Кто поверит эху? - Часть 3

Не сразу заметил темно-серую фигуру, сидевшую на скамье возле беседки. Темнота почти скрадывала ее — если б не луна, и не разглядеть.

— Ты!

Мальчик подбежал, уткнулся Энори в грудь, обхватил крепко, сжимая полотно рукавов. Ощутил едва уловимый, знакомый аромат хвои и зеленых яблок.

— Больше ты не уйдешь...

Почувствовал, как рука гладит его волосы.

— Сперва успокойся. Вот так... — мальчик почувствовал, как сердце начинает биться ровнее. Он еще плотнее прижался к старшему товарищу. Так они какое-то время пробыли в неподвижности. Неровный свет заполнял садик: лунный диск то и дело пересекали клочковатые летящие облака.

— Ты вырос, — Энори чуть отстранил мальчика, оглядывая с улыбкой. — Так быстро.

— Через четыре месяца будет десять, — сказал тот с ноткой гордости, и робко прибавил: — Ты не вернешься, как прежде? Может, тогда я уйду с тобой?

— Возможно... Иди, сядь сюда, рядом. Для тебя слишком холодно бегать в домашнем по саду.

— Зато я так не разбудил никого... А что сказала охрана на то, что ты здесь?

— Они меня не видели.

— О!

Старший товарищ смотрел как всегда ласково — насколько можно было понять при свете луны; но мальчику почудилось что-то иное в нем. Изучающее, что ли. Так порой смотрел домашний врач. Мальчик перехватил поудобнее руку Энори, больно стало. Вспомнил про порезанный палец: в темноте на сером крови не видно было, но она наверняка осталась на ткани.

— Обо что ты? — спросил юноша. Конечно, он знал...

— О подарок оружейников... Ерунда, заживет.

— Будь осторожней с такими вещами. Обещай, что больше не возьмешься за нож... пока я не позволю.

Мальчик кивнул:

— Обещаю...

Энори замер, повернувшись в сторону выхода.

— Теперь слушай. Мне нужна вещь из дома твоего отца. Это свиток в футляре из красно-коричневой кожи. Ты его легко узнаешь — по всему краю идет большая царапина. Сами листы серовато-желтые, бумага ученическая нисса; ты не сможешь прочитать текст — он записан в старой манере. Тебя ведь перестали учить этому... после всего?

— Да, — мальчик запнулся, снова ощутив бесконечный мертвый холод тех дней. Но любопытство оказалось сильнее: — А что там?

— Тайные свойства трав. Я расскажу, когда сам разберусь. Мне кажется, именно на тех страницах я видел нужное...

— А тебя кто учил старому письму? Ведь прежде...

— Я его не знаю, — Энори почти беззвучно засмеялся. — Лишь ровно столько, чтобы понять, о чем речь. Но я найду того, кто прочтет. Да... никто не должен знать, что ты берешь и зачем.

— Конечно, — мальчик приподнял подбородок. — Я велю отвезти меня в дом отца сегодня же. И объяснять ничего не буду.

— Лучше придумай правдоподобное объяснение.

Тайрену торопливо закивал, а Энори продолжил:

— Мне снова придется уйти.

— Нет...

— Я вернусь за свитком.

— Только за ним? И меня забери. Я всегда был нужен только тебе...

— Это не так. Тебя любят здесь.

— Я не хочу быть тут один...

На какое-то время в саду воцарилась тишина. Затем Тэни снова сказал:

— Я хочу пойти с тобой. Или ты тоже считаешь — я ни на что не годен и слишком слабый?

Лицо его было мокрым от слез. Прохладные пальцы коснулись одной щеки, потом другой.

— Не считаю. Если ты хочешь, я тебя заберу, обещаю. Но не сейчас. Сперва ты поможешь мне...

— Да, — прошептал мальчик. — Я же дал слово...

**

Племянник в доме Кэраи вел себя тише мыши, со всем соглашался, и, привыкнув к этому, хозяин не сразу поверил, что мальчик в его отсутствие потребовал отнести себя в родные стены. Слуги не посмели ослушаться наследника рода.

