Аран Земли

Глава 22.

Но, все советы деда и его наставления я принимал и исполнял, не откладывая. Его бесценный опыт долгих лет правления государством и людьми, игнорировать было глупо. Делал всё. Легион увеличил до 20 000 человек и ввёл его в состав гарнизона столицы. Квартировал он в дворцовых казармах, находясь, всё время, возле меня. Личная охрана деда перешла ко мне и после его кончины стала моей. Я доверял этим людям, как доверял им и дед. Выполняя договор, с государствами материка ПАРУГ, на него отправились три манипулы сухопутных "ролов" и две манипулы морских "ролов". Места манипул сухопутных "ролов" заняли сменяющиеся манипулы дружин отставных "ролов". Казна получила послабления, и бремя налогов можно было бы немного уменьшить. Но и здесь, следуя советам деда, налоговое бремя на граждан не ослаблял. Дед говорил, что человек всегда должен помнить, что он живёт в государстве, которое заботится о его безопасности, его спокойной жизни, а он должен содержать это государство, не зависимо от того, нравится это ему или нет? После уроков деда видел то, на что раньше не обращал внимание. Траур по ушедшему Властелину соблюдали, но это было не искренним горем, а обычным страхом перед новым Властелином. Просто не знали, чего от него можно ждать? Руководствовались простым мнением. Новая власть лучше старой, уже привычной быть не может по своему определению. Всё новое, потому и есть новым, что оно не привычно, не известно и таинственно. Понятно, власть это когда все обязаны жить по диктуемым кем-то правилам, она жестоко карает всех, кто идёт против неё, не хочет жить по диктуемым законам. Можно ли любить власть? Она всегда далека от людей и не живёт ради них. У неё свои задачи и свои взгляды на жизнь. Нравятся или не нравятся её решения и деяния народу? Это её не интересует и особо не заботит ...

Дед никогда не говорил, где должно было покоиться его тело. Это было понятно и так. Все АРИДЫ находили последнее пристанище в склепе родового имения династии. Так было всегда, поступить иначе я не мог. Тело деда было передано жрецам храма лесного Бога, они подготовили его к последнему переезду в родовое поместье. Печальный кортеж тронулся в путь.

Всё это время, прошедшее после смерти деда, я никого не принимал, особо не являлся народу и придворным, вёл жизнь затворника. Почему так поступал? Объяснить не могу, но именно эта жизнь затворника и помогла моим верным людям в дальнейшем. О том, что должно случиться? Я ничего не знал, но видно Боги руководили моими поступками. Ведь они знают весь будущий путь жизни человека. А в тот момент я ехал в большой карете с уложенным на погребальные ноши телом деда. Дорога бесконечной не бывает и в скорби, и в радости, она всё равно приводит в конечный пункт. В один из дней, после полудня наш кортеж въехал в ворота родового поместья АРИДОВ. Эту последнюю ночь тело деда провело в большом зале родового поместья, на стенах которого висели портреты всех АРИДОВ живших до него. Скоро портрет деда займёт место среди них. Эту ночь мы провели вдвоём, а в полдень следующего дня тело деда было опущено в могилу и накрыто могильной плитой в склепе родового поместья. Последнее пристанище Властелина, человека владевшего большим государством было скромным. Клочок земли и могильная плита. Невольно возникли мысли. Зачем богатство? Присоединение новых земель, расширение границ государства? Зачем вообще вся суета? Ведь конец для всех один! Клочок земли и могильная плита ...

