Лорд Джон сглотнул — во рту пересохло, и он с трудом запихнул эти малодушные образы назад — в свой закрытый внутренний чулан, в котором обычно и держал их под замком.
Он глубоко и протяжно вздохнул.
— Доротея, — твердо произнес он. — Я выясню, что ты задумала.
Она долго и продолжительно глядела на него, как будто оценивая шансы. Уголок ее рта медленно приподнялся, а глаза сузились, и он увидел ответ на ее лице, так же ясно, как если бы она произнесла его вслух:
'Нет! Я так не думаю!'
Однако, это выражение на ее лице лишь промелькнуло, а затем вновь проявилось негодование, смешанное с мольбой.
— Дядя Джон! Как вы смеете обвинять меня и Уильяма, своего собственного сына!.. в том, в том... а в чем, собственно, вы нас обвиняете?
— Понятия не имею, — признался он.
— Что ж, хорошо! Вы поговорите с папой, ради нас? Ради меня? Пожалуйста? Сегодня?
Дотти была прирожденной кокеткой: пока она говорила, то наклонилась к нему так, чтобы он почувствовал аромат фиалок в ее волосах, при этом пальчиками очаровательно теребила лацканы его мундира.
— Не могу, — сказал он, пытаясь высвободиться. — Только не сейчас. Из-за меня он уже испытал сегодня ужасное потрясение, еще одно может его прикончить.
— Тогда завтра, — уговаривала она.
— Дотти, — он взял ее ладони в свои, и был весьма тронут, обнаружив, что они холодные и дрожат. Она на полном серьезе говорила об этом, или, по крайней мере, о чем-то другом.
— Дотти, — повторил он более мягко. — Даже если твой отец согласится отправить тебя в Америку для заключения брака, а я не думаю, что к этому его может принудить что-то менее неотложное, чем твоя беременность, то отплыть до апреля все равно нет никакой возможности. Поэтому не вижу необходимости загонять Хэла в могилу раньше времени, рассказывая ему об этом, пусть хотя бы оправится от теперешнего недомогания.
Она выглядела недовольной, но была вынуждена признать убедительность его доводов.
— Кроме того, — продолжил он, отпуская ее руки, — тебе известно, что в зимнее время компания прекращается. Боевые действия скоро приостановят, и Уильям будет в относительной безопасности. Поводов для беспокойства нет.
'За исключением несчастных случаев, дизентерии, лихорадки, заражения крови, несварения желудка, потасовок в тавернах, и более десятка других вариантов опасных для жизни', — добавил он про себя.
— Но... — начала было она, и остановилась, вздохнув. — Да, полагаю, вы правы. Но... вы ведь поговорите с папой в ближайшее время, не так ли, дядя Джон?
Он тоже вздохнул, но тем не менее улыбнулся.
— Поговорю, если это действительно то, чего ты хочешь, — тут порыв ветра налетел на часовню и витраж с изображением Святой Барбары задрожал в своей свинцовой раме. Внезапно начавшийся дождь застучал по шиферу на крыше, и он поплотнее завернулся в плащ.
— Подожди здесь, — сказал он племяннице. — Я скажу кучеру подъехать к дорожке.
Пока он шагал против ветра, одной рукой придерживая шляпу, чтобы та не улетела, ему с тревогой вспомнились собственные слова, сказанные ей: 'не думаю, что к этому его может принудить что-то менее неотложное, чем твоя беременность'.
Она не стала бы. Или стала бы? 'Нет', — уверял он себя. Беременеть от одного, чтобы затем убеждать отца позволить ей выйти замуж за другого? Очень сомнительно. Хэл выдал бы ее замуж за виновного, даже прежде, чем она успела бы рот открыть. Разве что, конечно, она не выбрала кого-то невозможного для данного дела: женатого человека, например, или... но это же вздор! Как бы отреагировал Уильям, явись она в Америку, беременная от другого мужчины?