"Что ему там понадобилось?" — думал Кэраи. "Ведь не самовольно же он взял и уехал обратно, в самом деле. Отца захотел увидеть? Того сейчас нет в городе. Вещь какую забрать? Только прикажи, принесут мигом".

Племянника он застал в библиотеке. Тот взгромоздился на столик, настолько изящный и легкий, что чудом выдержал и ребенка.

— Что ты здесь делаешь?

— Читаю, — спокойно ответил мальчик, на диво ловко спрыгивая наземь. Он держал под мышкой книжный футляр.

— Но зачем ты сам сюда отправился? Мог послать за любой книгой.

— Я и сам еще не решил, что хочу. А тут мне спокойней. Это же мой дом.

— Не знал, что ты так привязан к здешней библиотеке.

— Обычно мне Энори приносил книги, — мальчик шагнул к другой полке, взял лежащий поверх других свиток. — Я могу идти, дядя?

— Ты же хотел посидеть здесь.

— Я передумал. Лучше возьму с собой эти свитки.

— Покажи, что это?

Кэраи поразила ненависть, на миг промелькнувшая во взгляде ребенка:

— Уважаемый дядя, разве я под надзором?

Он прошел вглубь комнату, рассматривая футляры.

— Нет, конечно. Просто мне любопытно, что тебя интересует. Мы так давно не виделись, ты уже почти взрослый.

На лице мальчика отобразилось облегчение.

— Так что же тебе интересно? — весело спросил Кэраи.

— Легенды и сказки, жизнь знаменитых людей...

Улыбнулся — и перестал казаться маленьким старичком, только в уголках губ еще пряталась настороженность. Странно, с чего так сорвался — привык ведь сидеть в четырех стенах.

Поговорив еще немного с племянником, заметил, что мальчик устал; тот сам попросил отвезти его обратно. Здесь не захотел оставаться. И впрямь явился только за книгами...

Поразмыслив, Кэраи позвал к себе врача дома Микеро. Тот слыл любителем чтения, и, верно, знал всю библиотеку наизусть, за исключением разве что военных трактатов. Провел рукой по ближе всех лежащему футляру.

Как много тут книг... Отец собирал их, и мать, но все-таки было меньше. Не Тагари же приобретал новые. Домашний управитель тоже не стал бы, не такой человек. А вот Микеро вполне мог просить о чем-то подобном, денег брат никогда не жалел. Да, пожалуй, что он...

Тот явился незамедлительно, выслушал, обводя взглядом многоярусные полки на стойках.

— И снова мне нужна ваша помощь...

Кэраи указал на одну из стоек:

— Я не знаю, что он взял. Тайрену спрыгнул отсюда, потом приблизился к этой полке... пара свитков была сдвинута, видимо, достал что-то из стихов и сказок. Но, когда я вошел, он стоял на этом столике — там наверху книги о травах и медицине.

— Может быть, он решил сам себя вылечить?

— Тайрену способен на это пойти. Представляю, что за туман у него в голове после историй Энори.

— Вы помните, как выглядели футляры?

— Да. Два обычных черных с тиснением — узкой золотой каймой, один красно-коричневый, старый по виду. К своему стыду, я плохо помню нашу библиотеку, только то, читал сам.

— Где находился свиток?

— Примерно тут.

— Кажется, я понимаю, что это было, — глубокая складка прорезала лоб Микеро. — "Корни и листья", труд знаменитого лекаря Периода Войн. Его объявили вне закона за некоторые жестокие опыты... Мальчик не мог взять эту книгу себе. Тайрену еще не обучали старой письменности, насколько я помню. Хотели начать, не успели. Там есть и картинки, но их очень мало, не занимательное чтение для ребенка.

Он внимательно поглядел на собеседника.

— Господин, у вас есть какая-то мысль обо всем этом.

— Мыслей у меня нет, только детали, которые складываются невесть во что,— откликнулся Кэраи. — Вчера мальчик ночью улизнул в сад. Его заметили, когда возвращался. Расспрашивали, он все отрицал.

— По-вашему, он что-то делал в саду?