Отогнал от себя эти мысли. За все эти годы, прошедшие после смерти матери, в родовом поместье не был ни разу. В большом склепе был один. Моя личная охрана окружила его, не допуская никого внутрь. Такова была моя воля. Так в одиночестве и бродил по склепу. Могилы всех предков особо не интересовали меня. Никого из них не знал и никогда не видел, но три дорогих мне человека покоились здесь. Они были моей частью, моей сутью. О них и скорбел. Уже в сумерках покинул склеп. Поминальный пир происходил без меня. На нём хозяйничала моя тётя. Она и её сын были последними живыми членами моей семьи, но родственных чувств к ним не испытывал и встречаться с ними не хотел. Может это и придумываю теперь, но мне кажется, что родную тетю не воспринимал никогда, а её безвольного и тупого сына всегда сторонился. Поэтому помянуть деда предпочёл в одиночестве. На рассвете уехал из родового поместья, никого не предупреждая. Хотя ещё и считался наследником престола, взойти на престол должен был к концу этой декады, но для всех уже был Властелином. Поэтому все в спешке устремились за мной. От солнца не отстают. В тени, без лучей светила, придворные и чиновники погибают. Они это знали, вот и спешили догнать ...

... Наступило время для мечтателей и смутьянов. Как обычно все надеялись на перемены. Моих мыслей никто не знал, но воспользоваться моментом хотелось. Высшие чиновники жаждали сохранить свои места, свои блага, а средние чиновники старались спихнуть их. Доносы сыпались, как из рога изобилия. Их подкрепляли бунтами и заговорами, но всё о чём мне говорил дед, я помнил и во всём следовал его наставлениям. Менять ничего не собирался. Бунты жестоко подавлялись, доносы отдавались тем, на кого они писались. Сами высшие чиновники чистили ряды своих подчинённых, лезли из кожи. Убедился в правоте деда, лучше ничего не делать и всё будет хорошо. Единственное, что придумал сам, это объявил о том, что буду соблюдать траур по деду в течение года. Это позволило мне вести жизнь затворника, не принимать ходоков и просителей. Но от условностей избавиться и спрятаться не мог. Наступил день моего восхождения на престол Властелина. Торжественной церемонии избежать было не возможно. Началась она с утра. Меня обрядили в расшитый золотом халат, на голову надели колпак украшенный золотом. Я был молод, на силу не жаловался, но ощутив на себе этот вес, очень удивился, как мог носить его дед, если я передвигаюсь с трудом? Дальше стало не до этих мыслей. Напутствие жрецов, клятва придворных, чиновников от имени своего и народа. Приём послов государств, поздравления и так далее. С трудом выдержал весь этот ужас и начал готовиться к пиру, заключительному действию этого суматошного дня. К моей радости оказалось, что кроме неподъёмного облачения у Властелина есть и облегчённое. Когда слуги одели меня в это облачение, вздохнул свободно и радостно. Все залы дворца Властелина были заняты столами, для народа столы накрывали на улицах. Зачем устраивать такое? Понять не мог, но против вековых традиций не пойдёшь, поэтому и промолчал. Пришёл вечер, во дворец набилась столько народа, что только можно удивляться, как они все в него вместились. Мне понравилось, что я восседал за отдельным столом, стоявшим на возвышенности, а его окружали воины моей личной охраны, не подпуская ко мне никого. Они пропустили только мою тётю, которая добралась до меня с личными поздравлениями. Увы! Она была членом семьи, и сделать это ей позволял этикет. Отменить его не мог. Её поздравления почти растрогали меня, она подошла со своим кубком и любезно подала мне мой кубок с вином. Теплые слова были произнесены ей, а уж её пожелание долгих лет жизни и правления, заставили меня почувствовать себя неловко за холодное отношение к ней. В этот момент подумал об изменении наших отношений и едва не сказал ей об этом. Но увидел её глаза, их взгляд и готовые сорваться с моих губ слова застряли в моём горле. Это был торжествующий, злорадный взгляд. К чему он? Не понял. Выслушал её, в благодарность поднял свой кубок и отпил несколько глотков. Она повернулась и отошла. Больше меня не тревожили. Посидев для приличия, ещё минут десять, покинул пир. Приказав продолжать его без меня. В окружении охраны проследовал в свои покои. Тяжёлый день давал себя знать. Болела голова, ломило тело. Такого состояния никогда не испытывал. Войдя в покои, присел на мягкую кушетку у открытого окна, но воздуха почему-то не хватало, дышалось трудно. Слуги быстро разоблачили меня, сняв не удобные одежды. Но и лёгкий домашний халат, был неудобен и тяжёл. С раздражением отбросил его. Во рту была сухость, дёрнул за шнур, вызывая слугу. Устоять на ногах не смог, они подкосились, и моё тело упало на кушетку. Перед глазами пошли круги, начала сгущаться темнота. В этот момент увидел одноглазое лицо моего хранителя. Уже давно его не видел и успел от его внешнего вида отвыкнуть. Глаз в середине лба напряжённо всматривался в меня, выражение этого лица менялось. Озабоченность, растерянность проступала на нём. Мгновенно картинка изменилась, уменьшилась. Теперь видел двоих одноглазых. Первый был в одеянии воина. Его меч покоился в ножнах, а он, прикрываясь щитом, одетым на левую руку, отражал удары невидимого противника, который упорно атаковал его. Стоящий рядом второй одноглазый, одетый в длинный бело-серый плащ с отброшенным капюшоном, был озабочен и нервничал. Тут до меня донёсся их мысленный разговор. Воин кричал второму:

"Убери его разум! Он мешает мне! Я с трудом поддерживаю работу его важнейших органов. Убери! Иначе мне не справиться! Скорей!"

Второй растерянно отвечал воину:

"Я не могу активироваться сам! Мне нужна команда АРАНА! Маяк активен, всё готово к переносу, но без команды начать его я не могу!"

Из этого разговора ничего не понял, но страшная боль терзала моё тело, дальше терпеть не было сил. А вдалеке, в этой сплошной темноте светил огонёк, он манил меня, обещал облегчение и мой разум потянулся к нему.

Глава 23.

Темнота сгустилась, она как бы впитывала мой разум. Не знаю, сколько это продолжалось, но вдруг всё прекратилось. Нет! Темнота вокруг так и осталась, но мой разум почувствовал, что рядом кто-то есть. При этом возникло странная уверенность, что это кто-то или что-то, знакомое мне. В тоже мгновение уловил мысленное обращение:

"О! Привет! Понятно, мы же не попрощались? Так и знал! Будет новая встреча, жаль, что не в твоём вместилище разума. Тогда пожил здорово! Особенно твои служанки мне понравились. Увы, у меня таких условий нет, я ведь не царского рода. Жаль! Ладно, подключайся. Не забыл, как это делать? Давай, не буксуй!"

И пришло узнавание. Это был разум Женьки! Уже знакомый мне по прошлому разу совместного обитания в моём теле. Тогда мы освоили совместное подключение наших разумов к моему мозгу, по очереди управляя им. Такой опыт не забывается. Через мгновение я подключился к мозгу Женьки, не мешая ему главенствовать, и тьма отступила, а я ..., увидел странные предметы окружающей обстановки. От всего увиденного испытал шок. Женькин разум, понятно, уловил всё, и он разразился весёлым смехом. Через его мозг я услышал эти звуки и воспринял их с обидой. Общаться наши разумы умели, вот и выразил ему своё недовольство образами и понятиями, которые знал. Значительно позже узнал, что мои ругательства это детский лепет в Женином мире. Точнее, даже не детский лепет, ибо дети здесь ругались такими словами, значение которых узнал позднее и от всего узнанного мной, пришёл в ужас. Хотя и был грубым воином в своём мире. Но пока ничего этого не знал и "ругал", и стыдил Женьку, как мог круче:

"Чего веселишься? Я ведь не издевался над тобой, когда ты гостил в моём теле, усердно пользовал моих служанок, ел за троих и управлял моим телом вне очереди. Или забыл? Вот это и называется неблагодарность! Сейчас возьму управление твоим телом и уроню его в пропасть! Тогда и посмеёшься. Отар без узды! Щит, без петель для руки!"

