После жизни

— Что тебе нужно? Врач?

— Нет. Дай жаропонижающее. И мне нужно успокоиться.

Ксандер не верит мне, но кивает и скрывается на кухне. Здесь соединены гостиная, столовая и кухня.

Через минуту он приносит мне стакан воды с нужной мне таблеткой.

— Ты уверена, что это тебе поможет?

Я не уверена лишь в том, что это не повредит моему ребенку. Но киваю я киваю в ответ. Ксандер расстегивает манжеты и верхние пуговицы у шеи на своей рубашке. Я внимательно наблюдая за ним.

— Что? — замечает он это.

— Что ты теперь планируешь делать со мной? Зачем я тебе?

Ксандер замирает. Он присаживается передо мной. Глоток воды застревает в моем горле.

— Подумай.

— Не знаю.

— И чем ты привлекла их?

— Я не привлекала никого. Меня с сестрой похитили ночью, когда нам пришлось выйти с ней в больницу.

— Да? — кажется, его это забавляет. — И что же дальше?

— Ничего. Я хотела умереть, но не могла из-за сестры. Я пообещала себе, что она вернется к матери и брату.

— Какая благородная! — издевательским тоном говорит мне Ксандер. Я замолкаю и смотрю в пол. — Смотри на меня! — требует он тут же. Мне приходится подчинится.

— Что?

— Что дальше?

— О чем ты?

— Что было с вами там?

Я не понимаю, зачем ему это. Он же их ненавидит. Его ненависть к ним переходит и на меня с моим ребенком. Я для него не лучше любого хладного.

— Ну... они издевались над тобой? Как ты справилась?

— Папа! — слышим мы с Ксандером детский крик. В дверях слышен топот и через секунду влетает мальчик. Он темноволосый карапуз, который рад видеть своего отца. Я улыбаюсь, глядя на него.

Тут меня осеняет: сын и его жена... она... ее похитили хладные. Вот почему он спрашивал меня про условия и не издевались ли надо мной! Он хотел узнать о возможной судьбе своей жены. Мне тоже становится интересно узнать о ней.

Тем временем, мальчик обрушивается к отцу в объятия. Тому ничего не остается как обнять его и не дать упасть.

— Молодец! — тут же отстраняется от него Ксандер. — Пригляди за ним, — поворачивается он ко мне. — можешь считать, что теперь ты его нянька, пока носишь своего... его, вообщем. — Ксандер тыкает пальцем в воздухе мне в район живота, не зная как назвать ребенка хладного.

— А ты? — задаю я ему вопрос. Он уже спешно старается уйти и даже не замечает, что у мальчугана наворачиваются слезы на глаза. Но сын мэра сильный парень и не подает виду, а украдкой вытирает их своим чуть пухлым кулачком. Видимо, он уже привык.

— О чем ты?

— Не хочешь общаться с сыном?

Ксандер за секунду покрывается красными пятнами и его руки сжимаются в кулаки. Но он сдерживается.

— Ты ничего не понимаешь! И не лезь туда, куда не просят. Твои обязанности — это накормить, погулять, вымыть его и уложить спать. Все. Никаких сюсюканий. Услышь меня.

Он успевает скрыться в одной из дверей, что есть в этом доме, прежде, чем я могу ответить на его реплику. Сын Ксандера остается стоять передо мной, молча. Он заводит руки назад и ковыряет носком своего маленького ботиночка пол. Мне жаль этого мальчика. Я выпиваю таблетку и чувствую как боль отпускает, а температура приходит в мою норму... тридцать семь и два, что теперь для меня и является нормой. Стараюсь улыбнуться парню. Он отвечает мне такой же робкой улыбкой.

— Как тебя зовут?

— Робин.

— Вивиан. Будем дружить? — протягиваю я ему как взрослому руку. Он несмело, но пожимает ее. Тепло детской руки, а может и отсутствие мэра, дает мне прилив энергии. Я чувствую, что моему ребенку это тоже по нраву.

* * *

Робин проводит меня в свою комнату, не выпуская моей руки. Он все время что-то говорит, боясь остановиться. Рассказывает и выжидательно смотрит мою реакцию. Я лишь молча слушаю его и киваю головой.

