Значит, так, — сказал Оронтаар. Мага передернуло, но он совладал с собой и задал мучивший вопрос. — Что я все-таки тогда говорил?

Все были вымотаны, но еще целый час через силу шли по степи, отдаляясь от страшного холма. Только когда Аш, оступившись, упала в траву, было решено устроить привал.

Ночь веяла на усталых путников, успокаивая; высокие метелки трав поднимались к темному небу. Утомленные таариты лежали прямо на нагретой за день земле. На небосводе лучисто горели звезды — хотелось как суеверный крестьянин попросить чего-то светлого и неуловимого, тихо и искренне. И не думать ни о чем, и надеяться на лучшее, слушая шорох ночного ветра. И не вспоминать о произошедшем.

— Много что, — сказала Аштаар. — Я тоже не все помню, Орон. Я не знаю, но там что-то... жило. Что-то страшное. Может, не надо?..

Лежавший на спине Оронтаар поднял из травы руку, помахал, ткнул пальцем в небо.

— Вспоминаем!

Они нехотя говорили. Они вспоминали, дополняя друг друга — сначала медленно, поднимая отрывочные воспоминания; потом все более связно. Оронтаар тихо застонал, услышав о клятве Гунхизана.

— Вам не стоит осуждать себя, Оронтаар, — с участием произнес Серен. — Нечто на Волчьем холме, чем бы это ни было, сильнее воли человека. И я уверен: Тоннентаар ничего об этом не знает. Я спрашивал — он не помнит.

Оронтаар поднял голову, покосился на Тона. Послушник растянулся на земле и спал без задних ног: у него был тяжелый день.

— Ладно, пусть спит, — маг уронил затылок на ладони. — Думаем. Мы знаем, что мы там чуть не свихнулись. Мы знаем, что либо путезнатцу и так нужно немного, либо на него эта гадость действует сильнее. Серен — молодец, держался; а вот я, — Орон запнулся, — м-да. Правда, я сразу шел, чтобы тюрьму сжечь, и сейчас тоже считаю, что сделал все правильно. И еще. Вы, наверное, не видели — а я тогда и не подумал. Там на статуях дыхание Хизаннана было. Да, прямо на самих статуях. Притянулось, как дыхание Хизантаара к пескам Ашхизан.

— Такое может встретиться и дальше, — сказала Аштаар. Сказала и умолкла, испугавшись собственных слов.

Никто не ответил. Еще одна опасность лергирских земель вставала перед тааритами: страшная опасность. С северянами можно сражаться, обманывать их, пользоваться их слабостями, перенимать, как Орон, их оружие... но что делать, если враг невидим? Безумие осталось за спиной, на жутком Волчьем холме — но не станет ли оно подкарауливать впереди, проникая в душу цепкими холодными щупальцами?

— Отдыхаем, — хмуро сказал Оронтаар. — Утром встаем до рассвета. Если за нами и не хотели посылать погоню — теперь пошлют точно. Дороги мы не знаем, медлить нельзя.

— Надеемся на Тоннентаара? — спросила Аштаар.

— Вот, — сказал Орон. — И это, Аш, хуже всего.

* * *

Солнце не показывалось. Наверное, оно поднялось уже высоко, но дождевые тучи — густые, тяжелые, в рваных прорехах, как потрепанные молью овчинные одеяла — застилали горизонт на востоке. Небо было затянуто серой простыней, слабо светлевшей ближе к полудню; над четырьмя путниками к северу от Зенира моросил мелкий, нудный дождь.

Тону опять не досталось теплого дорожного плаща, и послушник шлепал по мокрой траве в насквозь промокшей рясе. На этот раз он даже не знал, куда они идут, скоро ли привал... и местность была совсем незнакомой.

— Сегодня до вечера нужно добраться до реки, — сказал Орон. — Переберемся, и на мосту — или на берегу — надо Печать ставить.

— Пожалуй, Вы правы, Оронтаар, — нехотя сказал Серен. — Но, я надеюсь, в этот раз можно обойтись без убийства. Северяне не пересекут моста: они ожидают ловушки. Стоит нам перейти реку, как мы получим значительное преимущество.

— Они это понимают, — возразила Аштаар. — Будут пытаться догнать раньше.

— Вы опасаетесь не успеть, Аштаар?

— Сейчас проверим, — ответил за нее Орон. — Эй, простолюдин! — крикнул он на лергирском.