Окно в Полночь

— Не может быть! Наверняка это кто-то другой, кто им прикинулся! — я быстро набирала знакомый номер.

— Дура! — привычно припечатал Муз.

А из телефонной трубки безжизненный голос сообщил, что "набранный вами номер не существует". А я не поверила. И звонила снова, снова и снова. Пока Сайел не подошел и силой не отобрал у меня сотовый.

— Все, Васют, — сказал мягко. — Все.

— Нет, не все! — надежду обломали, и истерика начала набирать обороты. — Я не верю!.. Не может быть! — и на минуту прикрыла глаза. Меня нервно колотило, но мозг работал ясно и лихорадочно быстро. Ведь одно объяснение нашлось, и можно найти еще! — Я... его маме позвоню! — и, выхватив сотовый, ринулась в кабинет — искать записную книжку.

— Вася! — крикнул мне вслед Сайел.

— Оставь, — буркнул Муз. — Если она начинает сходить с ума, это надолго. Пусть сойдет. И лучше здесь и сейчас. Целее будет.

А я судорожно искала книжку. Гремела ящиками стола, вываливая их содержимое на пол, и рылась в бумагах. С Маргаритой Сергеевной у меня всегда были хорошие отношения — мои родители жили с ней по соседству, дверь в дверь. И так мы с Валиком и подружились. Он рос без отца, одним из тех, кого называют "оторви и выброси". И все без исключения считали, что он кончит плохо и рано. Слишком любил риск и всегда ходил по краю. И сколько раз я его от этого края оттаскивала — либо уговорами, либо вовремя вызванной помощью, сколько раз из неприятностей за уши вытаскивала... И только однажды не уследила.

Записная книжка наконец нашлась, и я быстро набрала номер домашнего телефона. Да, поздновато. Но до утра я не дотерплю.

— Алло? — приятный женский голос.

— Маргарита Степановна, здравствуйте, это Вася! — протараторила я. — Извините, что так поздно, но Валик не у вас?

Тяжелая минутная пауза, и тихое:

— Вася? А кто это?

— То есть как кто? — изумилась я. — Мы с вашим сыном работаем вместе и...

— Мой сын Валентин умер тринадцать лет назад, — еле слышный и очень спокойный голос. — Утонул в реке. А вас, девушка, я не знаю. Доброй ночи.

Короткие гудки в ночной тишине оглушали. Я тупо смотрела на сотовый, а в груди бешено заходилось сердце. Умер тринадцать лет назад, утонув в реке... Это как раз тот самый случай, когда... В июне, едва нам исполнилось пятнадцать лет, мы с Валиком отпросились в пионерский лагерь. Алька уехала с группой на пленэр, и мне стало завидно. Я же уговорила родителей достать нам путевки, о чем после долго жалела, но...

В тот вечер Валик поспорил с пацанами, что пойдет купаться ночью на реку. А я витала в облаках с новой идеей, и про спор узнала только утром. Когда он не вернулся. Два дня лагерь стоял на ушах. А на третий день поисково-спасательная группа нашла Валика на берегу реки, в пяти километрах от лагеря. С черепно-мозговой травмой, одним лопнувшим легким и вторым, полным воды. По мнению спасателей, мы искали труп. А он выжил. И даже врачи не смогли объяснить, каким чудом.

Валика вертолетом отправили в больницу и положили в реанимацию, а я два дня жила на вахте и устраивала родителям скандалы, требуя забрать меня в город, не то сбегу. Сотовых тогда еще было, а в больнице про Валика ничего не говорили — мол, не родственница. И на четвертый день я наконец доехала до больницы. И нашла друга в парке, под кустом сирени, — с парой ссадин и синяков на физиономии, немыслимо здорового и втайне от медиков курящего.

Я нахмурилась. Тринадцать лет назад... Может, тогда... он и подцепил эту... сущность? Он ведь так и не рассказал, что случилось той ночью на реке. Только отшучивался и таинственно улыбался. И за ум взялся, изменившись, став спокойным и уравновешенным. Нет, рисковать не бросил. Но лезть в бутылку перестал, закончил и школу, в чем все сомневались, и вуз. В армию тоже хотел пойти, но Маргарита Сергеевна побоялась, что там он опять слетит с катушек, и отговорила. И с кем надо договорилась.