— А ты теперь будешь со мной постоянно?

— Да. Постоянно. Ты ведь не против?

— Нет. Со мной, обычно, никого нет, кроме охраны.

— Как это? — теряюсь я. Такой маленький, потерял мать и еще и отец, который не желает его видеть. Думаю, что я догадываюсь почему это...

Робин садится перед своими маленькими машинками и радиоуправляемыми вертолетами. Он играет сосредоточено и, кажется, увлеченно.

— Не хочешь отвечать? — присаживаюсь я рядом с ним. Он дает мне одну серебристую машинку.

— Давай играть!

— Давай, — соглашаюсь я с ним.

Мы играем с мальчиком, но мои мысли далеко отсюда. В моей голове крутится лишь одно — Граф. Я не успела даже попрощаться с ним, сказать ему, что я думаю. Где он? Мне с трудом верится, что такой как он мог легко отдать свою жизнь. Неужели, так легко? Зная, что его ждем мы с ребенком?

— Ты плачешь! — слышу я голос Робина. Он смотрит на меня и тычет пальчиком в мою щеку. Он прав. Я плачу, даже не замечая этого.

— Ты ошибся, милый, я не плачу. Просто, глаза щипет.

— Ты болеешь? — задает вопрос ребенок.

— Нет. Не болею, не беспокойся.

Он кивает.

Так проходит час, а затем и второй.

Я начинаю замечать, что Робин начинает поглядывать на дверь комнаты.

— Что такое?

— Я хочу есть.

— Тогда, вперед. Пойдем. Я могу что-нибудь приготовить.

— Папа... — запинается он и теряется в своих словах.

— Что? — теперь и я уже смотрю на дверь.

— Он работает и нельзя ему мешать.

— А мы и не станем. Идем, — поднимаюсь я с пола.

— Нет. Ты будешь греметь посудой! — останавливает меня Робин, рассуждая как взрослый человек. Что же с ним сделал Ксандер? В кого он превратил своего сына, закрывшись от него и спрятав свою любовь к нему?

— Не бойся. Пойдем. Обещаю, что папа не станет тебя ругать.

Робин несмело выходит за мной в большой зал. Там тихо и никого. В противоположном конце есть дверь, которая плотно закрыта, но из-под нее прорывается полоска света.

— Папа много работает? — отвлекаю я Робина от двери. Он неустанно смотрит на нее.

— Он всегда работает.

— Серьезно?

— Ага! — усаживается с моей помощью на стул сын Ксандера. В ожидании еды он кладет локти на стол и смотрит на меня. — После того, как мама уехала в далекое путешествие, то папа работает. Он говорит, что у него много дел и его ждут люди, а я должен понимать это.

Он повторяет это, словно пластинка, на которую записали определенную нужную запись.

— Ясно. — моя рука проводит по темным волосам Робина. Он смотрит с осторожностью и опасением. — Что ты будешь?

— Мне выбирать?

— Конечно!

Робин растерян. Но быстро собирается. Видимо, жизнь с таким отцом как Ксандер дает о себе знать.

— Тогда... омлет с ветчиной... можно?

— Можно. Все можно! — улыбаюсь я ему. Он уже не так затравленно смотрит на меня и это радует. Я направляюсь к огромному белому холодильнику, что имеет две створки, раскрывающиеся в разные стороны.

Внутри рефрижератора находятся яйца и ветчина. Там еще очень много зелени, фруктов. Соки, молоко — все это тоже имеется в огромном наличии.

— Что вы делаете? — слышу я сквозь шипящие звуки жарящегося омлета.

Робин дергается на стуле и поворачивает голову. Я медленно кладу лопатку рядом с плитой.

Ксандер стоит посреди комнаты и не спешит подходить к нам.

— Я задал вам вопрос. Что вы делаете?!

Либо я поддамся, либо нет. Выбор сейчас за мной.

— Будешь омлет?

— Что? — мой вопрос ошарашивает его. Он на секунду теряется. — Омлет?

— Или ты хочешь что-то другое? Роб попросил омлет и я его готовлю, но тебе могу сделать... например, салат. Твой выбор? — выжидательно смотрю я на Ксандера.

