Время Обречённых-2

...Бросаю взгляд на часы, время 14:56. Надо поспешить.

— Под-тянииись!!!

Рота на марше начинает сбиваться поплотнее.

— Живей, живей, славяне! — разносится окрик Тучкова 9-го. И солдаты и в самом деле приподдали в скорости.

Канонадит. На Южном и Западном секторах вновь испытывает нашу оборону 20-я дивизия Лавич-Лишка. На Северном напирает свежая дивизия венгерцев не выясненного пока номера. Напирает крепко, в город с севера доносится сплошной гул. Польской авиации сегодня не видно, возможно она полностью задействована на фронте, где, как нам хочется верить, наступают наши войска. Зато сегодня мы впервые увидели наши бомбёры, те пришли с севера четырьмя тройками и отбомбились по венгерцам.

Рота на марше миновала небольшую деревеньку Миерки. Забавно, название деревни по-латински "Mierki", как написано на дорожном указателе, а на моей карте напечатано через "ять" — просто "Мѣрки". Мы идём вдоль грунтовки, уходящей к Свадеркам, но так далеко нам не надо. Рота получила задачу развернуть оборону на пассивном доселе Восточном секторе. Ну а роты Киснемского и Лутошкина комбат срочно выдвинул на помощь 24-му полку. Наш батальон оказался последним резервом бригады, больше у начбрига активных штыков не осталось.

Здесь на Восточном секторе у озерка Плужне Малое и по юго-западному берегу большого озера Плужне развёрнуты заградительные пикеты и наблюдательные посты. Как выяснилось на месте, командовал тут мой сосед по лестничной клетке подпрапорщик Вараксов. В его распоряжении находилось тридцать легкораненых бойцов из второго батальона, которые с ним во главе сменили тут полуроту из 24-го полка.

— Здорова, Василий! — я обрадовался негаданной встрече и протянул руку.

— Доброго здоровьячка, Елисей, — засиял он и крепко стиснул мою ладонь.

— Ну, рассказывай, что тут за паника.

Вараксов выдавил кислую усмешку.

— На том берегу мы засекли приготовления к переправе. Особенно в районе рыбачьей деревушки Плуски. Мадьярам там есть чем разжиться... Лодки у рыбаков, как мне сказали перед уходом сменщики, были на время конфискованы и перегнаны сюда в первый же день. Да они все тут, лодчонки эти, в камышах у озерочка. Штук шестьдесят насобрано.

— Ого! Не мало вроде...

— Но мадьяры сейчас Плуски по брёвнам разбирают. Плоты строят... И не только у Плусок... Мы засекли ещё четыре места.

— Значит, скоро попрут.

— Попрут, — согласно вздохнул Вараксов. — Это очень хорошо, что вы теперь здесь. А то у меня всего один пулемёт ДП... и все солдаты — легкораненые. Свои-то пулемёты сменщики с собою забрали.

После недолгого мозгования над картой, я отправил группу Вараксова к узким перемычкам между озерцами Плужне Малое и Став и между Ставом и Низке. Там на этих перемычках даже столь небольшими силами вполне можно держать оборону благодаря узости, противнику чтобы пройти там придётся сильно скучиваться — слева, справа вода, а между Ставом и Низке ещё и заболочено. Плюс ко всему Вараксов соприкоснулся флангом с позициями второго батальона. Поделился с ним трофейным шварцлозе, к которому имелось три ленты; машинка хоть и старенькая конструктивно, но весьма надёжна. Наши-то русские максимы на станке Соколова тоже старички — аж в начале века на вооружение приняты, но конструкция сего пулемёта оказалась настолько удачной, что его наверное ещё долгонько будут в нашу армию поставлять. Впрочем, рота не оскуднела на пулемёты, оружие-то нам по ночам сбрасывают регулярно, вот и имеется у меня теперь максим и четыре ручных дегтяря.

— Оборону будем держать и на полуострове, — сообщаю своё решение офицерам.