Встав, я подошла к окну. Пепел устилал замерзшую дорогу рваным серым покрывалом. И если бы я знала, если бы представляла, если бы догадывалась о существовании потустороннего... Теперь, оглядываясь назад, я ясно видела те детали, которые могли бы насторожить. Повышенная живучесть и безотказное здоровье. Отсутствие фобий, особенно страха воды. И... интереса ко мне. Ведь сказал же, что... Может, и "дружил", потому что предполагал, что я окажусь писцом? Чтобы подкараулить момент и... А я сама себя сдала с потрохами, доверяя. Рассказав про Муза и книгу. И он понял. И вот...

— Васют?

Я вздрогнула, очнувшись от воспоминаний. Лицо заливали слезы, горло сжимало сухими спазмами, в груди, надрывно клокоча, бушевало пламя.

— Успокойся! — Сайел обхватил мое лицо ладонями. — Посмотри на меня! На меня, говорю!..

Между нами протянулись длинные золотистые нити, и я отстраненно смотрела, как по ним, капля за каплей, утекают от меня к нему яркие бусины. И эмоции уходили, оставляя пустоту. Тяжелую, душную, горькую и болезненную до дрожи. И понимание. Острое понимание того, что...

— Завтра тебе снова станет плохо, — хрипло сказал саламандр, — и очень больно. Но сегодня ты должна все осознать. И принять то, что случилось. Прочь эмоции. Включай голову. Сегодня — сейчас! — ты должна поверить. В то, что было. И понять, чего ждать. Это не конец, Васюта. Это только начало.

— Я не помню... — отозвалась невпопад и отвернулась, устало обняв плечи. — Я не помню ни лица, ни голоса, ни цвета глаз... Ничего. Почему?

А еще у меня нет ни одной его фотки. Ни одной. Он терпеть не мог фотографироваться. Я в общем-то тоже, и эту его странность понимала... А теперь жалела. Потому как, оглядываясь назад, видела только высокий силуэт и размытое зеленой тенью лицо. И... не верила. Все равно не верила. Не отпускало ощущение, что он находится где-то рядом. Упрямо не отпускало. До совместной работы мы порой не виделись по полгода, но я твердо знала, что он... существует. И этого хватало. Ведь дорог человек, а не его присутствие. И теперь... все по-прежнему. Несмотря на происки сотовых операторов и слова Маргариты Сергеевны, он... где-то рядом. Он... существует.

— Таким, как мы, нет места в этом мире. Мы чужаки, — негромко пояснил Сайел, — и оставляем мало следов в памяти смертных. Сейчас ты меня видишь, но уйду — лица не вспомнишь. Только некоторые слова и поступки. И ощущение. И все.

Значит, тринадцать лет назад Валик действительно умер, только никто из нас этого не заметил...

— Ты такой же? — я обернулась, перекинув через плечо взъерошенную косу. — Но у тебя нет тела, а у него было. Почему?

— Он слабее, — Сайел пожал плечами. — Серединная сущность. Занимает чужое тело, вытесняя "родную" душу, заимствует ее память, привычки, модель поведения. Но пока серединный не использует силу, его не распознать. Еще есть низшие — это птичка в твоей ванной. Они могут жить только паразитами, соседствуя с чужим духом. А я высший. Я... В общем, местные тела мне... не подходят, — признался уныло. — Очень слабые.

Я вспомнила белый костер и мощь пламени. И поняла — сгорают.

— Значит, ты все-таки дух?

— Да, дух, — буркнул сварливо. И покосился на Муза, который сидел на краю стола и неодобрительно изучал учиненный мною бардак. — А он — как я. Тоже высший.

— Он знал о тебе, — я повернулась и в упор посмотрела на саламандра. — Назвал тебя пепельной ящерицей и... И пожалел, что именно я оказалась писцом. А еще этот "парень с собакой" и нападение... И тоже — потому что я писец... Ты все знаешь, Сай. Объясни.