Он открывает рот и беззвучно закрывает его. Я внутренне ликую. Он молча садится рядом с сыном. Видимо, и для Робина это новость. Он смотрит на отца, а в его глазах читается удивление. Ксандер старается не глядеть на сына. Мне это не нравится.

— Омлет, — тихо произносит Ксандер, что я едва слышу его ответ.

— Хорошо. Я поняла.

Дальше все проходит молча, пока я готовлю, а они ждут.

Ксандер не сразу прикасается к моей еде, что я поставила перед ним. Робин накидывается сразу.

— Не бойся, я не отравила ее.

Робин останавливается и поднимает голову от тарелке, глядя на меня. Я подмигиваю ему. Он улыбается и молча продолжает свою трапезу. А вот Ксандер злится.

— Ты бы и не смогла отравить, даже если бы того захотела.

— С чего такая уверенность? — сажусь я напротив сына и отца.

— Ты не подвергнешь опасности то, что внутри тебя, — тыкает он вилкой в сторону моего живота.

— Ребенок, а не "ТО"! — поправляю я его.

— Именно то, о чем я и говорю. Ты хочешь увидеть как оно родится.

Он прав. Я хочу увидеть это, но знаю, что не смогу. Если верить Доку, а ему я верю больше, чем всем тем, кто окружает меня сейчас, то я не смогу сделать этого. И меня это убивает.

— Хочу, но не смогу.

— Почему?

— Температура, что нужна для него... она убьет меня.

Ксандер не понимает меня: шучу я или нет. Но я говорю серьезно.

— И давно ты это знаешь?

— Знаю. И давно.

— И как тебе с этим жить? Почему не убрать это?

— Не "ЭТО", а...

— Ребенок, помню. Ты считаешь его таковым, но не я. Так почему не избавилась от него?

Мне нечего ему ответить. Когда я принимала решение, то толком не понимала почему. Но сейчас я знаю ответ: ребенок Графа и мой и он будет жить, ради нас с ним. Мысли вновь возвращаются к моему хмурому мужчине, окутанный тайной и холодной стеной.

— Не будем об этом.

Я доедаю последний кусочек омлета и протираю губы салфеткой. Робин уже давно закончил и унесся в свою комнату. Ксандер не съел и половины.

— Не нравится? Я могу убрать, — тянусь я рукой к его тарелке.

— Оставь!

— Ничего, я уберу.

— Оставь, я сказал! — накрывает мою руку Ксандер.

Я лишь пожимаю плечами и включаю кран с водой.

— Там есть посудомоечная машина, — слышу я Ксандера.

— Я не знаю как ею пользоваться. Легче вымыть две тарелки под краном. Показать? — не сдерживаю я улыбку.

— Покажи, — внезапно соглашается со мной Ксандер. Он подходит ко мне со спины. — Как?

— Не смешно. Ты взрослый человек, а не знаешь как мыть посуду? — поворачиваюсь я к нему, держа на весу руки, что все в мыльном растворе.

— Думаешь? — наклоняется он ко мне. Я отстраняюсь от него. — Боишься меня? Правильно, что боишься.

— Не боюсь.

— Боишься, — кивает уверенно Ксандер. — Представь, что я могу сделать, пока ты здесь и никто нас не видит?!

Мне ничего не остается... Я отталкиваю его от себя, упираясь ладонями в его грудь. На рубашке тут же проступают мокрые пятна, а остатки мыльной пены создают им контуры.

Ксандер отступает и ошеломленно смотрит на свой костюм.

— Ты?! Испортила мою одежду!

— Давай ее сюда, — протягиваю я руку, едва сдерживаясь, чтобы не высказать все, что я думаю о нем. — я постираю ее.

— Отличная идея.

Я жду, пока он пройдет к себе, чтобы переодеться, но Ксандер решает иначе. Он при мне расстегивает мелкую россыпь пуговиц у себя и стягивает рубашку, оставаясь лишь в брюках.

Стыд заливает мое лицо.

— И ты все еще стесняешься обнаженного мужчину, находясь в положении?! — смеется надо мной он. — Надо же, и правда стесняешься, — подходит он ко мне вплотную и кладет на вытянутую руку свою одежду. Я отвожу глаза.

— Она быстро высохнет.

— Не сомневаюсь.