— ...И на следующее утро отправился в библиотеку. Это больше похоже на данное поручение.

— Думаете, он виделся с кем-то?

— Есть только один человек, к кому мальчик побежит ночью, даже не одевшись. И ему стало заметно лучше в последние дни.

— Но это невозможно.

Очень скучным голосом Кэраи сказал, избегая встретиться взглядом с врачом:

— Я его видел, Микеро. Сам видел — в конюшне, когда погибли те конюхи. Он стоял напротив меня.

— И вы молчали?!

— Толку-то, говорить. Панику здесь прекрасно сеют и так. Но если мальчик и в самом деле отнес книгу Энори, тот по крайней мере не призрак.

— А кто же?

Кэраи пожал плечами.

— У него мог быть брат. Или двойник. Или все действительно очень плохо.

**

Рассказ приятельницы, собственное видение и смерти в доме младшего Таэна посеяли смятение в душе Лайэнэ. Ей редко доводилось задумываться о вещах потусторонних, слишком много было вещного в ее жизни. Но тем сильнее это ее впечатлило.

А господин Кэраи, говорят, научился в Столице неверию. Он чтит Заступницу, но, похоже, считает: есть только то, что можно увидеть глазами.

Если недобрая сила избрала их Дом...

Для Лайэнэ не было секретом, что сейчас всеми делами провинции заправляет в основном младший брат. А значит, предостеречь лучше его, а не старшего, да и к тому не пробьешься.

А вот встретиться с Кэраи было несложно. Он по-прежнему раз в неделю выслушивал просителей, только раньше принимал их в боковом садике, а сейчас, по холоду, в крыле дома. Дождаться, пока уйдут остальные, и рассказать о своих догадках. Посмеется, наверное, но она хотя бы попробует. Не очень понимала, что именно скажет, но казалось: если промолчит, сделает что-то очень неправильное. Слишком много раз в прошлом она промолчала...

Одеться, наверное, надо попроще, но с особым изяществом. Первое — чтобы не привлекать излишнего внимания остальных ожидающих, а второе... он прибыл из Столицы, ценитель утонченной красоты.

Но в красоте ли дело? Понимала, что пытается себя обмануть. "Что ты скажешь ему?" Сплетен он наверняка уже наслушался так, что с души воротит.

Лайэнэ казалось, что слова она подобрала.

В намеченный день была у ворот. Стража беспрепятственно впустила ее носилки, даже не расспросив. Довольно было лишь ее слов, что пришла по личному делу.

"Безрассудная простофиля... куда ты полезла"...

Человек десять ожидали своей очереди в небольшом павильоне, где было тепло. Их тени двигались внутри, за решетчатыми окнами, затянутыми тонкой бумагой. Тут собрались и простые ремесленники, и люди зажиточные. По одному они переходили в дом по зову распорядителя.

Лайэнэ предпочла не смешиваться с ними, остаться в носилках. Нервничая, крутила кольца на пальцах, защемив нежную кожу самоцветом. Смотрела на двери. Вот вышел солидный мужчина, и был он мрачнее грозовой тучи. Видно, желаемого не достиг. А вот молодой парень, растерянный, и широченная глупая улыбка во весь рот. Похоже, ему господин Кэраи помог...

— Хонко, неси меня домой, — вдруг сказала она, обращаясь к главе носильщиков. И к распорядителю — "прошу меня извинить, я допустила ошибку, сейчас моя просьба будет не вовремя".

Когда ее проносили по улицам обратно домой, сидела, до боли кусая губы. Что ж... значит, судьбе не было угодно разрешить эту встречу...

**

...Значок — росчерк зеленой туши, всего три черточки, будто птичьей лапки след. Видно было — рисовавший очень старался, черточки вышли равной длины и толщины, но клякса рядом выдавала неумелость руки..

— Малыш снова за кисть взялся, — умилилась нянька. — Пускай порисует!

— Дуреха... — давний друг ее, тоже из домашних слуг, подошел, взял листок — двумя пальцами, словно опасался, вдруг бумага отравлена. — Не видишь разве? Это не просто след, а знак Забирающих души. Сожги-ка лучше, — осторожно положил бумагу на стол, — И не говори никому.