— Может, тебе...

— Объясняй, не то без свечей останешься! Хотя бы в общих чертах! — и понизила тон, заметив, как напряженно он сощурился: — Пожалуйста, Сай. Я не успокоюсь и не усну, пока... Пока не пойму.

Баюн вспрыгнул на подоконник, заурчал и потерся носом о мой локоть. Я молча взяла кота на руки и взобралась на подоконник.

Сайел, помешкав, сел рядом, поболтал ногами и начал:

— Дар писца наследный. Если писец живет долго, счастливо и умирает своей смертью, то может дар завещать. Как квартиру. Если же умирает внезапно, дар наследует тот... кто наследует. Случайно. Писцом была твоя бабушка, Евдокия Матвеевна, бывшая хозяйка этой квартиры. Да-да, не смотри так удивленно. Тебя ее характеристики от родственников не настораживали? Ничего общего не замечала?

Я мудро промолчала. И терпеливо ждала продолжения рассказа, почесывая кота за ухом. Баюн щурил желтые глаза и урчал. Муз по-прежнему сидел на краю стола и отрешенно шевелил крылышками.

И саламандр добавил:

— Евдокия Матвеевна была тем... В общем, это она меня сюда вытащила. И я точно знаю, что дар она завещать не успела. А вас, наследников, много. Завещанный дар ставит метку инициации на писце, но на тебе ее пока нет. Значит, дар нашел тебя сам. Но раз квартиру она завещать успела... Она угадала с тобой, непостижимо, как, но... — Сайел вздохнул и замолчал.

Детали пазла начали складываться. "Жаль, что именно ты...". Да, нас много. У бабушки было пятеро детей и три младших брата. И я являюсь счастливой обладательницей безумной толпы кузенов-кузин и прочих племянников, большинство которых не знаю даже в лицо и по именам. И попробуй, угадай, кто из них с Музом. А я сама спалилась, рассказав. Вероятно, "Валик" следил, выжидал, наблюдал — как за одним из претендентов. А если был в курсе, то сложил два плюс два. Только почему сейчас, ведь в горы же собирался увезти на каникулах... Кто бы мне там помог?.. И за что?..

— Почему меня хотят убить?.. Чем писцы мешают? — от неожиданной мысли стало больно. — А если из-за меня — и семью?.. Неужели нет тех, кто...

— Есть, — с готовностью подтвердил саламандр. — И за тобой всегда присматривали. И за твоим ближним кругом. Кроме вас сущностей видеть не может никто. Только вам и работать с нами. И только нам вас беречь. Для... будущего. Ведь не все пришельцы... адекватны. И не все считают, что писец — польза. Есть такие, которые...

— Подробнее! — мне надоели его скользкие увертки.

— Вы открываете не только двери, чтобы впускать, — сказал со вздохом. — Но и окна — чтобы выпускать. И не только спасаете, но и ищете нам подходящие миры. Такие, где будет родной сила. И физическое тело. Но не всегда и не для всех можно найти нужный мир. И не все сущности... принимают это как данность. Возможно, то, что вселилось в твоего друга, — из таких. Повернутый на мести писцам.

Долго же он ждал, выслеживая писца, пока я не спалилась, блондинка доверчивая... И ведь даже моя семья не знает о Музе... кроме Альки. А сказала ли она кому-нибудь? И почему об этой маленькой семейной — "писцовой" — тайне никто ничего не рассказывал?.. Не всем положено знать, и ждали до верного — если что-то объяснять, так тому, кто точно писец?..

— Дар по крови? Или бабушка могла завещать его хоть соседу?

— По крови, — кивнул Сайел. — Если никого не остается, дар затухает. Но если остается хоть один кровный, хоть двоюродный дядя троюродной сестры десятиюродной бабушки, дар его найдет. И посторонним дар не виден. Только его ключ, — кивок на Муза, — твоим кровным. Или высшим сущностям.

Понятного мало, но хоть что-то. Остался еще один момент.

— А ты, "пепельная ящерица"? Что ты натворил? Где пропадал и почему появился именно сейчас? И чем прославился в их мире?