Макс Тучков 9-й и Андрей Космацкий рассматривают карты и мозговарят, покачивая головами. Собственно, полуостров отделяет водный "аппендикс" Плужне Малое от Плужне, перешеек основания полуострова шириной в полусотню сажен, что очень удобно для обороны малыми силами. Как и на позициях Вараксова, тут мадьярам при атаке придётся скучиваться и лезть напролом. А главное, с полуострова куда как удобно держать под огнём широкую водную гладь аж до того берега.

Божедаров же припадает к биноклю. У него уже который день нет настроения. Да откуда ему быть, когда от батареи осталось семь человек да три миномёта. Остальные он по приказу Нарочницкого передал во второй батальон. Хорошо ещё, что в ночных посылках мины среди прочего нам сбрасывают.

— На полуостров со мною выдвигается второй взвод... И максим тоже берём. Третьему взводу занять участок по берегу Плужне Малое от отметки "восемьсот сорок" и до позиции Вараксова. Миномётчикам действовать в составе третьего взвода. Задача батареи — (тут Божедаров при слове "батареи" скривился) — держать под огнём перешеек полуострова, когда или если венгерцы туда сунутся.

Смотрю на Космацкого:

— Андрей, за твоей спиной будет высота 187,4. Там сейчас не только НП соседей, но и Нарочницкого. Запроси у комбата, чтоб на высотке остался твой наблюдатель и чтоб линию связи с неё к тебе кинули.

— Есть.

— Вопросы, господа?

— Есть один вопросец, — сказал Макс Тучков. — Надо и об отходе подумать, если нас с перешейка зажмут, да на сушу смогут высадиться. Предлагаю к тыльному бережку лодок напригнать.

— Если на полуостров высадку допустим, то нам уже не уйти на лодках, — возражаю взводному-2. — Тут, Макс, дай мы только дёру, они нас на воде как куропаток перещёлкают.

— А раненых вывозить? — не сдаётся Тучков.

— Раненых... — я киваю и соглашаюсь с ним. — Это другое дело.

Форсировать Плужне неприятель начать через час с небольшим. И этот часик с хвостиком мы как каторжане зарывались в землю. Иной раз казалось, что уже и потеть нечем — вся влага вышла ещё на марше. Под палящим солнцем пот на мундирах высыхал быстро, а портянки приходилось просто выкручивать. Каски же и металлические детали оружия да штыки лопат накалялись настолько, что можно схлопотать ожог. Хорошо ещё, что подкасники сделаны из толстой кожи, уберагая от прожарки мозги. Казалось бы, что можно успеть за час? Но это как посмотреть. Мы всё же успели отрыть окопчики и ровики, пусть по пояс и не сплошняком, но хоть какая-то защита. Кроме того, местные крестьяне, похоже, давно не появлялись на полуострове, некошеная трава и кустарники весьма способствуют маскированию позиций. Есть здесь и хоть не высоконькие, но удобные для укрытия балки, уходящие к центру полуострова концентрическими кривыми полукружьями по мере возвышения. Возможно, это даже остатки каких-то старых укреплений с ушедших в былое времён.

Форсирование противник начал с обстрела. Поставленные на том берегу пушки открыли огонь по полуострову, прикрывая хлынувшую к береговой черте пехоту. Плоты и плотики, даже лодки, наверное взятые у рыбаков озера Ланское, что лежит примерно в полутора верстах восточней от Плужне, густо покрыли камышовые заросли. Всех деталей приготовлений мне в бинокль не видно. Но то, что венгерцев там скопилось несколько сотен, я установил без труда.

Земля гудит и вздрагивает. Полуостров обрабатывают до двух десятков пушек и несколько тяжёлых миномётов. Мины падают почти вертикально и громко свистят. Потом взрыв — и в воздух со вспышкой пламени выбрасывается земля. Странно, почему мины так свистят? Конструкция хвостового оперения? Может быть новые чехословацкие миномёты? Они, "братушки-славяне", много всякого за последние годы намастерили и штампуют в таких количествах, что хватает для снабжения и мадьяр, и поляков. Пули над нами тоже свистят — с отчаливших плотов принялись строчить пулемёты. Вряд ли пулемётчики что-то видят, скорее бьют для собственного ободрения. Трассеры на излёте, прогорая, краснеют. Над моей головой то и дело раздаётся свистящее вжиханье.