Улизнуть от няньки было непросто: не мог даже сказать, что, мол, позвали ее, ведь с Тайрену она глаз не спускала. Пришлось притвориться, что очередной приступ слабости одолел, и забраться в постель. А когда она уйдет, вылезти, отодвинуть тяжелую оконную раму и выбраться в сад. Нырнул в серое марево: пока пытался из дома вырваться, сгустились сумерки, и подобрался туман.

Страшно было, что Энори не придет, или не дождался. А если его увидели? Нет, невозможно. Если б захотел, остался бы незамечен даже в комнате Тэни, но сказал, что в дом не войдет.

Мальчик, пригибаясь, бежал к беседке. Неважно, что в легких штанах и рубашке, от возбуждения в жар бросало. А вот зажатый в руке футляр казался очень холодным.

Мостик: перила плотной резьбы, присесть — и не заметят в тумане. Вот и красные столбики беседки, переплет меж ними... никого. Мальчик едва не заплакал от обиды, но тень возникла сзади, на плечо легла теплая ладонь.

— Вот, возьми, — Тайрену передал свиток. — Меня видел дядя, когда я взял футляр. Я забрал еще несколько, наверное, он не поймет, чего не хватает. Его так долго не было, он же не помнит все книги?

— Ты все сделал отлично, — рука взъерошила волосы мальчика. — Молодец.

— Теперь ты расскажешь?

— Я хочу кое-что получить, и здесь написано, что может в этом помочь.

— А я? Больше ничем не могу?

Энори долго молчал, глядя, как ветер колышет голые ветви ивы у самой беседки. Пальцы пробегали по тиснению кожи футляра, будто по дырочкам флейты.

— Не сейчас.

— Дядя, кажется, за мной следит. Почему?

— Наверное, подозревает, что я где-то рядом. Он очень неглупый человек, только не верит очевидным вещам... Но это для нас лучше, — Энори улыбнулся мальчику, притянул к себе. — Не замерз?

— Нет, — прижался тесней, вскинул голову: — Тебе угрожает что-то?

— Забудь, это все не имеет значения.

— Если кто-то попробует хоть слово плохое сказать о тебе... пусть даже отец, я всегда буду лишь за тебя.

— Тогда слушай, что они говорят, и запоминай. Подружись наконец со своим дядей. Сделай вид, что все хорошо.

**

Самые доверенные из слуг, те, которых привез с собой, еще раз подтвердили — никто не покидал половину дома, занятую Камареном, и не входил на нее. По крайней мере сам Энори выйти не мог. А за остальными следили. Видимо, плохо. Что же, здесь, у этих детей золота и змеи, обученные убийцы не редкость. Как и соглядатаи, способные превратиться в тень.

Но пора, как говорят, начать разведку боем. Теперь имена будут значащие. Не самые важные, но прочно связанные с одной из семей.

— Вот, — северянин протянул свернутый лист бумаги. — Прочти, и я заберу лист.

Пока тот читал, жутко было, словно наблюдал не как молодой человек чуть склонился над бумагой, а как паук ползет к еще ничего не понявшей бабочке, присевшей на паутину. Захотелось выдернуть лист у Энори из руки.

— Это люди Нара, — сказал тот равнодушно.

— На сей раз мне и вправду нужно, чтобы их не было на занимаемых ими местах, только нельзя все решать убийством.

— Тогда на границах я пригожусь больше, — он повел плечом. Отдал лист. — Там все убивают, а скоро еще больше начнут.

— Слишком опасно.

— Поздно уже говорить об опасности, — поднял неподвижное, жестокое, ледяное лицо.

"Похоже, я никогда так не ошибался в людях, как в этот раз", — подумал северянин. Вслух спросил:

— Тебе нужно будет золото, или иное?

— Зачем?

— Услуги ваших... "скользящих в тени" дорого стоят.

— "Скользящие" — это шпионы, если угодно. Тех, кто отнимает жизнь, зовут хэата — "рожденные убивать". Не нужно мне ваших денег. Я возьму другое...