Ксандер уходит в свой кабинет, оставив дверь приоткрытой.

Я давлю в себе вздох и бреду в сторону ванной, куда мне указал хозяин апартаментов.

Робин спит в своей детской, Ксандер работает в кабинете... мне нечем заняться. Я подхожу к окну, проводя пальцами по стеклу; слышен небольшой звук. Мы находимся очень высоко. На самом верху и внизу ничего нельзя разглядеть.

На улице солнечно. Мне хочется быть там, а не здесь.

— Хочешь туда?

Я и не замечаю, что Ксандер уже пару минут наблюдает за мной. Он стоит в дверном проеме, прислонившись к косяку. Руки его скрещены на груди, а голова склонена в бок. Он разглядывает меня, изучая.

— Хочу, — соглашаюсь я с ним. Этот человек тот, кто чувствует фальш.

— А зачем? Что там для тебя?

— Там моя семья, свобода.

— Ты здесь не заключенная.

— Ты противоречишь сам себе.

— Нет. Это ты хочешь выдать желаемое за действительное. Семьи уже у тебя нет и нет давно. Думаешь, они относятся к тебе также, как и до момента похищения? Вряд ли... и ты это знаешь. Ты другая и они другие. Они потеряны для тебя.

— Ты врешь! Это лишь твои слова и все! — прерываю я его.

— Не вру и ты знаешь это, иначе бы не реагировала так.

— Твои слова — твое мнение.

Слышится смешок. Ксандер проходит на кухонный островок и наливает себе сок, что достает из холодильника.

— Как рубашка?

— Тебе она уже нужна? Вижу, ты нашел во что переодеться.

— Значит, ты меня разглядываешь?! Не знал, не знал... приятно удивлен.

— Врешь.

— Вру. А тебе что с этого? — Ксандер приближается ко мне. Я не хочу, но мне приходится отойти от окна, где видна жизнь, дыхание природы и солнечных лучей. В этой квартире я задыхаюсь. — Боишься все еще меня?

— Неважно.

Мое дыхание учащается. Мне здесь действительно становится душно, словно воздух вокруг меня сжимается. Я провожу рукой по вороту моей рубашки и сглатываю.

— Тебе плохо?

— А мне здесь может быть и хорошо?!

— Если язвишь, значит все нормально. Мне нужно работать.

Ксандер еще раз бросает на меня взгляд и о чем-то обдумывает, но потом быстрым шагом покидает меня. Я вновь остаюсь одна. Мне нужно выйти отсюда, выбраться. В этом мне помогает мой новый знакомый — глоток воздуха — Робин. Он выходит из своей комнаты, потирая свои глаза кулачками.

— Ты что делаешь? — спрашивает он меня.

— Ничего. Просто, смотрю в окно. А ты? Выспался?

— Да. Пойдем гулять?

— Хочешь погулять?

— Да. Только... — он смотрит на дверь кабинета. — отец... он должен разрешить.

— Разрешает.

— Ты с ним говорила?

— Да. Так что быстрее собирайся!

Робина тут же уносит. Через две минуты я уже натягиваю на его голову кепку и выхожу из квартиры. Надеюсь, Ксандер не слышал нас.

Мы спускаемся вниз. Там нас встречает хмурый Класп.

* * *

Класп подходит к нам, загораживая нас с Робином выход.

— Куда вы?

На его плече автомат и он наизготове.

— Будешь стрелять?

— Смотря на ситуацию, — пожимает Класп плечами. Робин дергает меня за рукав. Он не хочет ничего спросить, просто от нервов. Я тоже на пределе. — Так что там с разрешением? Мэр в курсе?

— В курсе.

— Уверена?

— Да. А что? Есть проблемы? — пытаюсь держаться я, но выходить это плохо.

— Есть. Если бы он был в курсе, то мне бы сообщили. А такого не было. Вернитесь наверх. Пожалуйста, — добавляет он под конец.

— Это просто прогулка, — развожу я руками.

— Я не могу...

— Класп, мне и Робу нужен свежий воздух. Можешь пойти с нами, мне безразлично. Ты нам не помешаешь, — одариваю я улыбкой Класпа. Тот на секунду расслабляется, но в ту же минуту вытягивается в струну и отдает честь.