Нет. Даже Брианна Фрейзер МакКензи — до ужаса прагматичная женщина изо всех, кого он когда-либо знал — не сделала бы ничего подобного. При мысли о величавой миссис МакКензи он слегка улыбнулся, вспоминая ее попытку шантажом женить его на себе, будучи беременной от кого-то, но определенно не от него. И он постоянно задавался вопросом — а на самом деле был ли этот ребенок от ее мужа? Возможно, она бы смогла. Но не Дотти.
Определенно — нет.
ГЛАВА 16
НЕВООРУЖЕННЫЙ КОНФЛИКТ
Инвернесс, Шотландия
Октябрь 1980
СТАРАЯ ВЫСОКАЯ ЦЕРКОВЬ Святого Стефана (Высокая церковь (англ. Highchurch) — направление в протестантизме, стремящееся к сохранению дореформационного традиционного богослужения — прим. пер.) безмятежно стояла на берегу реки Несс. Выветренные камни ее погоста свидетельствовали о благочестивом умиротворении. Роджер осознавал это спокойствие, но не ощущал его сам.
Кровь все еще пульсировала в висках и, несмотря на прохладный день, воротник рубашки от усилий стал влажным. Он шел от парковки на Хай-стрит и, казалось, просто за секунды пожирал расстояние — каждым яростным шагом. Она назвала его трусом, о Боже. Она обозвала его еще много как, но уязвило именно это — и она это знала.
Схватка началась вчера после ужина, когда Бри, поставив заскорузлую кастрюлю в старую каменную раковину и сделав глубокий вдох, повернулась к нему и сообщила, что прошла собеседование на работу на Северо-Шотландской гидроэлектростанции.
— Работу? — глупо переспросил он.
— Работу, — повторила она, сощурившись.
Он чуть было не сказал: 'Но у тебя есть работа', успев заменить это на довольно мягкое, как ему казалось: 'Зачем?'
Неспособная к тихой дипломатии, она вперила в него пристальный взгляд и сказала:
— Потому что одному из нас нужно работать, и если ты не собираешься этим заняться, то, значит, должна я.
— Что ты понимаешь под 'нужно работать'? — спросил он. Проклятье, она права, он — трус, потому что чертовски хорошо знал, что она имеет в виду. — Нам пока хватает денег.
— Пока, — согласилась она. — На год или два. Может больше, если будем аккуратны. И ты считаешь, мы должны просто сидеть на задницах, пока деньги утекают? А что потом? Потом начнешь думать, чем нужно заняться?
— Я уже думал, — процедил он сквозь зубы. По правде говоря, он ничем другим в эти месяцы и не занимался. Была еще книга, конечно. Он записал все песни, которые перенес в памяти из восемнадцатого века, и снабдил их комментариями. Однако это едва ли было работой, и не принесло бы много денег. Но большую часть времени он размышлял.
— Да? И я тоже.
Она развернулась к нему спиной и открыла в раковине заглушку, словно вытекающей водой хотела смыть все, что Роджер мог сказать в ответ. А может быть просто отвлеклась, чтобы постараться взять себя в руки. Вода сбежала, и Бри повернулась снова.
— Послушай, — начала она, стараясь говорить рассудительно. — Я не могу больше ждать. Не могу оставаться вне игры годами, а потом в любое время заскочить обратно. Прошел почти год с того времени, когда у меня была последняя работа консультантом, я не могу больше ждать.
— Ты никогда не говорила, что собираешься вернуться на постоянную работу.
Когда с Мэнди было все в порядке и ее выписали из больницы, Брианна выполнила пару небольших заказов в Бостоне: короткое консультирование проектов, которые нашел для нее Джо Абернати.
'Послушай, парень, — доверительно сказал Джо Роджеру, — она неусидчивая. Я знаю эту девочку, ей необходимо двигаться. Она была сосредоточена на малышке день и ночь, вероятно, с момента ее рождения; была заперта в больницах с врачами, а сейчас неделями приклеена к детям. Ей нужно отвлечься от собственных мыслей'.
'А мне нет?' — подумал Роджер, но не сказал этого.
Пожилой мужчина в плоской кепке пропалывал землю вокруг одного из надгробий: мягкая масса вырванной с корнем зелени лежала на земле возле него. Он посмотрел на Роджера, когда тот остановился у стены, и приветливо кивнул ему, но не заговорил.