В эти минуты мне почему-то вспоминаются давние мальчишеские мысли о свисте пуль, когда я юнкером первого курса в очередной раз находился на стрельбище. Никакого свиста я тогда не слышал. Да и раньше, подростком ещё состоя в ЮНАРМИИ, на стрельбище свиста не замечал. Это потом уже, в Испании, понял, что когда стреляешь ты, то это одно дело, а когда в тебя, то тут уж свистит — я т-те дам!

— Да неужто австрияки?! — потрясённо говорит мой ординарец, после разглядывания вражеских солдат в серо-зелёной форме. Дистанция до них сократилась до одной трети версты и можно уже наблюдать детали амуниции.

— Мадьяры это, Антон, — отвечаю ему. — Австрияки нынче наши союзники. Ты не смотри на то, что кепочки у этих мудеров с накладными клапанами над козырьком. У северогерманцев сейчас тоже кепки австрийского фасона есть, правда их только добровольцам выдают.

— Ну, тогда ладно, — Незагоров заметно успокоился и глаза его словно заледенели. — Тогда начнём им за Бела Куна долги отдавать, за родню мою мадьярами в девятнадцатом заживо сожжённую.

О том, что Бела Кун не был венгерцем, я ординарцу не стал говорить. Да и на Тверщине, откуда Незагоров родом, Бела Кун лично может и не появлялся, но его венгерские интернационалисты кроваво отметились по всей России.

И вот настаёт момент, когда можно стрелять вполне прицельно.

— Р-р-рота!.. Пли!!!

Я прокричал привычное "рота", но тут же сообразил что со мною на полуострове лишь взвод.

Не смотря на обстрел, небесные гренадёры открыли частый огонь из всего что имелось. Из автоматических винтовок Симонова и Токарева, из ручных пулемётов Дегтярёва и станкового максима. Станкач, замаскированный кустами, лупанул длинной очередью патронов на пятнадцать по большому плоту, где на передке строчил станковый шварцлозе. Венгрия, как и Польша с Чехословакией, их тоже производит. Очередь максима разметала на плоту согнутые фигурки и заставила замолчать шварцлозе. Вторая очередь принялась потрошить уцелевших солдат в серо-зелёном, заставив тех, кто успел это сделать, выпрыгнуть в воду.

Первым номером у максима я назначил Воловодова. Молодец! Первой же очередью в цель. Недаром он лучший пулемётчик роты, его натаскивал лично Лутошкин, возясь с ним сверх положенных занятий по боевой подготовке. Теперь, когда остатки первого взвода мне пришлось распределить между вторым и третьим, Воловодов попал к Тучкову. Надо бы закрепить за Воловодовым станкач.

На моих глазах начала заметно проседать одна из широких рыбацких промысловых лодок, венгерцы, кроме двоих неподвижно застывших на днище, попрыгали в озеро и погребли к ближайшим плотам, на плаву стягивая сумки и сапоги. Одна фигурка утонула...

...Я и Незагоров достреляли очередной магазин по одному из малых плотов, когда рядом рванула тяжёлая мина. Позицию укутало облаком пыли. Здесь в песчаной почве пыль после взрывов стоит столбом. Встряхиваю головой и протираю глаза. Пылюка набилась всюду, пытаюсь сморкаться — не помогает, сплёвываю грязным комком... Облако не осело, озеро сквозь него просматривается настолько плохо, что едва различаю очертания переправочных средств. Куда уж тут прицеливаться? Новый разрыв осыпает меня мелким каменным крошевом и больно чиркает по спине. Задело? Как могу, достаю до лопатки рукой, движения не скованы, крови нет. Значит, камушек. И вдруг замечаю рядом здоровенную корягу. А ведь только что её не было! Такая штуковина, рухни она мне на голову, могла и вырубить не смотря на касочку. Оглядываюсь, пыльная завеса стала плотнее...

— Антоха!