Саламандр смутился, опустил глаза и покраснел. Ясно, рыльце в пушку.

— Васют, ты... — он замялся и покраснел еще ярче, замерцал красными искрами. — Ты только верь мне, ладно?.. — попросил тихо. — Я твоей бабушке по гроб жизни обязан. Здесь, конечно, не как дома, в теле... Но хоть так. Это не жизнь, но... Но я при деле и... Когда твоя бабушка умерла, я искал, того, кто... Мне обещали... Впрочем, неважно. А важно, что их обещания ни черта не стоят. И я вернулся, чтобы сберечь тебя. Евдокия Матвеевна просила позаботиться о писце. И вот я... Но, согласись, что вовремя!

Я посмотрела на него скептично. Скрытный, скользкий и ушлый прохвост. Чувствую, так и буду вытягивать из него информацию в час по чайной ложке, угрозами и уговорами... И вряд ли получится вытянуть все необходимое. Уж больно верток.

— И... я не знаю, Васюта. Правда, не знаю, в чем дело, — добавил саламандр. — Я могу только предполагать. Евдокия Матвеевна была знакома со многими писцами, а спятивших сущностей всегда хватало и...

— Не верю тебе ни на грош, — перебила сухо. — Мало ли, вдруг ты присматриваешь, чтобы в доверие втереться... и придушить во сне.

— Э-э-э, нет! — оживился Сайел. — Меня квартира приняла! Евдокия Матвеевна полжизни потратила, но вложила в эти стены мощную защитную магию. Без согласия хозяина сюда не сможет проникнуть тот, кто желает зла. А если просочится — лишится сил и свалит, не причинив тебе вреда. И, как видишь, я безопасен.

Я зажмурилась. Глаза снова защипали слезы. "Когда приглашают — это всегда приятно", — заметил Валик, прежде чем рискнул переступить порог квартиры. И как же потом драпал... И бледно-зеленым уходил после установки елки. И Баюн... явно опознал в нем нечто. И Сайел — по следам. Я грустно посмотрела на наряженную пихту. Какой же теперь Новый год...

— А как ты просочился, если я тебя не приглашала? — спросила, пытаясь переключиться.

— Он — тоже жилец, — саламандр кивнул на Баюна. — Он и впустил.

— А он кто такой? — я посмотрела на кота. Тот урчал, щурился и делал вид, что ему глубоко на все пофиг. Лишь бы хозяйка была дома и за ушком чесала. — Тоже сущность, что ли... низшая?

— Я чужих тайн не раскрываю, — заулыбался Сайел. — И давай-ка закругляться на сегодня. И я устал, и ты — едва живая. Завтра договорим. Иди спать, Васют. Поздно уже. А тебе же завтра на работу.

Поздно? Я очнулась:

— А сколько времени?

— Три часа ночи, — буркнул Муз и демонстративно зевнул.

— А "обморок" полуночный? — опешила я.

— Ты была... слишком занята другим, — на подвижной физиономии саламандра читалось, что напоминать он не хотел, а думал закончить разговор на мажорной ноте, но... — И не приняла сигнал.

Я сползла с подоконника и опустила Баюна на пол. Так, все. В душ, в пижаму и в постель. И плохо мне будет не только завтра. И больно — тоже. Это надолго, если не... пожизненно. Да, сейчас, когда чуть прояснилась ситуация, когда Сайел вытянул большую часть эмоций... Боже, да разве можно к этому привыкнуть?.. Разве что отодвинуть в сторону на время...

И, свернувшись клубком под одеялом и крепко обняв урчащего кота, я снова вспомнила перекресток. И, забываясь, крепко зажмурилась и увидела. Испытательную башню, "героя" в темных коридорах и... Полночь.

Глава 4

Сколько будет мне дорог,

Где найду я свой порог...

"Чиж и Ко"

...Полночь пахла древней пылью, клубилась у ног, оседала тенями на стенах. Над головой мягко лучился обережный символ. Мрак за кругом света тревожно ворочался, предупреждая. Я сидел в закутке, закрыв глаза, и медленно считал до десяти.