Роджер хотел сказать Брианне, что та была матерью. Хотел сказать что-то о близости между ней и детьми, что она нужна им так же, как воздух, и еда, и вода. Он порой завидовал тому, что не нужен им настолько основательно. Как она может отвергать этот дар?
Что ж, он попытался сказать что-то в таком роде. Результатом стало то, чего можно ожидать от зажженной спички в наполненной газом шахте.
Роджер резко развернулся и пошел прочь с церковного двора. Он не мог говорить с пастором прямо сейчас — более того, он вообще не мог говорить. Сначала необходимо остыть — вернуть свой голос.
Он свернул налево и пошел вдоль Хантли-стрит, изредка поглядывая через реку на фасад Святой Марии — единственного католического храма в Инвернессе.
Вначале, в какой-то более рациональный момент спора, она предприняла попытку узнать, было ли это ее виной.
— Все из-за меня? — спросила она серьезно. — Я имею в виду, что я католичка. Я знаю... Я знаю, это все усложняет, — ее губы дернулись. — Джем рассказал мне о миссис Огилви.
Роджеру было не до смеха, но, вспомнив, он не смог сдержать короткой улыбки. Он был за амбаром, пересыпал в тачку хорошо перепревший навоз, чтобы разбросать его по огороду. Джем помогал со своей маленькой лопаткой.
— Ты шестнадцать тонн дай нагора! (Песня о шахтерах 'Шестнадцать тонн' Теннесси Эрни Форда была так популярна в 60-е годы в СССР, что люди, не зная оригинального текста, придумывали свой и распевали на вечеринках — прим.пер.) — пропел Роджер, если нечто вроде хриплого карканья, которое у него получилось, можно было так назвать.
— В поту день прожил, но глубже в дерьме, — рыкнул Джем, стараясь как можно лучше интонировать голос в уровень с Теннесси Эрни Фордом, но потерял контроль, соскальзывая на хихиканье.
Именно в этот неудачный момент, обернувшись, он обнаружил, что у них посетители: миссис Огилви и миссис МакНил — столпы женского общества Алтаря и Чая Свободной Северной церкви Инвернесса. Он знал их, и также знал, что именно они делали здесь.
— Мы пришли, чтобы нанести визит вашей доброй жене, мистер МакКензи, — улыбаясь с поджатыми губами, сказала миссис МакНил. Он не был уверен, что означает это выражение лица — попытку защититься или это просто опасение, что ее плохо подогнанные искусственные зубы могут выпасть, если она откроет рот шире, чем на четверть дюйма.
— Ах. Боюсь, что она уехала в город, — Роджер вытер руку о джинсы, размышляя, не протянуть ли ее для рукопожатия. Но, посмотрев на ладонь, подумал, что лучше не стоит и вместо этого кивнул им. — Но, пожалуйста, входите. Попросить девушку сделать чай?
Они затрясли головами в унисон.
— Мы до сих пор не видели вашу жену в церкви, мистер МакКензи, — миссис Огилви пригвоздила его тусклым взглядом.
Что ж, он ожидал этого. Можно было выиграть немного времени, сказав: 'Ах, ребенок был болен...', — но в этом не было смысла, и не стоило откладывать неизбежное.
— Нет, — с любезностью проговорил он, хотя его плечи непроизвольно напряглись. — Она католичка и была на мессе в Святой Марии в воскресенье.
Квадратное лицо миссис Огилви от изумления вытянулось и превратилось в кратковременный овал.
— Ваша жена папистка? — спросила она, давая ему шанс исправить очевидный бред, который он только что произнес.
— Так и есть. С рождения, — Роджер слегка пожал плечами.
За этим признанием последовала относительно непродолжительная беседа. Короткий взгляд на Джема и резкий вопрос, ходит ли он в воскресную школу, резкий вдох после услышанного ответа и буравящий пристальный взгляд, брошенный на Роджера перед тем, как они ушли.
— Ты хочешь, чтобы я перешла в протестантизм? — требовательно спросила Бри в продолжение спора. И это был вызов, а не предложение.