Молчок. Зову ординарца снова. И снова же молчок. С языка летят матюганы, судорожно шарю вокруг руками и наконец нащупываю что-то мягкое. Сразу и не разобрать что это, настолько видимость никудышная. Вскоре понимаю, что нащупал руку у локтя. Быстро отрываю Незагорова, выдёргивая его голову из-под пласта земли. Лью из фляжки на лицо воду и приставляю к губам, запрокидывая голову на непослушной шее. Закашлялся! Жив, зараза! Жив! Ну и напугал же ты меня, братец! Думал, уже амба тебе. Дать бы тебе хорошенечко по лбу, чтоб не пугал так меня впредь! Чтоб не писал я потом твоим батюшке с матушкой в Вышний Волочок похоронку... На радостях взваливаю Незагорова на плечи... и тут меня резанула чуйка. Вжимаюсь в окопное дно, прикрывая Антоху. Грохочут сдвоено взрывы. Вновь мины, судя по звуку... Не могу продохнуть от пыли, зажимаю рот рукавом и только так получается небольшой вдох. А нос безнадёжно забило, теперь буду гундосить, пока чохом всё не вылетит.

Опять взрыв! Пристрелялись... Тащу ординарца подальше, закинув свой винтарь за спину. А где его оружие даже не знаю.

Потом мы с Мезениным тащим Незагорова по дну другого окопа. Надо бы Антона за балку, там хоть гранаты да пули не страшны. Правда, минам балка — не помеха, шлёпнется по вертикали за ней и нашпигует осколками... Чёрт! Вижу, что до балки не проскочить, всё простреливается ружейно-пулемётным огнём с плотов.

— Мезенин! — смотрю солдату в посеревшее от пота и пыли лицо. — Винтарь мне найди!

А сам отбрасываю СВТ, грязи в неё набилось столько, что не постреляешь. А чистить, естественно, некогда. Эх, то ли дело мосинка! Той-то грязь почти нипочём!

— Маузеровка тока! — мигом возвращается Мезенин и протягивает мне винтовку. — Пять обойм к ней, пожалуйста.

А сам он приседает бочком, что б значит я не покусился на его авэтэшку. Беру Маузер и патроны, вставляю магазин. После недавних боёв у нас много теперь трофейного оружия. Оно конечно по ночам авиаторы стараются на совесть, сквозь заслоны ночных истребителей на прорыв идут, в Плужне уже два АНТа рухнули, не уберегли их наши ночные И-15. Вот бы ещё ночные истребители и днём появлялись, а то иной раз поляки бомбят как на полигоне. Словом, АНТы стараются, поддерживают нас, но боеприпасов всё-таки часто не хватает. Наши Симоновки и Токаревки жрут патроны со страшной, порой, скоростью. Поэтому-то и приходится выкручиваться за счёт трофеев.

— Чья маузеровка? — вопрошаю у Мезенина.

— Имеретинского...

— Убит?

— Срезало его наповал... — Мезенин перекрестился, не снимая каски.

Эх, хорошим стрелком был ефрейтор Имеретинский. Один из лучших в батальоне. А Мезенин будто оправдывается:

— Я ему талдычу: пригнись да пригнись! Грил ему, твоя головёха хоть и дурья, но всё ж одна... А он знай себе палит дальше. Да всё по бошкам в воде, что ни выстрел, то плавунцу в котелок засандалит... Грит мне, не оборотясь, мол, я их, падлюк, всех утоплю... Довыёживался, шнайпэр!..

...Расстреляв два магазина, нашёл себе позицию, пригодную для наблюдения. На воде к этому времени от вражеской пехоты осталось где-то пятая часть. Лодки, продырявленные насквозь, в большинстве или потонули или едва виднелись на поверхности. На плотах живые стреляют в нас, укрываясь за телами убитых. Два плота вообще дрейфуют, на них только мёртвые. А артиллерия с того берега не прекращает обстрел. Выручает нас лишь то, что взрывы сильно запылили наши позиции и мадьяры стреляют либо по уже устаревшим данным, либо наугад. Мы же маневрируем, прикрываясь пылевой завесой, да не покидают строй легкораненые, а Воловодов со своим станкачом сменил уже четвёртую позицию и от злости положил две очереди по пушкам. Достал ли он кого-то на том берегу, мне не видно. Вижу только щиты незамаскированных пушек и надеюсь, что Воловодова таки не зря считают лучшим пулемётчиком.