От моей брани Женя смеялся всё сильнее. Ещё немного позлившись, я плюнул на свою обиду и с интересом слушал его визг. Послушал и язвительно сообщил Жене:

"Не знал, что ты так талантливо можешь издавать звуки самки мора! Если бы мор услышал их, он бы тебя мгновенно "оприходовал"!"

Слово "оприходовал" было из Женькиного лексикона. Так он говорил, когда рассматривал моих служанок. Ну, а что такое самка мора? Женька знал. Многие наши животные у них назывались иначе, это мы выяснили ещё в первую встречу в моей голове наших разумов. Тут же перестав смеяться, Женя обиженно сообщил моему разуму:

"Даже твоё происхождение не даёт право обзывать меня "свиньёй"! За это у нас в семнадцатом году таких "высокородных" расстреливали. Раньше считал это варварством, теперь понимаю, почему мои предки это делали. Вообще-то ты осёл! Я просто радовался нашей встрече. Это моя ошибка!"

В моём мире было животное, которое называлось иначе, но обладало тем же характером и повадками, что животное, которое Женя назвал "ослом". Назвав меня так, он очень оскорбил меня, как человека и как Властелина. Дать ему по физиономии я не мог, управлял своим телом он. Поэтому поступил так, как мог. Обиделся и замолчал. Женя успел обидеться на меня ещё до моей обиды. Вот и молчали вместе.

Первым пошёл на примирение Женя:

"Всё! Кончили обзываться! Проехали! Сейчас покажу тебе чудеса моего мира"

И начал свою демонстрацию. Вначале нажимал выступ на стене и под потолком вспыхивали, а затем гасли несколько солнц. Затем он взял в руку дощечку, с какими-то наростами и на стене появилось окно. А в нём ..., ходили, разговаривали какие-то люди, дрались, бегали, наставляли друг на друга странные предметы, из которых вылетали молнии и раздавался гром. С ужасом смотрел на это окно. Женя наслаждался произведенным впечатлением и моим изумлением, он периодически направлял маленькую доску в своей руке на это окно и картинки в окне менялись. В один из моментов он нашёл, как он сказал, "порно". Больше не тыкал доской в окно, а смотрел вместе со мной, сопя от удовольствия. Это сопение, я бы поддержал, если бы мог. В окне меняющиеся голые женщины и мужчины творили такое ..., что мои служанки даже представить не могли. Большая часть всего, увиденного мной в окне, для меня было большим откровением. Прервал это Женя:

"Всё больше не могу! Вызываю "тёлок", оторвусь по полной программе".

Он схватил ещё меньшую доску, постучал пальцем по ней и начал говорить. К разговору не прислушивался, мой разум с трудом переваривал то, что получал от мозга Женьки. Пока это были меняющиеся картинки с окна, то с восторгом и ужасом воспринимал их. Железные телеги ездили сами по себе, ещё более странные большие, даже не знаю, как и назвать, ездили в туннелях под землёй, по железным полосам. Такие же ездили по тоже железным полосам по земле, но были и такие, что летали по небу. Женя был занят тем, что ставил на стол разные вещи, на меня не отвлекался, приходилось осваиваться самому. Но вот прозвучала звучная мелодия, Женя метнулся к двери, открыл её. Дальше не было ничего интересного и нового, по крайней мере, для меня. Пришли две девушки, и он развлекался с ними, как и с моими служанками, так же сопел от удовольствия. Его мозг передавал мне получаемое им наслаждение, но мой разум скучал, понять ничего не мог. Вокруг было столько интересного, а Женька занимался обычным делом размножения, только эти девушки что-то надевали на его ..., в общем, ничего интересного. Хорошо хоть пили разные напитки и через мозг Женьки я познавал новые вкусы и ощущения. Развлекался он до полуночи, а затем его мозг отключился, эта же участь досталась и моему разуму. Когда вернулся к той реальности, то узнал что такое "похмельный синдром", так назвал это состояние Женя, когда вернулся к жизни. Ощущения были ужасные, избавляясь от них, отключил свой разум от его мозга ...