Ему внезапно и отчаянно захотелось попросить ее сделать именно это — просто, чтобы посмотреть, поступит ли она так из любви к нему. Но религиозная совесть никогда бы ему этого не позволила, а еще больше помешала бы это сделать совесть любящего человека. Ее мужа.
Хантли-стрит внезапно перешла в Бэнк-стрит, и загруженные пешеходами торговые окрестности исчезли. Он миновал небольшой мемориальный скверик, устроенный в память о службе медсестер во время Второй Мировой войны и, как всегда, подумал о Клэр. Хотя в этот раз с меньшим восхищением, чем обычно.
'А что бы ты сказала?' — подумал он. Но и так чертовски хорошо знал, что она сказала бы, или, как минимум, чью сторону приняла бы в этом вопросе. Сама Клэр не задерживалась в статусе 'матери на полное время', не правда ли? Она пошла учиться в медицинскую школу, когда Брианне было семь. И папа Бри, Фрэнк Рэндалл, подставил плечо, хотел он того или нет.
Роджер ненадолго замедлил шаги, размышляя. Ну, тогда неудивительно, что Бри думала...
Он миновал Свободную Северную церковь и слегка улыбнулся, подумав о миссис Огилви и миссис МакНил. 'Они вернутся, — подумал он, — если я ничего не предприму по этому поводу'. Ему была знакома разновидность такой непреклонной доброты. Боже милостивый, а если они услышат, что Бри вышла на работу и, по их разумению, бросила его с двумя маленькими детьми, они наперегонки будут бегать к нему с пастушьими пирогами и горячей выпечкой. 'Это, возможно, не так уж и плохо', — подумал он, мечтательно облизнувшись. Вот только они же останутся, чтобы совать свои носы в работу его хозяйства, а пустить их на кухню Брианны — это станет не просто игрой с динамитом, а преднамеренным метанием бутылки с нитроглицерином в самое сердце его брака.
'Католики не верят в развод, — однажды сообщила ему Бри. — Мы верим в убийство. Всегда есть исповедь, в конце концов'.
На отдаленном берегу виднелась единственная Англиканская церковь Инвернесса — храм Святого Эндрю. Одна католическая церковь, одна англиканская и не менее шести пресвитерианских церквей, — все они располагались квадратом у реки, на расстоянии меньше чем четверть мили. 'Это скажет тебе все, что нужно знать о характере Инвернесса', — пришла ему в голову мысль. И он говорил об этом Бри — хотя без упоминания своего собственного кризиса веры, который прекрасно осознавал.
Она не спрашивала. Надо отдать ей должное, она ни о чем не спрашивала. В Северной Каролине его почти рукоположили, и, в критических обстоятельствах, которые прервали этот обряд, после рождения Мэнди, разлуки с общиной Риджа, с решением рискнуть и пройти сквозь камни... никто не упоминал об этом. Более того, когда они вернулись, была срочная необходимость позаботиться о сердечке Мэнди, а после каким-то образом устроить их жизнь... и вопрос о его служении не поднимался.
Он думал, что Брианна не упоминала об этом, потому что не знала, как он собирался решать этот вопрос, и не хотела выглядеть так, словно подталкивает его в любом из направлений. И если ее католицизм усложнял его пресвитерианское служение в Инвернессе, Роджер не мог игнорировать тот факт, что и его служение могло быть причиной серьезных трудностей в ее жизни. И она знала это.
В результате, никто из них ничего не обсуждал во время работы над деталями их возвращения.
Они продумали практически все настолько хорошо, насколько могли. Он не мог вернуться в Оксфорд без детально отшлифованной легенды.
'Ты не можешь просто вскочить и выскочить из академического сообщества', — объяснял он Бри и Джо Абернати — доктору, который долгое время был другом Клэр до того, как та отправилась в прошлое. 'Правда, ты можешь уйти в творческий отпуск или просто взять продолжительные каникулы. Но у тебя должна быть заявленная цель, и когда ты вернешься, нужно показать результат твоего отсутствия в виде опубликованного исследования'.
